Но этот подъем духа и тела – был обман… Так бывает подчас, вспыхивает ярко, порывом угасающее пламя и, блеснув могуче, сверкнув далеко кругом, упадет вновь и бессильно, будто мучительно ложится и стелется по земле…
После порывов работать и надеяться, после попыток схватиться с невидимым подступающим врагом и побороть его князь детски, бессильно уступал, сраженный и умственно, и телесно.
– Нет… Рано еще мне… Я не все свершил! – восклицал в нем голос. – Подымись, богатырь!.. Схватись! Потягайся! Еще чья возьмет!..
Но скоро страдным тоном отзывалась в нем эта борьба.
– Нет, не совладаешь… Конец!
С первого же дня октября месяца князь почувствовал себя совсем плохо… и в первый раз сказал вслух:
– Я умираю… Да! Я чую ее… Смерть…
И 5 октября князь вдруг решил, как прихотливый ребенок, покинуть Яссы и ехать в отечество.
Напрасно уговаривала его Браницкая и все близкие остаться спокойно в постели и лечиться.
– Нет. Я умираю. Хочу умереть в моем Николаеве, а не здесь, в чужой земле.
И слабый, едва двигающий членами, едва держащий голову на плечах, сел в коляску…
И три экипажа понеслись в карьер по степи молдавской…
Прошло часа два… Князь изредка заговаривал, обращаясь к племяннице, и произносил отрывисто, но отчетливо и сильным голосом, то, что скользило будто чрез его темнеющий и воспаленный мозг. Это были отрывки воспоминаний и намерений, или порыв веры, или приступ боязни, или простые, но сердечные и последние заботы об остающихся на земле.
Вместе с тем князь вслух считал верстовые столбы… И вдруг однажды произнес резко:
– Тридцать восьмой…
– Нет, дядюшка, еще только тридцать верст отъехали…
– Далеко… Далеко до родной земли… А вот гляди – моя Таврида… Я вижу. Я лучше теперь вижу…
Графиня Браницкая тревожно поглядела на дядю… Если это бред, то как же скакать несколько верст до Николаева! Не лучше ли вернуться скорее назад в Яссы?
Через полчаса князь начал видимо волноваться, тосковать, шевелиться и встряхиваться своим грузным телом.
– Ну, вот… Вот…
Наконец он вдруг вскрикнул:
– Стой…
Все три экипажа остановились… Люди обступили коляску.
– Пустите… Здесь отдохну…
Он вышел, с трудом поддерживаемый рослым гусаром и своим лакеем Дмитрием. Маленький чиновник Павел Саркизов взял плащ из коляски.
Князь отошел немного в сторону от дороги, к верстовому столбу с цифрой 38. Плащ разостлали на земле, и он, с помощью людей, опустился и лег на спину.
Браницкая села около него.
– Вам хуже… Надо ехать назад… Отдохните, и вернемтесь…
Князь не отвечал… Глаза его упорно и пристально смотрели вперед, будто силились разглядеть что-то…
Люди столпились невдалеке, между князем и экипажами… Только молодой чиновник стоял близ лежащего.
Прошло с полчаса среди полной тишины.
– Скажи царице, – заговорил князь тихо. – Благодарю… за все… Любил… одну… Никого не любил… Все все равно… Тебя… Да…
«Убирается!» – грустно, со слезами на глазах подумал Саркизов.
– Скажи ей… Надо… Чрез сто лет – все равно… Лучше она – Великая. Босфор будет… Я хотел… Все можно… Все! Захоти и все… захоти и все…
Он двинулся резко, почти дернулся, и взор его еще пытливее стал будто приглядываться к подходящему… И он вдруг выговорил сильно:
– Да… Да… Иду…
Прошло полчаса… Все стояли недвижно. Никто не шевельнулся. Никто не хотел поверить.
Браницкая присмотрелась к лежащему, тронула его рукой и зарыдала…
Чрез час один из экипажей поскакал в Яссы…
Браницкая уже сидела в отпряженной среди дороги карете…
Люди, офицеры и солдаты стояли кучкой у пустой коляски и уныло, односложно, даже боязливо перешептывались.
Скоро опустилась на все темная и тихая мгла.
А на краю дороги, близ одинокого верстового столба, на земле, среди разостланного плаща лежало тело «великолепного князя Тавриды».
