Чудовищная бюрократическая ошибка или заведомая циничная ложь? Вероятнее последнее. После 12 августа перестали принимать передачи и для митрополита, и для архимандрита Сергия, и для Ивана Михайловича Ковшарова. Объясняли, что всех четверых увезли в Москву. На самом деле все четверо уже были зарыты в безымянной могиле где-то невдалеке от станции Пороховые по Ириновской железной дороге.
Арест застал Юрия Петровича Новицкого врасплох… Но внутренне, духовно Новицкий оказался готов к страшной неожиданности. В Евангелии сказано: «Бодрствуйте, ибо не знаете ни дня ни часа, когда приидет Сын Человеческий». Святой Георгий Новицкий и являет нам пример этого «бодрствования». Ни растерянности, ни тени смятения не сумел обнаружить в нем следователь Нестеров, проводивший первый допрос по делу петроградских церковников. От этого допроса многое зависело, и Нестеров старался.
Он был опытным следователем и свою паутину начал плести осторожно, не давая опомниться подавленному — так казалось Нестерову — Новицкому.
Первый допрос был о правлении Общества православных приходов.
— Когда было собрание, на котором обсуждался вопрос о помощи церковными ценностями голодающим? — небрежно, как бы между делом, спросил Нестеров.
— Специального собрания, посвященного исключительно помощи голодающим церковными ценностями, у нас не было… — ответил Новицкий. — Этот вопрос поднимался на одном из заседаний, но решения мы не выносили. Было просто рекомендовано, чтобы все церкви приняли все меры к сбору золота, серебра, денег и продуктов. Правление выразило также пожелание, чтобы владыка переговорил по этому поводу с благочинными.
— А церковная Комиссия помощи голодающим, в которой вы председательствуете, какие принимала решения?
— Такие же… Только председателем той комиссии является митрополит, а не я.
— Ну хорошо… — сказал Нестеров. — Расскажите мне о собрании, состоявшемся в день событий на Сенной площади…
— В день событий на Сенной площади у нас не было никакого собрания.
— А накануне, до событий были?
— До событий, конечно, были… Было, например, собрание правления, где в присутствии товарища Канатчикова обсуждался вопрос о помощи голодающим…
— Когда правление получило сведения о событиях на Сенной площади? — перебил Нестеров. — В тот же день или позже?
— В этот день правление официально никаких сведений не получало. Сведения были получены через несколько дней и неофициально. Я лично узнал о событиях на Сенной площади на улице…
— От кого?
— Сейчас уже не помню… Приблизительно через дней восемь— десять в правлении стало известно, что на Сенной площади никакой комиссии не было и события там носили явно провокационный характер…
Столь же малоуспешным для Нестерова оказался и второй допрос Новицкого, из которого следователь узнал массу полезных сведений о структуре Общества. Выяснил, что оно состоит из пастырского, богослужебного, хозяйственного, певческого, организационного отделов. Кроме того, Новицкий рассказал Нестерову, что Общество работает над проектами: «1. Общей исповеди; 2. Причащения без исповеди; 3. Отмены поминовения на сугубой ектенье на литургии; 4. Упорядочения сборов на нужды храмов; 5. Регистрации прихожан и согласования приходских уставов с действующим законодательством…»
Сведения эти, несомненно, были чрезвычайно интересными и, перечитывая протоколы допросов Новицкого, невольно досадуешь на следователя, что он ограничился сухим перечислением тем, поднятых Новицким. Хотя, с другой стороны, понятно, что сам Нестеров, оформляя протоколы допросов, тоже испытывал сильную досаду. Ответы Юрия Петровича не давали ни малейшей зацепки для связи деятельности Общества с инцидентами, имевшими место при изъятии церковных ценностей.
Впрочем, похоже, что в первые недели мая начальство не особенно-то и давило на следователя Нестерова. Подготовка процесса пока не являлась главным направлением работы петроградских чекистов. Хотя, надо отдать товарищу Мессингу должное, и этого направления петроградские чекисты не упускали. Основной состав правления Общества православных приходов был уже арестован и рассажен по петроградским тюрьмам, за оставшимися на свободе членами правления шла настоящая охота.
В Клину на платформе купили утренние московские газеты. В газетах, еще пахнущих свинцовой краской, — приговор. Александр Николаевич Заозерский, Александр Федорович Добролюбов, Христофор Александрович Надеждин, Василий Павлович Вишняков, Анатолий Петрович Орлов, Сергей Иванович Фрязинов, Василий Иванович Соколов, Сергей Федорович Тихомиров, Михаил Николаевич Рохманов, Мария Николаевна Телегина и Варвара Ивановна Брусилова были приговорены к расстрелу.
— Что же они делают?! — нервно воскликнул Введенский, едва дочитав статью об окончании процесса над московскими церковниками.
— Серьезная организация… — спокойно ответил Красниц-кий. — ГПУ, Александр Иванович, шуток шутить не будет.
— Ах, Владимир Дмитриевич! — досадливо сморщился Введенский. — Нам же такое дело предстоит совершить! Разве можно его так начинать?!
— Начальству виднее, Александр Иванович… — оглаживая свою бородку, певуче проговорил Красницкий. — А мы что? Мы будем делать то, что прикажут…
— Ах… — сказал Введенский и выбежал из купе. Постоял на вагонной площадке, нервно ломая пальцы, снова вернулся в купе.
Там священник Евгений Белков, прихлебывая из стакана чай, доказывал Красницкому, что столь жесткий приговор произведет на публику очень невыгодное впечатление и, конечно же, в результате это осложнит положение обновленцев, сотрудничающих с ГПУ.
— Вы что же, отец Евгений, в ГПУ шли, чтобы народную любовь завоевать? — насмешливо спросил Красницкий.
Введенский только взглянул на его умное, слегка курносое лицо и сразу почувствовал нестерпимую духоту. Потеснив Белкова, он полез открывать окно. Но и зашуршавший газетами поездной ветер не разогнал духоты в купе.
— Отец Александр! — укоризненно сказал Красницкий. — Закройте окно. Читать же невозможно!
Введенский ничего не ответил. Оставив окно открытым, снова выбежал на вагонную площадку.
Вжавшись в уголок, дрожал псаломщик Стефан Стаднюк, которого везли, чтобы представить «демократическое низшее духовенство». Он так и не сказал за всю дорогу ни слова, а сейчас, подъезжая к Москве, оробел совсем…
На бывшем Николаевском вокзале Александра Ивановича Введенского встречала двоюродная сестра. После первых вопросов о здоровье сестра заговорила о своем муже, московском адвокате.
— Ах, Александр! Ты не понимаешь, что ты делаешь! — сказала она, нервно заламывая руки. — Ты работаешь на большевиков…
Ты разрушаешь Церковь, а Церковь, как говорит Лева, должна сокрушить большевиков… Понимаешь? Я не верю, Александр, ни в какую Церковь, но я должна тебе сказать, что тоже записалась в приход и даже уже причащалась в этом году, хотя для меня это все равно что выпить чаю. Ответь мне: ты понимаешь, Александр, что ты делаешь?
Введенский начал объяснять, что лучше этот вопрос обсудить дома, а не здесь, на платформах вокзала.
— Нет-нет! — испуганно запротестовала сестра. — К нам сейчас нельзя, Александр. У Левы сейчас такая клиентура, что они Бог знает что подумают, если увидят тебя у нас…
— Полноте вам! — пришел на помощь Введенскому Владимир Красницкий. —
