«Да, Джордин прав, китайцы могли бы курить опиум, соблюдая умеренность! Однако, если бы они стали благоразумны и, подавляя свою страстность, не предавались бы пороку, то... На их умеренности невозможно было бы построить Гонконг, открыть в нем ученые и филантропические общества. Какие образцовые джентльмены появляются за последнее время из среды самих китайцев! Мистер Ван, владея английским, преподает китайскую философию и ведет занятия по китайскому языку с англиканским епископом».
Пронеслись через полосу пены, отчетливо очертившей пределы пресных вод Жемчужной. По правому борту, на траверзе, за горизонтом устье великой Кантонской реки. Ее воды идут тихо и уверенно, даже здесь, в море, гася его волны, вдали от своих то гористых, то низких прибрежий, где рисовые поля, огороды и прекрасные крестьянские сады у деревень, похожих на низкие скирды старой соломы.
Река Жемчужная, впадая в океан, оставляет слева от фарватера группы скал-островов, на самом большом построен Гонконг. На других еще до сих пор в мелководных бухточках есть убежища пиратов. Скалы, скалы в воде. В море между этих каменных круч местами ветра не хватает, чтобы заполнить матросскую шляпу. Но вдруг налетает шквал и подымает речную воду среди моря, выдувая из гребней пену. Вихри бьющихся волн при горячем ветре. Яхту кренит. Восточный ветер погнал ее в устье Жемчужной, вот-вот завидятся берега и плоские илистые островки на баре. Такому ветру почти невозможно сопротивляться. Прогулка частично увеселительного свойства, на самом деле успокоительная.
«Нет, не может быть, чтобы Пушкин был жив!»
А горы и острова Китая уже видны простым глазом. Высокие деревянные журавли на крестьянских полях. Соломенные крыши – как копны. Не хотелось бы губернатору Гонконга просить убежища на мандаринских военных джонках. Или выбрасываться на китайский берег. «Впрочем, в устье Жемчужной стоят, охраняя торговлю, наши паровые военные суда».
Командир яхты, лейтенант, молчаливо насуплен, как человек, знающий дело. Паруса упали. Вышли на сильное течение реки. Яхту подхватывает и несет, а горячий шквал ослабевает, затем налетает с другой стороны, с силой хлопая в волны, но тут же уходит прочь.
Боуринг совершенно не желал бы встретить китайских мандаринов. «Надо избегать всяких разговоров с ними! А тем более их любезностей. Они глумятся, не допускают в свою страну, выкачивают товары, извлекают из нашей деятельности выгоды, а нас грабят и унижают. Позор, который мы скрываем от всего мира. Нельзя обнаруживать слабости».
А ветер опять крепчает, яхту гонит теперь прочь от Кантона. Приезжие оттуда усиленно говорят, что к городу гонят восемьдесят тысяч пленных тайпинов, взятых в последних боях. Предстоит рубка восьмидесяти тысяч голов – может быть, уже началось.
Массы тайпинов сидят на улицах и за городом и ждут казни. Умирают от голода и болезней... Кровь польется по сточным канавам...
Появились католические соборы португальского Макао. Кажется, что стоят на воде. Миниатюрный полуостров отходит в море от материкового берега близ устья реки. Китайцы еще в древности перекопали перешеек, полагая, что навеки отгородились от португальцев, превратив их полуостров в остров, и отдалили от Китая этот клочок земли в полторы квадратных мили. На нем построен маленький замечательный город, осколок пиренейской старины, переброшенный в Азию; крепость и форт, дворцы, склады, магазины. Город с домами богатых португальцев, окружающих своими белокаменными этажами внутренние садики – дворы, тенистые патио[48]. Каждый камень напоминает о временах португальского владычества на морях и о католицизме. Китайцы в Макао, как и в Гонконге, живут в трущобах, держат стариков в деревянных клетках, привязанных к набитым жильцами лачугам. Их и тут много. Они же в плавучих кварталах: покрытых лодках. И там голод, покойники выбрасываются в море, продажа детей... Макао – предок Гонконга, его предтеча. Когда-то англичане, не имея в Китае своего пристанища, начинали торговать с Небесной Империей через Макао.
В Макао и теперь молятся, как в средние века. Много обращенных богобоязненных китайцев, и есть китайцы-священники. Соборы и здания внутри и снаружи украшены статуями святых и великих. Богатые жители Макао коллекционируют картины для частных собраний и для своего прекрасного музея. Каждый патио в частном доме – с великолепным фонтаном, мраморными скамейками и ваяниями.
