Почему же Редль дважды менял свою позицию в течение этого процесса? Объяснение этому мы находим в бумагах, обнаруженных в доме Редля. Это жуткая история. Планы были проданы России Редлем. В добавление к своему «гонорару» он просил, чтобы русские дали ему возможность создать крупный процесс о шпионаже в Вене. Причина такого желания легко объяснима. С отъездом Гекайло в Бразилию он больше не был нужен русской разведке. Тогда русские бросили Редля на след Гекайло и доставили ему необходимый материал для того, чтобы уличить Гекайло в измене. 30 тысяч крон, которые, по словам Редля, были истрачены на получение доказательств, на самом деле пошли в карман Редля. Но с русской точки зрения дело приняло излишне серьезный и тяжелый оборот, поскольку в нем были замешаны Венчковский и Ахт, два лучших разведчика, работавших для России по всей пограничной полосе. Русский военный атташе в Вене зашел к Редлю и сказал ему, что он обязан обеспечить оправдание этих двух офицеров. В противном случае…
Редль знал, что со стороны своих русских хозяев он не мог рассчитывать на милосердие и поэтому, как уже было сказано, попытался повлиять на суд в пользу Венчковского и Ахта. Но он убедился, что ничего не сможет сделать, и ему пришлось договориться с русскими. Он маневрировал. Русские согласились пожертвовать этими двумя офицерами. На каких условиях?
На суде, когда дело подходило к концу, Редль сослался на один обвиняющий документ, который, сказал он, достался ему дорогой ценой. Один русский майор (из русского генерального штаба в Варшаве) ему его прислал.
— Этот майор, — прибавил Редль, — сделал много хорошего для Австрии, но так как кража была обнаружена у майора, то он предстал перед военным судом, был уличен и повешен.
В действительности произошло следующее. Чтобы побудить русских согласиться на осуждение Венчковского и Ахта, он выдал одного разведчика варшавским военным властям и представил доказательство его виновности. Майор был тем человеком, которого Редль выдал (одним из его же работников), который усердно делал много хорошего против русских для Австрии и которого Редль послал на смерть в силу этого подлого соглашения.
Таковы некоторые из интриг разведческой работы.
Глава XXIII
Разведчики, которых я встречал
В начале весны 1915 гола, во время своей военной службы, я был прикреплен к контрразведке при генеральном штабе.
В этот период я вступил в борьбу с одним известным разведчиком по имени Пьер Ротгойт, бельгийцем, одним из немногих, если не единственным, который никогда не был арестован во Франции гражданской полицией по обвинению в шпионаже.
Всеми разведчиками, если они попадались во Франции, занималась военная контрразведка. Но случай с Ротгойтом был необычайным, так как это был один из немногих гражданских разведчиков, которые, находясь под наблюдением, не были захвачены позади наших английских линий.
Он, вероятно, много путешествовал по Франции, хотя точно его маршруты не были установлены. Но когда он поехал в Англию, там он скоро попался.
Помню, что однажды я получил инструкцию выследить его в Хазебруке. В то время я выполнял обязанности курьера связи. Эта маскировка мне нравилась, так как повязка на моей руке позволяла мне ехать куда угодно, лишь бы мой мотоцикл был в порядке.
Моя первая поездка по следам; этого с виду невинного виноторговца привела меня в маленькую деревню Hep Беркэн — в то время чрезвычайно важный пункт, так как там находился большой склад тракторов и тяжелых орудий; другими словами, это был артиллерийский парк нашего самого последнего вооружения. Ротгойт всегда ездил на двуколке, запряженной маленькой лошадью, и я выслеживал на мотоцикле все его передвижения.
Другой раз я его застал в Армантьере. Согласно моим наблюдениям, выручка была слишком мала по сравнению с интересом, который он проявил относительно наших военных расположений по своему пути. Однажды я заметил, что он остановил свою лошадку, как будто для отдыха, около одного из наших больших аэродромов. Он, вероятно, запомнил много вещей, и если только было бы можно секретно передать их, то они составили бы первоклассную информацию для германских хозяев в Голландии.
