Макс и указал на ветхий двухэтажный особнячок. Дверь открыла пожилая женщина.
– Что вам? – без лишних церемоний спросила она. Командир начал распинаться об организации, о важности вступления в неё, и нежелательных последствиях отказа от такой чести. Но на лице женщины не дрогнуло и мускула, и когда к ней подбежал мальчишка она суровым голосом сказала
– Внуку всего восемь лет! Так что проваливайте отсюда пока при памяти! – и захлопнула дверь перед опешившим командиром.
– Должно быть, канцелярская ошибка, – пробормотал он, – Макс! Веди отряд обратно, а я разберусь с этим.
– Есть!
Они опять проходили мимо дома Мердеров, и напряжение вновь охватила Мартина, как вдруг он ощутил тычок в спину.
– Эй, как твой брат поживает? Выздоровел? – спросил Макс.
– Уже лучше, – тихо ответил он.
– Надеюсь, он вскоре присоединится к нам. А то было бы забавно, если нам придется стучать в твой же дом, – сказал Макс и злорадно рассмеялся.
"Он знает! Он знает!" – думал Мартин, ощущая смятый лист в кармане. Но больше об этом никто не вспоминал, а лист со адресами улетел в ближайшую канаву.
18.
– Попроси его выписать эту справку! Он не откажет, я уверен, – сказал Йозеф, смотря на Розу умоляющим взглядом. На улицах в преддверии весны уже таял снег, унося в грязных ручьях остатки зимы, а ноги слегка промокли.
– Во время же ты обо мне вспомнил, – ответила Роза. Йозеф виновато опустил глаза, пнул лежащий на земле камушек и он исчез в серой глади лужи.
– Столько времени прошло. Ты всё еще злишься?
– Я и не злилась. Но ты меня обидел.
– Одиннадцать лет, Роза! Нам было всего по одиннадцать лет! Я тогда и не думал о таком.
– Мальчишки… почему вы так поздно взрослеете?
– Не знаю, – ответил он.
Они замолчали, вспоминая каждый свою версию произошедшего два года назад. События, прошедшие через фильтр двух таких разных, но близких умов расставшихся в одночасье.
– А вообще это ты отказалась после этого видится, а не я, – вырвалось из уст Йозефа, но он сразу же пожалел о сказанном.
– Конечно! – вскрикнула Роза непривычно громко, – для тебя же это ничего не значило! А я тогда даже плакала.
– Ну, извини! Извини! Но мне, правда, тогда это казалось неприятно.
– Мог бы хотя бы не плеваться после этого поцелуя.
– Прости. Если тебе станет легче, брат тогда меня не слабо так отметелил. Ведь ты ему всегда нравилась.
– Я знаю, – сухо ответила Роза, – но не он мне. А ты.
– Глупо.
– Очень.
Меньше всего Йозефу хотелось об этом говорить. Несмотря на прошлую близкую дружбу, сейчас от Розы ему была нужна лишь помощь её отца. Они опять замолчали. Он не знал, как вернуться к этой теме, но она сама заговорила.
– И долго ты собираешься так бегать от них? – спросила Роза.
– Пока не отстанут.
– Они не отстанут.
– Знаю.
Начал падать мокрый снег. Где-то там, наверху еще было холодно, но достигая земли, снежинки таяли. Подростки посмотрели друг другу в глаза. Йозеф видел одиннадцатилетнего ребенка решившего поиграть в любовь, а она мучителя и предателя с невинными голубыми глазами.
– Так ты спросишь отца? Мне еще хотя бы год продержаться.
– Поцелуй меня.
– Что?
– Тебе же нужна эта дурацкая справка! Так давай! Только не плюйся от омерзения! – сказала Роза и совершенно не соблазнительно надула губы. Йозеф поддался вперед, ближе к ней. Расстояние стремительно сокращалась, но словно разряд давно копившегося тока оттолкнул Розу, и она ошеломленно посмотрела на него.
– Что случилось?
– Я ничего не сделал, ты сама отскочила! – оправдывался Йозеф.
– Врешь! Теперь ты уже толкнул меня! А что в следующий раз, кулаком меня ударишь?
– Я не…
– Только следующего раза не будет! Зачем я только согласилась с тобой встретиться.
– Потому что мы дружили и всегда понимали друг друга.
– Но ты всё перечеркнул одним июльским вечером.
– Я не хотел. Но и к большему не был готов.
– Мальчишка…
– А кто же еще? Тебе так не терпеться повзрослеть? Почему-то многие хотят поскорее, а я нет. +
Роза неодобрительно цыкнула.
– Все вы так говорите. Но однажды, проснувшись среди ночи, ты поймешь, что детство ушло.
– Как сказал однажды Ицхак: Первые сорок лет детства мужчины самые трудные, – сказал Йозеф, и Роза невольно улыбнулось, но тот час же снова состроила серьезное лицо.
– Меньше слушай этого сказочника. – Мокрый снег перерос в дождь, словно торопя окончить разговор. Паузы между словами увеличивались, и они поняли насколько отдались друг от друга за это время. Ребенок, и его внезапно повзрослевшая подруга зашли под козырёк дома, но слов больше не стало.
– Но хотя бы в знак нашей прошло дружбы, ты поможешь мне достать справку? – заговорил Йозеф. Она осмотрела его с ног до головы.
– Знаешь, это будет тебе даже полезно, – словно кто-то другой заговорил её устами, – может в этом гитлерюгенде ты, наконец, повзрослеешь. – Роза развернулась и пошла прочь прямо под проливным дождем. Не попрощавшись и оставив Йозефа с его проблемой.
19.
Как и тринадцать лет назад Вилланд ходил по магазину, рассматривая антикварный хлам в ожидании владельца. Это один из тех редких дней, когда он был одет в обычную гражданскую одежду. Иногда он всерьез задумывался, что было, если бы он остался здесь работать, но мысли подобные, пресекать необходимо было на корню, и не дай бог озвучивать. И когда, наконец, появился Ицхак, он состроил суровое лицо и без лишних церемоний обратился к нему.
– Если он еще раз сюда придет, передай ему, что хуже от того будет тебе.
– Йозеф? Он не появлялся здесь уже полгода.
– Тем не менее, он постоянно где-то пропадает.
– Сколько ему? Тринадцать? Неужели в таком возрасте он захочет бегать к старику слушать байки? Не в том направлении ищите, гер Мердер. – Вилланд покачал головой.
– Не знаю. Но он совсем не такой, каким должен быть. И кто-то, несомненно, влияет на Йозефа.
– А вы бы хотели влиять на него только сами, не так ли?
– Несомненно. Я его отец.
– Многим детям свойственно противиться старшим. Делать, что угодно только бы не то, что говорят родители.
– Но не Мартин.
– Кто?
– Мозес, – неохотно сказал Вилланд.
– Ах да, непоседа Мозес. Он в своём протесте идет куда дальше Йозефа.
– О чем ты?
Ицхак замолк, сомневаясь. Однако был велик соблазн взглянуть на лицо Вилланд, когда тот узнает.
– Так ты считаешь Мозеса, то есть Мартина истинным патриотом, немцем и национал-социалистом? – говорил Ицхак, идя к своему столу.
– Он это смог доказать.
– И не смотря на то, что он подкидыш?
– Откуда ты знаешь?! В