Традиционная холодность протестанта и британца к старым соперникам с Пиренейского полуострова забывается, когда после делового Гонконга видишь плоды рук верующих мастеров. Впрочем, как и в Гонконге, здесь население занято торговлей опиумом, стесненной лишь размахом англичан из новой колонии.
Мы продаем опиум под речи о демократии, они – под чтение папских булл, под колокольный звон и под проповеди... Но португальцев становится в Макао все меньше, а верующих католиков-китайцев все больше. Может быть, и Гонконг со временем станет Англией без англичан. Ведь говорят же в Китае: «Сто тысяч варваров являются врагами, пока они сидят верхами. Как только они слезут с коней – это сто тысяч новых граждан!»
Поставили паруса, пошли против ветра.
Боуринг и его спутники, уставшие, с сожженными ветром и солнцем лицами, ступили на древние камни Макао.
На пристани расхаживают юные потомки основателей крепости в безукоризненных современных сюртуках, шляпах, с тоненькими усиками и бородками. Солидные гранды и негоцианты с дамами проезжают в экипажах.
Испанские дома. Романская, мавританская, готическая архитектура. Губернатору Макао с адъютантом в штатском послана визитная карточка. Посещение частного характера. Но гостю немедленно подана карета, запряженная четверкой каштановых лошадей. Ах, тройка гнедых! – так назвал эту масть Карамзин, когда скакали с ним по Петербургу.
Конный офицер от португальского губернатора доставил приглашение на обед.
Сэр Джон проехал узкими улицами, где медленно, но звонко цокала копытами запряженная парами, цугом четверка. Через дворик, окруженный балконами, он прошел в глубь здания и по мраморной лестнице – в картинную галерею.
Деловой Гонконг не завел еще ничего подобного! Мадонны... Портреты старых и молодых португальцев в кружевных рукавах и жабо, дамы в бархате.
Но что это? Копии Тернера?
...Горящий военный корабль, битва соединенных флотов против турок и египтян, гибнущие суда, опять пожары на море, стрельба, победы над врагом во всех видах на всех морях!
«Наш Чарльз Эллиот! С большим умением изобразил бомбардировку Кантона винтовыми судами. Чувствуется артиллерист. Но нельзя выставлять в метрополии. Во-первых, подражание Тернеру...»
Возвратившись в Гонконг, сэр Джон засел в своей библиотеке.
«Поэт Пушкин убит в 1837 году. Как я мог забыть!
Не написал ли я что-нибудь о его гибели в свое время? В Гонконг прибыл не тот Пушкин. Может быть, один из его родственников, но, конечно, не кузен».
Сэр Джон весь вечер читал Пушкина по-русски. Иногда он брал справочники и тома энциклопедии. Все статьи о Пушкине кратки. Убит в 37 году!
Ранним утром вернулся к книге о Сиаме, а потом в назначенный час явился начальник полиции.
В Гонконге все преступники – китайцы; кражи, убийства, содержание самых отвратительных притонов, худших, чем в Индии и Малайе, продажа украденных детей в публичные дома, грабежи, шантаж, вымогательства, игорные дома, игра процветают повсюду. По отзывам начальника полиции, лучшие детективы не только британцы, но и китайцы. Некоторые злачные места посещаются в дозволенные часы нашими томми и «синими жакетами». Как быть?
Придется запрашивать командира полка, стоящего в городе. И снова объясняться с сэром Джеймсом. Что тут можно сделать? Китайцу надоедает ежедневное изнурение, он курит опиум и пытается сразу выиграть богатство, ставя на карту свободу, даже жизнь...
Среди состоятельных китайцев продолжаются оживленные споры, почему две самых сильных державы не могут взять Севастополь и почему флот союзников потерпел поражение в прошлом году на Камчатке. Якобы приходят известия из Пекина, что там довольны Муравьевым, что он разбил англичан, чего еще никогда и никому не удавалось. В Пекине готовы пойти на уступки и на соглашение с северным соседом, чтобы с его помощью навеки обезопасить северные границы и укрепить тыл Срединного государства. Часть здешнего общества толкует, что нашлась наконец страна, которая нанесла поражение врагам Китая. Другие возражают. Мистер Вунг смеется. Мистер Ван горячо защищает Англию.
Да, умы у китайцев горячие, склонные к спорам. Есть благородные и гордые молодые люди, готовые на самопожертвование. Некоторые читают по-английски, знают из газет о прениях в парламенте.
Претензии и высокомерие китайских мандаринов известны. Всемирное господство Срединной Империи неоспоримо! Китай – центр вселенной. Народу внушается, что все государства всего мира подчинены Китаю и зависят от него. Все короли лишь данники богдыхана, они в вассальной зависимости от Сына Неба.
