Это самый яркий пример, о других вы и сами догадывались и я умолкаю, ибо средневековый ум гораздо злее разума просвещенного, а я не хотел бы учить наше будущее всяким гадостям.
Возглавили ж нас истинные мальчишки. Поручики Витгенштейн, да Винценгерод. Сопляки. Строго сказать, — молокососы. Но у них хватило мужества и самое главное — Чести возглавить народ в тугую минуту. И неизвестно, — что легче — первым взбежать на виду у всей армии на стены Очакова, иль… Совершенным слепцом стоять в кромешной ночи средь криков, стонов и посвиста пуль.
Понятно, что столь молодые ребята просто не в состояньи в их возрасте управиться с мужиками. Поэтому матушка стала выписывать из Германии прусских жидов, коих в ту пору как раз стали выводить за штат за их Кровь.
Люди сии так и не стали в Риге своими. Предубеждение латышей в том, что "жиды нас продали русским" было столь велико, что ни один приказ ими не исполнялся до тех пор, пока не бывал подтвержден любым из немецких мальчишек, взбунтовавшихся в этот день. Так что матушке пришлось создать "Штаб", разрабатывавший детали войсковых операций, но не связанный прямо с армией. (Так как там собрались весьма дельные люди — через двадцать лет Штаб пришел и в русскую армию.)
Для защиты ж несметных сокровищ еврейского гетто возник Рижский конно-егерский, иль матушкина "жидовская кавалерия", — полк, в коем все должности (разумеется, — офицерские) занимали наемники из прусских евреев. Когда они состарились и вышли в отставку, наша армия стала чисто — латвийской. (А безоружным евреям, коих латыши продолжили обвинять в "русских заговорах", пришлось уехать в Америку.)
Все эти события, повлияв на меня, не отразились в моей памяти. Я потихоньку рос в стремительно растущей и богатеющей Риге и воспринимал происходящее, как должное. Первые мои сознательные поступки я числю с окончания Шведской войны. В тот год Шимон Боткин изобрел средство от "сенной болезни.
До той поры мы жили своим, особым мирком — мама, отец, я и Дашка. (Костьку уже в 1788 году отправили в Санкт-Петербург к его истинной матери. Забавно, но она долго считалась кормилицей собственного ребенка!) Начиная с конца апреля и до середины октября я мог выйти на улицу только ночью — чтоб успеть добежать до нашей кареты, которая перевозила нас с Доротеей из дому в дом.
Мало того, что у нас была сенная болезнь, — наша кожа плохо воспринимала солнечный свет. Интересно, что после открытия Боткина этот симптом быстро прошел, — наверно сие было неким осложнением "сенной болезни". Во всем доме фон Шеллингов лишь у нас с Доротеей возникала такая реакция и многие склонны предполагать, что тут Кровь фон Шеллингов смешалась с Кровью Бенкендорфов.
Бенкендорфы — весьма светлой масти. Их кожа такая же розовая, как у их верных хрюшек и на коже много веснушек. По сей день мы с Доротеей и наши дети гораздо сильней "обгораем" на солнце, чем вся наша шеллинговская родня. Возможно, это и было причиной столь жуткого отношения к летнему Солнцу.
Увы, детские впечатления самые сильные и я по сей день ненавижу Солнце, жару и теплое лето. Другим сезоном, заслужившим мою нелюбовь, стала зима.
Видите ли… Я недаром сказал, что в нас с Дашкой Кровь Шеллингов натолкнулась на Кровь Бенкендорфов. Если фон Шеллинги страдают от "сенной болезни" и "проклятия Шеллингов", Бенкедорфы поголовно больны — "ливской болезнью". Другое название этой напасти — "куриная слепота.
Проявляется она так: стоит зайти солнцу за горизонт и вы сразу же видите мир в черно-белых тонах. Я сразу начинаю шарить руками перед собой и могу двигаться только ощупью, натыкаясь на все те предметы, которые еще минуту назад казались малы и безобидны.
Болезнь неспроста называется "ливской", ибо все практически ливы больны этой штукой и она, конечно же, передается им по наследству. Доктор Боткин долго выяснял причины этой напасти и пришел к удивительным выводам.
Да, "куриная слепота" — конечно, — болезнь. Но она — благословение для племени ливов, жившего в совсем необычных условиях.
Ледник, много веков назад сокрушивший почву Прибалтики, отступал на север не сразу. Чем раньше от него освободилась земля, тем плодородней теперь на ней почвы.
Литва — самая плодородная страна из балтийских. Курляндские земли хуже литовских, но и на них прибыльно земледелие. Лифляндские латыши живут только там, где, трудясь на земле, хоть как-то можно свести концы с концами. Дальше — владения финнов.
