Хуэйчжэн жил в удивительно скромном доме, что свидетельствовало о его честности; большинство правительственных чиновников рассматривало стяжательство — путем вымогательства у просителей максимально возможной суммы — как дело более важное, нежели вершение правосудия. Жену Хуэйчжэна Мартин так и не увидел, их встретили лишь дети — два мальчугана и девочка.
— Скоро я стану отцом третьего сына, — со счастливой улыбкой пояснил Хуэйчжэн.
Несколько дней Мартину пришлось подождать, но зато он успел обследовать берег и выбрать место под склад. После этого он отправился вниз по реке в Нанкин и доложил о результатах отцу и брату, а в конце года снова вернулся в Уху. При виде Мартина Хуэйчжэн расплылся в улыбке:
— Вам даровано разрешение, Баррингтон.
— Я счастлив и думаю, так же счастлив будет мой отец. Я желаю процветания вам и вашей семье, Хуэйчжэн. Позвольте спросить: облагодетельствованы ли вы третьим сыном, которого вы ждали?
— На то, видно, не было воли богов, — вздохнул Хуэйчжэн. — Моя жена разрешилась дочерью. Две дочери — можно ли представить для мужчины большее несчастье?
— Но у вас еще двое сыновей, — напомнил Мартин.
— Четверо сыновей куда лучше, — заявил Хуэйчжэн. По конфуцианским законам только сын мог совершать жертвоприношение небесам после смерти отца; не оставившему сыновей мужчине суждено было уйти в иной мир без надлежащей церемонии… Но вскоре к Хуэйчжэну вернулось свойственное ему доброе расположение духа. — Сейчас вы пообедаете со мной и посмотрите на младшенькую. Мы назвали ее Лань Гуй — Маленькая Орхидея.
— Значит, быть ей красавицей.
— Будем надеяться, — сказал Хуэйчжэн и снова опечалился.
На следующий год Дом открыл склад в Ханькоу; теперь Мартина так же хорошо знали на реке, как и на морском побережье. В каждую свою поездку Мартин непременно останавливался в Уху — проверить, как идут торговые операции, и разделить трапезу с управляющим. Они стали с ним близкими друзьями, Мартин с восхищением любовался его очаровательными детьми. Не заставил себя ждать и пятый ребенок — опять девочка, к вящему негодованию Хуэйчжэна.
— Как же может сбыться пророчество о грядущем величии моей семьи, если у меня рождаются одни дочери? — причитал он.
— Но, возможно, и к лучшему, если оно не сбудется? — Мартин взъерошил кудряшки Лань Гуй, своей любимицы; девочка, в свою очередь, обожала большого варвара. — Разве ты не имеешь уже всего, о чем только можно мечтать, а, дружище?
— Теперь на реке спокойно, и я хочу открыть склад в Кантоне. — По-прежнему ясный мозг Роберта Баррингтона не уставал выдавать новые идеи.
Даже Адриана это предложение застало врасплох.
— Это все равно что размахивать перед быком красной тряпкой, — возразил он.
— Ну и что? Чего нам бояться, если мы намного больше и сильнее быка? Почти вся торговля в Кантоне и в округе незаконна. Она существует только благодаря заведенному порядку и с молчаливого согласия кантонских властей. Пекин никогда не признавал ее законной. Но ведь и другие наши торговые центры не получили официального признания столицы. А если множество людей занимается подпольной торговлей, еще один незаконный акт не вызовет чрезмерного беспокойства.
Роберт посмотрел на Мартина.
— Или ты боишься наскоков шайки жуликоватых голландцев и португальцев?
— Ни в коей мере, отец. Но что ты скажешь о жуликоватых англичанах?
— Если они набросятся на тебя, мальчуган, — усмехнулся Роберт, — тогда они в самом деле проходимцы и так к ним и следует относиться.
— По сути, ты идешь на войну, — грустно сказала Джейн, когда они с Мартином вышли прогуляться в саду.
— Я бы не сказал. Думаю, отец прав, они слишком хорошо знают нашу силу, чтобы открыто выступить против.
— Ну, а кинжал в спину где-нибудь в темном уголке?
— Это не так-то просто сделать — даже если совесть позволяет. — Ее тревога напомнила ему о словах Чуньу, и он искоса взглянул на шедшую рядом женщину. — А если это все-таки случится, ты будешь меня оплакивать, Джейн?
Она остановилась:
— Да, я буду горько оплакивать тебя, Мартин.
Он тоже встал и посмотрел ей прямо в лицо. Они зашли в гущу цветущего сада, из дома их не могли видеть.
— В таком случае я обязательно вернусь.
