Но вот появились передовые отряды противника, начались короткие стычки. Подтягивались новые силы, схватки стали ожесточеннее, наконец развернулось сражение. Крутояр медленно, с боями начал отступать. «Ничего, – думал он со злорадством, – вы еще не знаете нас, лесных людей, как мы умеем сражаться в дебрях и чащобах. Мы еще покажем, где раки зимуют».
Наконец он соединился с посланным им отрядом, осмотрел приготовленные ими препятствия, остался доволен. С вечера развернул по всей линии войско, изготовился к бою.
С рассветом киевляне перешли в наступление. Крутояр видел, как линии одетых в броню воинов медленно двигались вперед, обходя деревья и кустарники. Вот они ближе, ближе… И тогда по его сигналу стали падать заранее подрубленные на высоте человеческого роста деревья. Падали они в сторону противника, сцепляясь между собой ветвями. С трех сторон киевляне были окружены мощной зеленой стеной, которую ни растащить, ни перешагнуть было невозможно. Это было старое, как сами лесные жители, защитное сооружение – засеки. За них тотчас засели вятичи, и в противника полетели стрелы, камни и дротики.
Киевляне были ошеломлены. Они пытались спастись, прикрываясь щитами. Однако и щиты не спасали, потому что смертоносный дождь летел в них с трех сторон, и от него было невозможно защититься. Тогда они стали пятиться, сначала медленно, а потом все быстрее и, наконец, пустились в беспорядочное бегство. Вятичи выскакивали через заранее созданные проходы и устремлялись вслед…
Победа была полная. Крутояр в изнеможении опустился на срубленное дерево. Он никому не говорил, но в душе сознавал, что по своей молодости и горячности совершил огромную ошибку, организовав поход против Киева, что едва не принес на родину огромные, неисчислимые бедствия. С этим тяжким грузом своей вины он жил последние дни, она вконец измотала его, и он смертельно устал. Но теперь все позади. Теперь его воины гонят противника прочь от границы его племени, и он не скоро решится вторгнуться в его пределы.
Крутояр посидел некоторое время. Шум битвы уходил вдаль и становился все слабее и слабее. Вдруг его внимание привлекло какое-то движение в кустарнике. Не успел он что-то подумать, как сильный удар в грудь поверг его на землю. Он хотел приподняться, но не хватило сил. По телу пробежала мелкая зябкая дрожь и осела внизу живота ледяным комком, а глаза затуманила кроваво-красная пелена. Он взглянул вверх. Деревья вместе с голубым небом пошли куда-то вбок и в сторону. И вдруг он услышал голос Листавы:
– Миленький… Вставай, миленький. Иди ко мне.
– Не могу, – ответил он ей непослушными губами. – Сил нет. Ослаб я.
– А ты поднимайся полегоньку. Я жду тебя. Я люблю тебя. Я так истосковалась по тебе…
– Я иду, иду… Жди меня, – шептал он, теряя силы…
– Гляди-ка, еще дышит, – раздался над ним громкий голос.
– И губами шевелит.
– Пусть шевелит. Скоро сдохнет.
И это были последние слова, которые услышал Крутояр.
Отбив нападение вятичей, Игорь решил немного развеяться. Игорь на три дня отправился на охоту. Когда вернулся, к нему в комнату вошла Ольга. Она была какой-то странной, серьезной и задумчивой. Во время ничего не значившего разговора задала неожиданный вопрос:
– Ты не размышлял, почему мы верим в разных богов?
Игорь пожал плечами. Ответил:
– Почему в разных? По-моему, боги одни…
– Если бы!… У варягов главный бог Один. Он победил исполина Имира, из его плоти смастерил землю, из крови – море, из костей – горы, из волос – леса, из черепа – свод небесный. А что у славян? Одни считают, что главный бог у них – Род, а русская дружина поклоняется Перуну.
– К чему эти мудрствования? – нетерпеливо перебил он ее. Он не любил многословия и путаных рассуждений и принимал жизнь такой, какая она есть, не пытаясь переосмыслить. Вечно эта Ольга что-то пытается накрутить.
– Но ты сам посуди: у славян бог любви Леля, женщина, а у варягов – Бальдре, мужчина. Бог один, но почему у разных народов он разнополый?..
– Откуда мне знать, – ответил Игорь, окончательно сбитый с толку рассуждениями Ольги. – Значит, так надо.
– И жизнь у них разная. Леля появляется только весной и летом, а потом засыпает и неизвестно куда девается. А Бальдре испытывает всевозможные приключения: злые духи убивают его жену, пытаются убить его самого. Это как же: бог один, а жизнь разная?
