На вторую ночь ударил ощутимый мороз: гроза, которую пережидали в походном шатре Александр со Сбыславом, оказалась прощальной. На степь надвигалась зима, первый ночной морозец положил травы, и Сартак с разрешения Бату-хана пригласил Невского на охоту.
— Не целься в молодых птиц, — предупредил Сбыслав.
Он и тёмник Неврюй — как выяснилось, друг детства Сартака — были приглашены тоже, но ехали чуть позади князя и царевича, соблюдая дворцовый этикет. За ними на почтительном расстоянии следовали ловчие, слуги и небольшая отборная охрана.
В отличие от молчаливого отца Сартак был весьма разговорчив, а главное, на редкость искренен. Ему чрезвычайно нравился Невский — ровесник, добившийся похвалы самого Субедей-багатура! — а потому он болтал, расписывая красоты прижатой морозом степи. Александр понимал лишь отдельные слова, которые его заставил вызубрить Сбыслав. Это ставило князя в зависимое положение, чего он совершенно не выносил, а потому и спросил вдруг разболтавшегося царевича:
— Ты говоришь по-кыпчакски?
Он имел в виду половецкий язык, но сознательно назвал половцев их родовым, а не русским именем (русские называли этих пришлых степняков половцами за цвет их волос, напоминающий полову), чтобы не поминать монгольских врагов всуе.
— Говорю! — с радостным удивлением сказал Сартак. — Его понимают все татары, а мне приходится отдавать им повеления.
— Вот и давай беседовать на их языке.
— Откуда ты его знаешь, князь Александр?
— Моей бабкой была половчанка. В наших землях шла тогда большая смута, каждый князь воевал только за себя и за свой удел. Потому-то и брали в жены половчанок, чтобы заручиться поддержкой сильных половецких ханов.
— И вера во Всемогущего Бога не препятствовала этому? — спросил, помолчав, Сартак.
Невский сразу уловил тон, каким царевич произнёс эти слова: в нем прозвучало христианское почтение. И не удержался от удивлённого взгляда. Сартак поймал его, положил руку на колено Александра, сказал приглушённо:
— Я — сторонник несторианского учения. Мы считаем православных еретиками, но тебя, Александр, это не касается. Ты — пример для меня не только потому, что так сказал мой отец.
— Постараюсь оправдать, царевич…
— Никаких царевичей и никаких князей! — решительно перебил Сартак. — Я — Сартак, ты — Александр. Мы — ровесники и друзья.
И поскакал вперёд, застеснявшись внезапного взрыва искренности. Невский догнал его, некоторое время ехали молча.
— В Ясе твоего великого прадеда сказано об уважении ко всем богам. А наши церкви и монастыри обложены десятиной.
— Я — чингисид и чту Ясу превыше Библии. Эта досадная ошибка будет исправлена. Церкви, монастыри и все священнослужители будут освобождены от всех налогов.
Сартак говорил, строго глядя перед собой и ни разу не назвав князя просто Александром. Невский понял, что он все ещё ощущает досаду от своего искреннего порыва. А может быть, не досаду, а сожаление? Как бы там ни было, а пока следовало помолчать, предоставив царевича собственным размышлениям.
Но молча ехать, по счастью, пришлось недолго. То ли Сартак чересчур углубился в собственные думы, то ли князь оказался более внимательным, но именно он первым заметил тяжёлый взлёт двух взрослых, откормленных дроф. И требовательно протянул руку:
— Лук! Лук и стрелу!
Несколько обескураженный царевич безропотно исполнил просьбу. Александр наложил стрелу, вскинул лук, прицелился и натянул лук по-монгольски…
— Отец! — восторженно закричал Сартак, вбегая в шатёр. — Александр Невский умеет стрелять по-нашему! Он одной стрелой поразил дрофу!…
В шатре в ожидании молодёжи сидели Бату и Субе-дей-багатур. Радостно взволнованный царевич умчался снимать охотничье снаряжение и готовиться к пиру.
— Ты был прав, учитель, посоветовав поближе познакомиться с Невским, — сказал Бату, тёплой улыбкой проводив сына. — Каждый день мы открываем в нем новые и весьма приятные черты.
— Постарайся прожить подольше, хан, — с неожиданной угрюмостью проворчал Субедей-багатур.
— Ты опять заговорил загадками.
— Я всегда говорил тебе правду. И сейчас скажу, хотя эта правда тебе очень не понравится.
— Так говори.
— Невский очень умен, — основательно подумав, сказал Субедей-багатур. — Если бы он был монголом, к его имени непременно добавили бы прозвище сэ-чэн. Александр-сэчэн.
Советник замолчал. Молчал и Бату: «сэчэн» по-монгольски означало «мудрый», и здесь было над чем призадуматься.