Она провела языком по губам, быстро и смущенно, ее щеки зарделись.
— Он так плохо к тебе относится? — мягко спросил Мартин.
— Он никак ко мне не «относится», по твоему выражению.
Мартин нахмурился.
— Вы не спите вместе?
Она пожала плечами:
— Нет, с тех пор как зачали Джоанну.
— Не могу поверить. Скажи мне, в чем дело?
— Возможно, я слишком часто говорила то, что думаю.
— Но ты по-прежнему его жена.
— Я живу в мире, — ее голос срывался, — в котором все подчинено имени Баррингтонов. У меня двое детей. Что же мне делать, по-твоему?
Неожиданно она оказалась в его объятиях, он стал целовать ее рот, нос, глаза и щеки, потом подхватил на руки, отнес к одному из разбросанных по саду каменных сидений, опустил на него и вновь покрыл поцелуями.
— Я люблю тебя, — выдохнул он. Но так ли это? Он хочет ее, в этом нет сомнений. Но любовь со всем, что за ней следует? Чужая жена. Жена его брата!
— Мартин, — прошептала Джейн. — О Мартин! — Она отвечала ему такими же страстными поцелуями. Вдруг ее тело окаменело. Она испытывала желание, как и он… но не смела. Он читал это в ее глазах.
— А что прикажешь делать мне?
— Поезжай в Кантон, — взмолилась она. — Но… пожалуйста, возвращайся!
Наставить рога собственному брату — величайший грех, который только можно совершить. Сама мысль об этом коробила Мартина. Но он знал, что это обязательно произойдет, когда он вернется в Нанкин. А возвращения не избежать.
Но сначала — Кантон. Лавируя между перегораживающими устье бесчисленными песчаными наносами и отмелями, огромная джонка вошла в широкий залив, ведущий в Жемчужную реку; орудийным выстрелом она салютовала крепости Богэ, которая охраняла выход в море. Удостоверившись, что «Королева Янцзы» несет флаг Дома Баррингтонов — серебряный дракон на синем фоне, — гарнизон приветствовал ее ответным выстрелом. Незадолго до этого Мартин с любопытством рассматривал белые домики и островерхие церкви португальской колонии Макао на южной стороне залива. Для англичан и голландцев, которые осели в здешних местах (женщин и детей варваров не допускали в Кантон, имеющие в этом городе дело купцы вынуждены были строить себе дома в Макао), входящая в реку джонка казалась всего-навсего большим китайским кораблем. Но достаточно скоро они узнают, кто ее владелец и зачем она сюда пожаловала.
— Итак, Баррингтон? — Городской губернатор Вэнь Чжосу принял гостя на веранде своего дворца, с которой открывался прекрасный вид на гавань и реку. Окруженный помощниками и секретарями правитель отличался худобой и высоким ростом, он носил длинные усы и сутулился.
— У меня письма от вице-императора. — Мартин передал папку с ними одному из секретарей.
— Значит, вы будете строить склад здесь, в Кантоне.
— Это заветное желание моего отца, ваше превосходительство.
— Кто только не имеет склад в моем городе. — Вэнь развел руки. — Вы будете торговать с севером?
— И с югом тоже.
Вэнь предостерегающе поднял палец.
— Будьте осторожны, Баррингтон. Если вас схватят за руку, вице-император отменит свое разрешение.
— Схватят за руку, ваше превосходительство? Неужели вы думаете, что я собираюсь заняться контрабандой?
Вэнь прикрыл глаза.
— Вы не англичанин?
— Я подданный Срединного Королевства, — заявил Мартин.
Вэнь скептически улыбнулся:
— В Кантоне и так уже слишком много опиума. И я не хочу, чтобы его стало больше. Теперь ступайте к Сун Танчу, он подготовит документы вам на подпись.
Мартин прошел за секретарем в его контору.
— К чему эти разговоры об опиуме? — спросил он. — Ведь торговля им запрещена?
— Существует императорский указ, который запрещает ввозить опиум, — согласился Сун, отдав распоряжение своему секретарю, молодому человеку, сделать копии нужных бумаг.
— Который игнорируется? — предположил Мартин.
— До Пекина тысячи миль, — пожал плечами Сун, — а опиум приносит большую прибыль. Наш народ по дурости к нему пристрастился, а ваши соотечественники горят желанием им торговать.
— И что, это такое прибыльное дело?
— Ну конечно. Мой господин получает свою долю, как и все мы.
— А теперь он начинает бояться того, что делает?
— Это англичане во всем виноваты, — рассердился Сун. — У них нет никакого чувства меры. Из года в год Ост-Индская компания ввозила в Кантон по шесть тысяч ящиков опиума.