Финские племена, в отличье от балтских, в массе своей — не земледельцы. Это — потомственные рыбаки. Море кормит финские племена. Но особенность циркуляции вод в Ботническом, Финском и Рижском заливах приводит к тому, что корма для морских обитателей скапливаются на севере. Именно поэтому финны — наиболее богатый народ в сей "семье". Эстонцы живут с меньшей рыбой и поэтому отстают от "северных братьев". Там, где живут самые южные из финских племен — ливы, рыбный промысел, — увы — нерентабелен.
Поэтому ливы традиционно — охотники. И именно ради охоты в них развилась "куриная слепота". Боткин сумел доказать, что у ливов гораздо лучшее восприятие цвета, чем у прочих людей. Вскрытия ж умерших показали, что в задней части нашего глаза есть особые клетки — "шарики" с "палочками.
У людей общее количество этих клеток примерно у всех одинаково. Но у болеющих "куриною слепотой" отношение "шариков" к "палочкам" в два, или в три раза больше обычного! Когда выяснилось, что у всех людей "шарики" расположены ближе к центру глазного дна, а "палочки" — по краям, доктор Боткин пытался выяснить, — как изменяется в темноте качество "прямого" и "бокового" зрений.
В итоге опытов выяснилось, — "шарики" отвечают за цвето-восприятие и ощущенье объема предметов. Они лучше "видят" чем "палочки". У них лишь один недостаток — они не умеют смотреть в темноте. Вот вам истинный смысл "ливской болезни.
Теперь немного истории. В свое время немецкие рыцари подметили удивительный факт: ливские лучники стреляли лучше и дальше что — немцев, что — эстонцев и латышей. Бароны были б плохими вояками, если б не попытались этим воспользоваться.
Ливы, в отличье от прочих племен, получили немалые льготы от новых хозяев. Вскоре все немецкие лучники с арбалетчиками были лишь с ливской Кровью. Мало того, — бароны всячески поощряли браки меж немцами и ливинками, или даже (о ужас!) меж немками и ливскими арбалетчиками. Вскоре смешенье достигло той степени, что немцы других Орденов стали звать наших предков ливонцами, а сам Орден — Ливонским. (Кстати, это единственный случай в истории, когда имя Ордену дал Народ. Тем более — порабощенный.)
В итоге, ливы сравнялись в правах с немцами и совершенно в них растворились. Зато их "куриная слепота" теперь буйствует во всех лифляндских семействах. Приведу забавный пример.
Мой кузен — Государь Николай тоже болен "ливской болезнью". Забавно, что он долго об этом не подозревал, а верней — пытался это скрывать. Все вдруг открылось на обсуждении формы одежды для разных полков.
Николая долго держали "в черном теле" и впервые он стал зваться Наследником после 1816 года, — когда моя матушка решила открыть эту тайну. Государь Александр признал в нем Романова и сразу же поручил забавное дело: создать Устав по ношению формы в новых полках. (В ходе Войны в армию пришли добровольцы, которые служили в старой, — порой дедовской, форме одежды. И вот теперь Империя решила навести Порядок во всем этом деле.)
Николай принялся за дело с особым усердием. Он сразу решил, что не дело — когда полки из соседних губерний имеют слишком разные цвета формы. Он уже знал о взаимной ненависти казаков и латышей, — так что он предложил различать всех по цветам и не сводить рядом враждебные друг другу полки.
Вся Империя была им разбита на "Управления Армий" и внутри каждого Управления полки различались лишь оттенками цвета. Когда будущий Государь принес свой проект к утверждению, генералы схватились за сердце, а интенданты — за голову.
Николай на полном серьезе указал такие цвета: "прелой соломы", "оливково-желтый", "поспелого колоса", "пожухлой травы" и что-то там прочее. К этому он приложил квадратики, окрашенные сими цветами и даже — кусочки окрашенной ткани!
Так вот, — главный Интендант встал перед ним на колени и с ужасом в голосе вопросил:
— Ваше Высочество, да разве же это — не один цвет? Как же нам сие различать?
Николай страшно обиделся. Он прикусил губу и сказал:
— Да вы что! Да я их отличу один от другого на расстояньи версты! Так что не будем придуриваться! Если у вас нет таких красок — так и скажите. Выпишем краски из Пруссии!
Дальше последовала немая сцена. Когда Николай понял, что все его — крупно не поняли, он сухо собрал свои лоскутки и строевым шагом вышел из Комитета.
В русской Армии его признали почти недоумком. По народу пошли анекдоты и сплетни. В армии же латвийской несчастного поддержали, — лифляндские офицеры никогда не могли понять цветовой слепоты русских и прочих славян.