— Ты ещё не закончил разговор, учитель.
— Горячую кость обгладывают неторопливо, хан. Сартак отважен, искренен, порывист, но — простоват. Александр-сэчэн; уже объездил его, осталось лишь перехватить поводья. Так что живи подольше, хан Бату.
Бату долго молчал, хмуро сдвинув брови. Сказал, спрятав вздох:
— Я не властен над собственной смертью, учитель. Я властен над жизнью и смертью любого из моих подданных. Если в этом твоя загадка…
— Не в этом! — с неожиданной резкостью перебил старый полководец. — Ты спешишь по проторённой дороге, это легко, но бессмысленно. Тебе нужно искать друзей рядом с собой, пока враги далеко. Да, в твоей власти убить Невского, но я ничего глупее не слышал за всю свою долгую жизнь. За Невского поднимется вся Русь, и ты окажешься меж двух жерновов, которые сотрут тебя в пыль. Ответь мне, кто не смеет выдернуть поводьев из чужих рук?
— Сын у отца, — неуверенно сказал Бату.
— Сын у отца, — подтвердил Субедей-багатур. — Вот загадка, которую придётся решать.
— Как?! — выкрикнул Бату, подавшись вперёд. — Как, старик, можно решить загадку, которую решить невозможно?
— Невский мудр, но не способен на хитрость, потому что выше любой хитрости. Рассудителен, потому что понимает, куда именно клонит собеседник, уже в начале беседы. Благодарен, потому что слишком горд для того, чтобы просить. Исполнен искреннего почтения к старшим, потому что очень силён сам.
Бату насторожённо молчал.
— Наконец, он очень любит своего отца.
— Все сыновья любят своих отцов, — проворчал хан. — Это естественно, но какой вывод должен сделать я?
— Оскорбление отца больше личного оскорбления. Благоразумно было бы не унижать князя Ярослава повелением прибыть с изъявлением рабской покорности.
— Мои рабы не должны знать исключений! — резко сказал Бату.
— Сделай вид, что ты про него забыл, — осторожно подсказал Субедей-багатур. — Он удивится, встревожится и приедет на поклон сам.
Бату, размышляя, медленно кивал головой.
2
Вечером был прощальный пир, а на утренней заре Невский выехал домой. Его провожали Сартак с Не-врюем и сотней гвардейской стражи Бату-хана. И опять князь с царевичем ехали впереди, опять Сартак болтал ни о чем, а Александр лишь поддерживал беседу, недоумевая, до какого же предела их решили провожать с таким почётом.
Рубежом оказались две новые юрты из серого армейского войлока, расположенные прямо подле дороги. Перед той, что была побогаче и повмести-тельнее, стоял бунчук с соловым конским хвостом. Четыре дня назад, когда Александр проезжал по этим местам, никаких юрт здесь не было, и это его удивило.
— Отец повелел продолжить ямской путь до стольного города великого князя Ярослава, — улыбнулся Сартак. — На каждом перегоне гонцы смогут менять коней, а посольства и торговые караваны укрываться от непогоды. Это ещё более сблизит нас, Александр.
— По твоей просьбе, Сартак? Прими мою благодарность.
— Гонец, исполняющий мою просьбу, обгоняет тебя на три перегона, и ты узнаешь о ней по приезде. Мысль о ямской дороге подсказал отцу Субедей-багатур. Такому полководцу, как князь Невский, не следует терять время попусту, сказал он.
— Я воспользуюсь этой дорогой, как только вышвырну ливонских рыцарей из наших земель.
— Буду ждать тебя с победой. — Сартак опять улыбнулся, но на этот раз с некоторым смущением — Федор научил меня двум русским словам. До свидания, Александр.
Прощальные слова Сартак произнёс по-русски с немыслимым акцентом И Невский повторил их:
— До свидания, Сартак.
На этом они тогда и расстались. Сбыслав получил от Неврюя богато отделанную саблю, а Сартак лично надел князю на безымянный палец дорогой перстень с изумрудом. Это Александра несколько расстроило, потому что оружие он любил несравненно больше драгоценностей, но Сбыслав все объяснил:
— Ты же вручил ему боевой меч, князь.
— Ну и что? Вполне естественно отдарить меня тем же.
— Естественно для нас, но не для монголов. Обмен оружием — начало обряда побратимства.
Обратный путь проделали куда быстрее, потому что не связывал обоз. Пустые телеги плелись, как могли, а князь со Сбыславом, Савкой и небольшой охраной гнали, сколько выдерживали кони, потому что ямской путь ещё не достиг Владимира. Здесь уже стояла зима, на поля лёг снег, и, въехав в родные места, все придержали коней и торжественно перекрестились.
