Штурм журжинских укреплений не удался: он был отбит неприятелем с большими для русских потерями.
Неудача постигла и главный корпус, прибывший под Браилов из Фокшан. При нем находился сам главнокомандующий. Он приказал немедля начать штурм.
Против этого решения выступил Кутузов. Пытался доказать, что штурм крепости преждевременен, что гарнизон Браилова не столь малочислен, как донесла разведка, и считал необходимым начать наступательные действия, не распылять силы на осаду крепостей. Но куда там! Главнокомандующий оставался неумолим:
— Осаду Браилова начать восьмого апреля!
В течение десяти дней крепость подвергалась сильной бомбардировке. Решив, что все живое за крепостными стенами перемолото, фельдмаршал дал приказ начать штурм. В ночь на 20 апреля русские батальоны бросились на укрепление, однако туркам удалось крепость отстоять, наши потери составили более пяти тысяч человек.
Неудача осложнила и без того нелегкое положение России в европейских делах. Назревала война с Наполеоном, и было необходимо уладить отношения с Турцией. И теперь это сделать было не так просто. Срывался и задуманный план наступления армии за Дунай.
В главной квартире главнокомандующего собрались ближайшие его помощники: генерал Кутузов, начальник артиллерии Резвой, инженерный начальник Гартинг и Платов.
— Так что изволите измыслить? — оглядел генералов главнокомандующий. — Какую диспозицию предложит каждый из вас? Что скажет генерал Резвой?
— Все артиллерийские запасы, ваша светлость, иссякли. Чтобы предпринять новый штурм, нужно подвезти и порох, и ядра. На это уйдет немалый срок.
— Инженерия без артиллерии бессильна, — коротко заявил Гартинг.
— По мне, где бы неприятеля ни бить, лишь бы бить. Однако ж сподручней в чистом поле, — ответствовал Платов.
Кутузов заявил решительно:
— Осаду снять, и армии отступить. Прозоровский с досады даже крякнул. — Ну, стало быть, так и решим.
Он не стал объяснять, что уже получил императорское повеление на отвод войск. Теперь его занимала мысль, как при постигшей неудаче свести дело к благополучному мирному исходу.
Отступление было назначено на 7 мая. Планом предусматривался отход вначале пехотных частей и переправа их через разлившийся Серет, а затем уж должен был отойти арьергард под командованием Платова.
Первую часть плана удалось провести успешно. Казаки заняли оставленные пехотой позиции и демонстрировали присутствие больших сил ложными передвижениями, а на ночь развели столько же костров, сколько их было прежде. Но на третий день турки обнаружили хитрость и решили оставшиеся казачьи части уничтожить.
Большая часть казачьих сил уже была у реки, когда из ворот Браилова вырвалась турецкая конница. Она значительно превосходила немногочисленные сотни, что оставались еще у крепости.
План у атамана возник сразу: не ввязываясь в сражение, отступить, но так, чтобы неприятель подставил свой фланг под удар находящихся у реки казачьих частей.
— Отступай, донцы-молодцы! Но не шибко! — полетела по цепям его команда. Сам он находился среди казаков.
Сотни отходили, но не по дороге, а несколько в стороне. Не замечая уловки, турки гнались по пятам. И вот, когда до берега оставалось совсем немного, из лесу вырвалась казачья лава. Она ударила по неприятельскому флангу, круша и уничтожая турецких всадников.
Те бросились назад, к крепости прямиком, через покинутый русскими лагерь, где оставалось множество палаточных гнезд и ям, отрытых для хозяйственных и прочих нужд. Лошади падали, шарахаясь в стороны, сбрасывали седоков, их сбивали и подминали задние.
Турецкая конница понесла значительные потери, а арьергард благополучно переправился через Дунай…
Вину за неудачу штурма Браилова Прозоровский взвалил на Кутузова. Он написал военному министру письмо, что де-мол ранее просил прикомандировать того к Молдавской армии, но это была ошибка, за которую он расплачивается.
Платов присутствовал, когда Михаил Илларионович представлялся главнокомандующему по случаю убытия в Литву в качестве военного губернатора.
— Ах, как жаль, князь, что уезжаешь. Остаюсь я теперь без близкого помощника, — наигранно сокрушался старик.
А спустя немного времени Матвей Иванович был свидетелем кончины фельдмаршала.
Атаман прибыл, чтобы доложить, что «летучий» корпус с боем занял селение Бабадаг, в котором отбил у неприятеля двенадцать пушек и доброе количество боевых зарядов. А после того еще выбил турок из Бейдаута и теперь намерен освободить Кизимчи.