– Я не понимаю, к чему ты затеяла этот разговор, – начиная раздражаться, проговорил Игорь.
– Как к чему? Я вот варяжка, но живу на Руси. Как, по-твоему, в каких богов я должна верить? В детстве меня приучали почитать скандинавских, а сейчас молюсь славянским. Но ведь они разные, с разными судьбами, существуют в разных мирах! А если мы коснемся мадьярских или литовских богов…
– Зачем тебе их касаться? Молись своим, к каким привыкла с детства!
– Не могу я им молиться, потому что их перебивают славянские боги!
– А от меня-то ты чего хочешь?
– Сама не знаю. Думала, поможешь советом, рассудишь как мужчина…
– Вот мне, мужчине, только этого не хватало – про богов рассусоливать. Наше мужское дело – землю пахать да на поле брани сражаться. А мне еще думать о земле Русской, как ее охранить от ворогов да единой и сильной сделать!
– Но ведь у человека есть дела не только земные, но существует и мир духовный…
Раньше раздражение, копившееся в душе Игоря, чаще всего выливалось в резкие слова, это приводило к размолвкам в их отношениях. Но теперь он стал сдержаннее и в решительный момент или находил какие-то примирительные слова или просто отмалчивался. Вот и на этот раз он пожал плечами, промычал что-то неопределенное и, сославшись на неотложные дела, покинул Ольгу.
Он решил развеяться, прошел на конюшню, велел оседлать коня и поехал по улицам, опустив поводья и подчиняясь воле коня. Конь миновал несколько улиц и вдруг остановился. Игорь огляделся и был поражен: он находился перед домом сбитой им женщины. Видно, сам того не замечая, он правил коня к ее дому.
Некоторое время в раздумье стоял на месте. Наконец решился: «Зайду, посижу. Хоть узнаю, как звать ее». Он медленно слез с коня, привязал его к перилу крыльца и, прихватив походную сумку, вошел в избу.
В маленькое окошечко лился ровный свет. На скамейке сидела хозяйка и вязала. В избе было тихо и как-то по-домашнему уютно. От чего исходил этот уют, Игорь не понимал, но ощутил его всем своим существом.
– Мир дому твоему! – сказал он от порога.
Женщина встрепенулась, удивленно посмотрела на него и быстро встала, низко поклонилась.
– Добро пожаловать, князь. Дорогим гостем будешь.
Она отряхнула передник и отерла им скамейку. Он прошел к столу, вынул из сумки кувшин вина, копченый окорок, пирог с рыбой, медовые пряники. Сказал как можно более бодрым голосом:
– Отужинать с тобой хочу, хозяйка. Кстати, как тебя зовут?
– Зарена. Зареной меня кличут, – ответила она и захлопотала вокруг стола. Поставила две глиняные кружки, разукрашенные затейливым рисунком, нарезала хлеб и окорок, разломила на части пирог. Делала она это быстро и ловко, и Игорь невольно залюбовался ее движениями.
Он разлил вино, поднял свою кружку:
– За что бы нам выпить? Знакомы мы давно… Тогда – за встречу!
– За встречу, князь.
Она не церемонилась и выпила вместе с ним. Закусили.
– Случилось что-то? – спросила она участливым голосом.
– С чего ты взяла?
– Как взглянула, сразу поняла: не в себе ты.
– А! – он неопределенно махнул рукой…
Хмель ударил в голову, жаркой волной прошелся по телу. Гнетущая опустошенность и дурное настроение ушли куда-то вдаль. Стало легко и безмятежно. Он взглянул на нее и увидел в ее облике новое, что приятно удивило и понравилось. У нее были густые волнистые волосы, обрамлявшие довольно приятное лицо. Вновь поразили ее глаза. Они были темно-синими, глубокими. В них он увидел спокойствие и понимание, уступчивость и одобрение. И он, сам того не ожидая, поведал ей, как все молодые годы провел в страхе за свою жизнь, как Олег женил его на нелюбимой женщине, которая до сих пор остается для него чужой и непонятной.
– Твои беды на совести Олега, – ответила Зарена, сострадательно глядя ему в глаза. – Но что мучает тебя? А в чем видишь свою вину?
Он налил себе медовухи, выпил, не закусывая. Ответил:
– Когда ждал престола, то дал клятву себе, что буду править справедливо, изгоню всех лихоимцев и бесчестных людей, буду решать все дела без войны и крови. И что же? Сколько русов погибло в битве с печенегами, сейчас послал войско против славян-уличей… А что творят мои приближенные в волостях и уездах? Когда я направляю их туда, наказываю быть честными и справедливыми, чтобы не брали у населения лишнего. А у них одно на уме – набить себе мошну любыми способами. Как все это вынести?
