— произнес пораженный Клив Краучмас, — да поможет мне Господь...
— Сэр, тогда нужно, чтобы вы расписались вот здесь, для подтверждения, что мы предоставили услуги, для которых нас наняли.
Далли поймала такси и уехала, детективы коснулись полей шляп и скрылись за углом, снова пошел дождь, Краучмас продолжал ежиться возле роскошного подъезда в псевдоегипетском стиле. Те, у кого здесь дела, приходили и уходили, поглядывая на него. Ночь опустилась с долгим рокотом, резонируя на дне грозовых туч, в которых в результате трения скопилось огромное количество электродвижущей силы, пока по земле торжественно ползли омнибусы, прибывавшие и отбывавшие каждые несколько минут. Краучмас забыл зонтик. Он пошел под дождем в сомнительное заведение возле доков, где на промокшую одежду не обратят внимания, и выпил, в результате попал в единственное место в Лондоне, которое еще мог считать своим домом, в заведение мадам Антреву, где просьбы об осуществлении определенных действий — увечье бедняков, ритуальные жертвы, еще и предусматривающие крупную экономию, могли стать основанием для того, чтобы клиента выставили за дверь, но с большинством запросов клиентов впускали. В комнатах благоухал дым сигар. Где-то далеко в коридорах звонили телефоны, не всегда видимые.
Как он часто замечал в последнее время, его мысли сейчас снова полетели на юг, словно на ковре-самолете, в Константинополь.
— Я куплю шлюху для гарема — вот что я сделаю.
В это мгновение ему не пришло в голову, что в Новой Турции больше нет таких учреждений.
Мадам, как всегда, была полна сочувствия:
— Неужели ты думал, что всё это время это благодаря твоей внешности? Благодаря твоей неистощимой потенции? Посмотри в зеркало, Клив, и смирись. У тебя устойчивая репутация твердолобого типа, с чего ты вдруг стал сентиментальным?
— Но она была не такая, как все, я действительно...
— Не говори так, здесь мы не говорим на таком языке.
Тем же вечером он встретил старину «Догго» Споуксшейва.
— Ну, если в твои планы входит Константинополь, Краучмас, так случилось, что бронь старины База Захарова в литерном вагоне свободна некоторое время.
— И у тебя есть право ими распоряжаться, Споуксшейв?
— Думаю, он не будет возражать, Краучмас.
— А куда, в таком случае, едет Б. З.?
— В Японию, если верить слухам. Если не он лично, то его люди наверняка. В его конторе сейчас всё очень подозрительно, должен сказать.
— Но послушай, Споуксшейв, разве японцы еще не полностью вооружены?
— Да, но это они хотят ему что-то продать, понимаешь ли. Дело там мутное. У этого предмета даже нет общепринятого названия, разве что где-то буква Кью, думаю. Что-то, чем они разжились несколько лет назад и теперь выставляют на продажу на самых привлекательных условиях, почти словно...
— Словно оно им на самом деле не нужно, Споуксшейв?
— Словно они его боятся.
— О боже. В таком случае, кому старина Баз надеется его продать?
— О, в этой игре всегда найдутся честолюбцы, не так ли, ну как же, Краучмас, взгляни на свою собственную территорию.
— Что? Любители сидеть на ковриках.
— Не удивлюсь, если еще и балканские интересы в любом количестве. Особенно если Баз сможет назначить достаточно низкую цену, понимаешь?
— Ладно, мне, конечно, необходимо взглянуть, когда буду там. Могу и тебя взять в Седьмое Купе. Предстать закадычным другом старины База — это никогда не повредит, правда?
— Знаю, мне ли не знать.
— Мне, возможно, придется ненадолго съездить в Константинополь, — спокойно сказал он. — Снова эти старые османские железнодорожные поручительства. Призраки никогда не уходят. Даже при новом режиме, который представил их, как бюджетные расходы на каждую милю, это всё равно кругленькие суммы, которые можно получить, если проберешься сквозь лабиринт Молодой Турции.
Но это нужно сделать лично. Вряд ли ты сможешь смотаться на несколько дней, чтобы присоединиться ко мне.
— Репетиции нового шоу начнутся не сразу, — сказала она. — Позволь мне узнать, возможно ли это.
Лью недолго поговорил по телефону, после чего дал ей отмашку:
— Они сказали, всё, что ты сможешь там найти, будет «бесценно».
— И это всё? Никакого «Удачи, Далли, конечно, мы будем платить тебе посуточно», ничего подобного?
— Нет, но от себя лично...
— Что, детектив Базнайт?
— Будь начеку. Пожалуйста. Я слышал разное про этого Краучмаса. Никто ему не доверяет.
— А кто-то может сказать, что он — милая старая клюшка, а я — продажная распутница.
— О, черт, сейчас ты просто флиртуешь.
Чтобы он точно так подумал, она слегка коснулась его рукава.
— Я буду осторожна, Лью, не волнуйся.
Позднее он поймал себя на том, что задается вопросом, не могла ли Далли оказаться Звездой. Некое извещение об окончательном освобождении Лью от его обязательств, если они еще существовали, перед И. П. Н. Т. Могло ли света ее невинности — распутницы или кого-то еще— хватить для того, чтобы убедительно продемонстрировать ему: «Старшие Арканы», которых он так упорно преследовал, не обязательно должны быть преступниками или хотя бы грешниками? И что И. П. Н. Т. считает их таковыми из-за коренной непоправимой ошибки?
Он почувствовал это, когда провожал ее на Чаринг-Кросс. Платформы пахли сернистым угольным дымом и паром. Локомотив дрожал, решительный, цвета берлинской лазури, в свете электрических ламп. Несколько улыбающихся поклонников попросили ее расписаться на манжетах рубашку.
— Не забудь привезти мне какие-нибудь Турецкие Сладости.
— Почти единственное, что мне хотелось бы увидеть — это рабочий выходной для старины Д. Р.
Когда он протянул ей ее чемодан, она прижалась к нему и поцеловала в щеку.
— Ладно, — она поправила шляпу и повернулась, чтобы подняться по железным ступеням, — жди меня, Константинополь.
Пришедшая в голову Кливу Краучмасу идея продать Далли в гарем сначала показалась ему отличной, но некоторым месть кажется более сладкой, чем прибыль, и вскоре он понял, что она более конструктивно послужит в качестве взятки кому-то полезному. Кроме того, пуритане, сейчас находящиеся у власти в городе, который некоторые начали называть Стамбулом, твердо решили покончить со всеми пережитками эпохи султанов, и теперь Клив был вынужден мириться с довольно нелюбезным обхождением
