Едва жрец закончил свой рассказ, как по всему периметру площади одновременно зажглись сотни факелов.
Александр, взволнованный услышанным и увиденным, обращаясь к жрецам, произнес:
– Я прикажу восстановить и храм Мардука и все другие храмы, разрушенные персами.
Селевк прекрасно понимал, что хозяин Вавилонии занимает одну из важнейших позиций в Передней Азии. Центральное положение Вавилонии на скрещении дорог, ведущих с Ближнего Востока к Внутреннему морю, придавало ей особое значение, подобного достигала лишь египетская сатрапия. Таким образом, Селевк с Птолемеем находились в более выигрышном положении среди прочих диадохов. Селевк знал, что борьба с Пердиккой будет неизбежной, ибо в сатрапах, которые получили области по воле войскового собрания, регент видел своих подчиненных. Но с этим диадохи, естественно, мириться не будут, потому как считают себя равными Пердикке.
Охваченный нахлынувшими воспоминаниями и мыслями о будущем, Селевк и не заметил, как оказался у ворот своего дворца.
Когда стража приветствовала Селевка, Апама прогуливалась по пальмовой аллее парка. Вокруг был разлит покой, казалось, весь мир замер в ожидании предстоящих испытаний, накапливая силы.
Пальмовая аллея привела Апаму к пруду. Здесь, удобно расположившись в тени деревьев, она вспоминала Селевка, изучала глиняные таблички и думала о сыне. Она рассказывала ему о героях, пела гимны, сложенные в честь любви. В это утро она читала сыну о великом Кире:
– «Когда я мирно вступил в Вавилон, Мардук, великий господин, склонил ко мне великодушное сердце жителей Вавилона, а я ежедневно следил за его почитанием. Мои многочисленные войска мирно и торжественно вошли в Вавилон. Всему Шумеру и Аккаду я не дал иметь врага. Я благосклонно следил за внутренними делами Вавилона и всех его святилищ. А жители Вавилона были освобождены от не подобающего им ига. Я восстановил их разрушенные жилища и разогнал их скорбь. Мардук, великий владыка, возрадовался моим деяниям и милостиво благословил меня, Кира, царя, чтущего его, и все мое войско, и мы искренне и радостно возносили перед ним хвалу его великой божественности».
Апама смолкла, прислушалась к журчанию воды, бегущей из канавки в пруд, и задумалась. Вот бы узнать, что впереди? Сбудутся ли предсказания жрецов? Селевк и их сын станут ли царями, такими же великими, как Кир?
В это время Селевк стоял на террасе и наблюдал за женой, не решаясь ее потревожить. Над кустарником вспорхнули яркие бабочки, резвясь и играя, они опустились на цветы совсем рядом с Апамой. Она положила табличку на скамью и потянулась к бабочкам. Но бабочки улетели. Наблюдая за их полетом, Апама запрокинула голову, слепящие лучи солнца ударили в глаза. Вдруг чьи-то руки легли ей на плечи. Ослепленная солнцем, Апама сразу не узнала Селевка, а узнав, закрыла глаза, чтобы подольше длилось то, что ей казалось счастливым сном.
– Целую вечность я тебя не видела! Почему, вернувшись, ты не пришел ко мне? – спросила она.
– Я оплакивал друга. Погиб второй Геракл, но, увы, не на поле брани и не в борьбе с немейским львом… А еще я оплакивал мечту Александра, рассыпавшуюся в прах.
Заметив, что Апама нахмурилась, Селевк произнес:
– Но теперь я буду с тобой.
Они прошли на увитую зеленью террасу. Рабы накрыли стол. Селевк долго рассказывал Апаме о мучительных треволнениях последних дней. Она внимательно слушала и вскоре поняла, что он должен найти в ней поддержку и опору, обрести новые силы, став неуязвимым. И тут она услышала слова, которых так долго ждала:
– Ты скоро станешь матерью. У нас будет много детей. Они будут красивы, как греческие боги. И добры. Они будут похожи на нас. В их честь я воздвигну храм красивейшему из богов – Аполлону.
Они погрузились в блаженный сон, они грезили о счастье. А между тем вероломство опутывало государство Александра Великого со всех сторон. Время междоусобных войн неумолимо приближалось.
* * *
Вскоре после отъезда в свои сатрапии Лисимаха, Леонната и Антигона Пердикка вызвал Селевка во дворец.
«Друзья уехали. Один я остался с Пердиккой! – с тоской думал Селевк, направляясь в зал приемов. – Совсем недавно мы были с ним друзьями. Что меня ждет теперь? Какую роль он выбрал для меня? Он умен и прекрасно понимает, что царя в государстве нет и что ни один из новых сатрапов не потерпит главенства первого среди равных».