Около него стоял недвижно солдат-запорожец, поставленный на часах… А у края плаща сидело в траве маленькое существо… понурившись, съежившись, и думало…
«Да… Вот… Велик был… А что осталось… Меньше меня…»
Среди ночи запорожца сменил высокий гусар… Он пригляделся к покойнику и вымолвил:
– Павел Григорьевич!
– Ну… – отозвался юноша-чиновник.
– Нехорошо… Глаза не закрыли… Что ж это они – никто… Надо закрыть…
– Да…
– Я закрою…
Гусар присел на корточки около тела и толстыми, неуклюжими пальцами старался опустить веки на глаза… Но застывшие веки вновь подымались.
– Пусти! – выговорила уныло маленькая фигурка. – Я закрою…
– Ничего не поделаете… Надо вот…
Он полез в карман и, достав два больших медяка, закрыл по очереди каждое веко – и накрыл монетами…
– Это завсегда надо кому… вовремя взяться… – сказал гусар. – Покуда теплый…
– А кому надо-то? Чья забота? – грустно отозвался маленький человечек.
– Кому? Вестимо… Ближним…
– Он на свете-то был… вот что я теперь… Выше всех, но один! А я-то вот… И ниже всех – и один…
Угождать (фр.).
«Венера Митавская» (фр.).
Вы клевещете на историю! (фр.).
Чтобы понравиться баронессе (фр.).
Это плутовство Алкивиада (фр.).
характера (фр.).
плутовство – кокетство мужчин (фр.).
Укротите льва (фр.).
пару (фр.).
Я нашла… это – зверь Сэнт-Люка (фр.).
божьей коровке (фр.).
когда ждешь меньше всего (фр.).
я держусь этой детали (фр.).
Я – чистосердечна (фр.).
Чего хочет женщина, хочет и Бог (фр.).
когда Святая Дева не воспротивится (фр.).
Вольтерьянка! (фр.).
Скорее… бездельница (фр.).
От фр. blasphemer – богохульствовать, кощунствовать.
Мой государь (фр.).
Болен! Понимаете! Болен… Все… совершенно… (нем.).
Дорогой (нем.).
Мой Бог! (нем.).
Да, высочество! Нет, высочество… Ваш слуга… высочество… (фр.).
Совсем просто (нем.). Простота! Святая простота! (лат.) Смелей, мой мальчик! (фр.).
Он выглядит потерянным (фр.).
Он – не француз (фр.).
Французский маркиз. Морельен де ля Тур… (фр.).
Эмигрант – возможно… Маркиз – более или менее… Француз – никогда! (фр.).
Выставьте за дверь… (фр.).
Милая крошка (фр., ит., нем., англ., исп.).
пугало (фр.).
Мало соли (фр.).
Сенбернар – порода крупных собак, выведенная в Альпах для горноспасательных работ.
Фурьер – заготовщик продовольствия.
Берейтор – объезжающий верховых лошадей и обучающий верховой езде.
Берлин – род четырехместной крытой коляски.
Рыдван – старинная большая карета для дальних поездок, куда впрягалось несколько лошадей.
Форейтор – при запряжке цугом кучер, сидящий верхом на одной из передних лошадей.
Митава – старинный прибалтийский город (ныне – Елгава), основанный в середине XIII в. и бывший ряд лет столицей Курляндского герцогства.
Самойлова – одна из четырех сестер Энгельгардт, супруга графа А. Н. Самойлова (см. примеч. к с. 397).
Скавронская Екатерина Васильевна – урожденная Энгельгардт, племянница Потемкина, в 1781 г. вышедшая замуж за П. Г. Скавронского, внучатого племянника Екатерины I, действительного камергера и российского посланника в Неаполе.
Браницкая Александра Васильевна (1754–1838) – урожденная Энгельгардт, любимая племянница Потемкина, находившаяся, во слухам, в интимной связи с ним; графиня, жена Ксаверия Браницкого, великого коронного гетмана Польши.
Генерал-аншеф – третье генеральское звание в русской армии XVIII в.
Алкивиад (ок. 450–404 вв. до н. э.) – афинский стратег с 421 г. в период Пелопоннесской войны, племянник Перикла, ученик Сократа. Бурная жизнь Алкивиада отражена во многих литературных произведениях.
Премьер-майор – чин в русской армии, равный подполковнику.