После моего доклада наша контрразведка стояла за его немедленный арест. Но когда хотели задержать шпиона в присутствии двух бельгийских чиновников, приказ об аресте был отменен безо всякого дальнейшего объяснения. В тот момент это меня задело, и мне казалось, что наши власти делают большую глупость, выпуская из своих рук опасного преступника. Но в свете последующих событий я понял, что поведение властей было более чем правильным.
Прежде всего, было трудно доказать военному трибуналу, что Ротгойт — разведчик.
В то время надзор не был таким строгим, каким он стал впоследствии. Бумаги его были в порядке. Нельзя было также отрицать, что он брал заказы на вино везде, где только проходил. Дальше — шпион был достаточно ловок, чтобы не делать никаких записей. Самое большое наказание, которое можно было ему дать, если бы он был арестован, — это высылка из военной зоны. Но это сразу дало бы ему понять, что он находится под подозрением, Таким образом, еще раз применили тактику: «дать ему достаточно веревки, чтобы он повесился сам». Эта тактика дала ожидаемые результаты.
Я больше никогда не видел Ротгойта, но позже узнал все о нем. Он пробрался какими-то путями в Англию, где продолжал свою шпионскую работу, состоя «а службе в бельгийском вице-консульстве в Фолкстоне. Тут его арестовали. Ни на одну минуту наша контрразведка не выпускала его из виду. Ему дали возможность оставаться в счастливом неведении относительно того, что каждое его движение на учете и что вся его переписка перехватывается и исправляется сообразно с нашими целями.
Когда его арестовали, он, как все наемники его типа, упорно твердил о своей невиновности. Но преступление было слишком очевидно. Его предали бельгийскому трибуналу в Гавре, где находилось тогда бельгийское правительство, по обвинению в измене отечеству. Обвинение было доказано, и он был осужден на смерть, но смертная казнь была заменена вечной каторгой.
* * *
Я говорил о довоенных разведчиках. Я также говорил о разведчиках, действовавших против моей страны во время войны, но послевоенные разведчики меня не интересуют. Эта отрасль шпионажа не входит в сферу моей книги.
В нашей стране нам до сих пор очень мало говорили о действительных разведчиках войны. Это, несомненно, объясняется тем, что те, которые могли бы писать, не желают по той или иной причине изложить свой личный опыт. Можно об этом пожалеть, так как от этого человечество лишается познания большой и интересной области жизни.
Время от времени в печати появлялись рассказы о разведчиках, исходившие от так называемых авторитетных лиц, но источник информации не указывался. По-моему, это нечестная попытка вводить людей в заблуждение.
После этих замечаний я перехожу к перечню разведчиков, которые были арестованы у нас за время войны. Из этой группы только один заслуживает восхищения. Это Карл Ганс Лоди, о котором я говорил в другой главе.
А остальные? Вот полный список их с финалом их служебной карьеры:
Антоний Кюпферле, немец, покончил самоубийством.
Карл Фридрих Мюллер, русский, расстрелян.
Петер Ган, немец, семь лет каторжных работ.
Роберт Розенталь, немец, расстрелян.
И. Т. Линкольн, венгерец, выслан.
Конрад Лейтер из Южной Америки, интернирован.
Фредерик Паркер Дунбар, немец, интернирован.
Лиза Блуме, немка, интернирована.
Барон Отто фон Гумменберг, немец, интернирован.
Янсен, голландец, расстрелян.
Рус, голландец, расстрелян.
Бреков, немец, расстрелян.
Мисс Лиза Вертгейм, немка, вечная каторга.
Фернандо Бухман, немец, расстрелян.
Августо Альфредо Роген, родом из Южной Америки, расстрелян.
Эрнест Вальдемар Мелин, швед, расстрелян.
Людовико-Гурвнц-и-Зендер, родом из Южной Америки, расстрелян.
Ирвинг Ги Раес, американец, расстрелян.
Куртене Деризбак, австриец, натурализованный англичанин, вечная каторга.
Альберг Мейер, еврей, расстрелян.
Капитан Ганс Бем, немец, интернирован.
Мадам Попович, сербка, интернирована.
Кеннет Траест, американец, вечная каторга (после двухлетней каторги сослан).
Иосиф Маркс, родом из Эльзаса, немецкого происхождения, пять лет каторги.
Ева де Бурнонвиль, шведка, вечная каторга.