Прозоровский лежал в постели, на мягкой перине, хотя был жаркий август. Голова фельдмаршала покоилась на большой подушке. Услышав доклад, он едва заметно шевельнул головой.
— Спасибо, атаман… Хорошую весть принес… С ней легче умирать… — Руки старика судорожно подергивались, глаза недвижно смотрели в потолок. После недолгого молчания спросил: — Кизимчи возьмешь?
— Непременно, ваша светлость. Там Денисов да Иловайский. Возможно, что уже и взяли. От Гирсово до Троянова вала берег Дуная очищен от турок.
— А Гирсово… возьмешь?
— И Гирсово возьмем, ваша светлость.
Удивительное дело, фельдмаршал умирал в полном сознании! Старик стал шептать себе отходную. Потом, вдруг что-то вспомнив, позвал:
— Адъютант! — Тихо, но внятно произнес: — Сегодня… слышишь?.. Скачи в Петербург… Государю, а прежде министру скажи… я умираю… Нет, умер… уже умер. Сегодня душа отлетит… Передай все… что сказал сейчас Платов. — Он пошевелил слабеющей рукой и устало закрыл глаза.
Через несколько часов его не стало.
Прозоровского сменил сорокачетырехлетний Петр Иванович Багратион. Между новым главнокомандующим и Платовым сразу установились добрые отношения. Обоим памятны были сражения в Пруссии и согласные действия их корпусов.
Горячий, порывистый Багратион — полная противоположность фельдмаршалу. На первом же совещании он объявил, что на войне сидеть и ждать нападения — последнее дело, всегда будешь битым. Нужно самому первым нападать, навязывать неприятелю волю и тем вырвать из его рук инициативу.
«Вот это по мне», — слушал его Матвей Иванович, одобряя произошедшую смену.
Через несколько дней казаки предприняли наступление на Гирсово. Крепость находилась на берегу Дуная в удобном для наводки моста месте. Ее гарнизон составлял более тысячи человек при большом количестве орудий.
Однако это не испугало казаков. Выставив четыре батареи, они в течение двух дней бомбордировали неприятеля, а затем 22 августа пошли на приступ. К исходу дня крепость пала.
В донесении Платов указывал, что в плен взято 1000 человек, а трофеи составили 34 орудия, 3 мортиры, пороху 132 бочки, бомб 350 и ядер 5800.
3 сентября следовавший в авангарде армии отряд Платова подходил к небольшому местечку Черноводы, когда к атаману прискакал в сопровождении адъютантов генерал Милорадович.
Среднего роста, чернявый и узкоплечий, он внешностью совсем не походил на боевого, весьма решительного и отважного генерала, к тому же командира корпуса. Но о его отваге ходили легенды.
Милорадович в походе от Гирсово к Силистрии возглавлял колонну русской армии. В то время как левая колонна генерала Маркова шла побережьем Черного моря на Кюстенджи, корпус Милорадовича продвигался берегом Дуная, где на маршруте находились главные силы турок.
Отряд Платова в четыре тысячи казаков находился между корпусами и был несколько выдвинут вперед.
— Где главнокомандующий? — спросил Милорадович, подъезжая к Платову. — Новость важная есть. Впереди у Рассевата укрепленный неприятельский лагерь. Только что оттуда прибыл разъезд. Сказывает: в лагере весьма много турецкого войска, до двенадцати тысяч.
— Покойный Александр Васильевич не спрашивал, сколько неприятеля. Интересовался лишь, где он?.. А князь Петр Иванович позади. Поскачем к нему.
Багратион выслушал Милорадовича молча, хмуря густые черные брови.
— Вы, Михаил Александрович, поднимайте корпус и следуйте с ним прямо по дороге на Рассеват. Примите на себя главный удар сераскера Гозерва-паши. А чтобы прежде выманить его из лагеря, пошлем казаков. Одним полком выманите, главными же силами ударьте, атаман, по неприятелю с фланга. А уж коли тот дрогнет и начнет отступать, тогда гнать его до самого лагеря и даже за оный. Преследовать, пока будет на то возможность!
Сражение началось с утра следующего дня. Все происходило так, как предвидел Багратион.
Вперед к лагерю Платов выслал атаманский полк. Командовал им Строганов, единственный из всех командиров неказачьего сословия. Человек высокообразованный, знавший многие языки, он занимал прежде высокие посты на государственной службе и дипломатии. Однако в 1807 году, имея чин тайного советника и будучи сенатором, вдруг подал в отставку. По просьбе его зачислили в армию простым волонтером — случай в истории служилого русского дворянина исключительный.