Когда Селевк переступил порог зала приемов, Пердикка радушно, как в былые времена, приветствовал его, заключил в крепкие объятия и посадил рядом с собой за стол, заваленный свитками. В душе он по-прежнему хотел видеть в Селевке верного друга. Но понимал, что отныне они не друзья, а соперники.
Положение Пердикки не было надежным. За несколько месяцев у него появилось много завистников. Среди бывших военачальников Александра едва ли мог найтись хотя бы один, который согласился бы с привилегированным положением Пердикки. Он был лишь первым среди равных, и многие хотели избавиться от него.
Пердикка улыбнулся. Лицо его выражало искреннее дружелюбие.
– Селевк, я рад тебя видеть. Наконец-то мы вдвоем, без посторонних, можем обсудить важные проблемы, которые нам предстоит решать.
Пердикка сделал паузу. Он полюбил делать длинные паузы. Это придавало его речи особую значительность, напоминало о его возросшем могуществе. Он чувствовал себя полновластным хозяином в царском дворце. Никто не смел без его ведома что-либо сделать, даже царица Роксана.
Селевк тоже молчал. Пусть регент скажет все, что хочет сказать. Он видел, что в душе Пердикки покоя нет.
Наконец тот прервал затянувшееся молчание:
– Я и царь Филипп Третий решили передать тебе мое звание хилиарха, которое долгое время было у нашего дорогого друга Гефестиона. Будучи хилиархом, ты станешь осуществлять командование над конницей гетайров. Твой талант военачальника необходим государству.
Селевк обдумывал услышанное. Итак, он становится вторым лицом в государстве после регента. Правда, положение Пердикки крайне неустойчиво. Но отказываться опасно. За Пердиккой армия! Пока… Сможет ли он вести двойную игру? Сможет ли обмануть его бдительность и последовательно проводить политику, задуманную Птолемеем?
– Тебя что-то смущает? – удивился Пердикка, внимательно наблюдая за Селевком.
– Нет. Я благодарен за высокую честь, которую мне оказывают. Но быть сатрапом Вавилонии я тоже хотел бы.
Пердикка был явно недоволен ответом. Именно на Селевка он возлагал большие надежды, думая, что тот не будет проявлять претензий на власть.
– Послушай меня, Селевк. Птолемей напрасно думает, что вы станете полновластными хозяевами в своих сатрапиях. Забудь об этом. Государство должно оставаться единым, оно нуждается сейчас в строжайшей дисциплине и жестком управлении. И не забывай: военные силы сатрапий находятся в распоряжении государства, а значит, в моем! Сегодня я еще считаюсь с сатрапами, а завтра могут полететь головы.
– Но многие из нынешних сатрапов наши друзья, – напомнил Селевк. – Ненависть должна быть сдержанной. Разрушить дружбу легко.
– Поверь, Селевк, я не хочу уничтожать старых друзей. Но, когда речь идет о судьбе государства, о многом, даже о дружбе, приходится забывать.
Лицо Пердикки было озабоченным.
– Весть о смерти Александра уже достигла почти всех сатрапий и произвела весьма различное впечатление. – Тон его голоса стал деловым. – Многие уверены, что сила, соединявшая в одно целое мир близких и далеких народов, исчезла.
– Это неудивительно. Сейчас люди тревожатся за свое будущее.
– Мы должны всем напомнить, что сила, держащая народы в повиновении, не исчезла и исчезнуть не может. Мы не должны потерять Восток.
В верхних сатрапиях уже зреют восстания. Вспыхнуло восстание и в Греции, которое грозит серьезной опасностью власти македонян в Европе. Изгнаны македонские гарнизоны с Родоса. Но за саму Македонию я спокоен. Там Антипатр и Кратер.
Слова Пердикки убеждали Селевка и вместе с тем вызывали протест. Трудно удержать в целостности то, что стремительно начало давать глубокие трещины.
– А знаешь, что я мысленно вижу? – продолжил Пердикка. – Вижу силу и мощь государства Александра. Несокрушимую мощь! Каждое утро, глядя во все четыре стороны света, я вспоминаю, что совсем недавно мир был единым организмом. Государство не должно терять своего могущества. Ты согласен?
Селевк кивнул. Он знал о неимоверном честолюбии Пердикки.
– Государство не должно погрузиться в хаос. Мы должны остаться верными идеям Александра, – закончил Пердикка.
Можно было просто согласиться со всем. Но Селевк чувствовал, что Пердикка ждет от него большего. И неожиданно для самого себя он заверил регента в своей преданности и готовности быть его верным союзником и помощником во всех делах по управлению государством.
Про себя же Селевк думал: «Главное, чтобы великие деяния Александра не утонули в постыдном болоте смуты. Мы все ожесточились. Взаимные отношения сделались натянутыми, как никогда прежде».
