К заходу солнца появились татары, – три тумена, накануне утром выступившие из Серпухова. Несколько всадников, подъехав вплотную ко рву, спросили – здесь ли князь Дмитрий? Со стен им ответили, что великого князя нет в Москве.
Не начиная военных действий, татары до самой темноты кружили вокруг города, видимо, изучая укрепления и высматривая – с какой стороны лучше вести приступ. Осажденные во множестве высыпали на стены и тоже глядели на татар, радуясь и укрепляясь духом оттого, что враг был немногочислен. О том, что это лишь передовой отряд, за которым двигаются главные силы Орды, никто еще не догадывался.
Когда совсем стемнело и татары, расположившись поодаль от стен, разожгли костры и стали готовить себе еду, – в городе разбили погреба бежавших бояр и выкатили на улицы бочки с хмельным. Всю ночь по Москве шли гульба и пьянство, которые бессилен был прекратить князь Остей, тщетно взывавший к благоразумию горожан.
– А пошто нам не гулять? – отвечали ему. – Гуляй и ты с нами, князь! Ин татар-то вовсе немного. Где им взять наши стены? Небось отобьемся, а скоро и государь наш сюды подойдет со своим войском. А то еще, гляди, ждать не станем, а сами вылазку учиним и посекем всех поганых в крошево!
Едва рассвело и растаяла в небе страшная хвостатая звезда, вот уже много ночей подряд пугавшая суеверную Русь своим зловещим видом, – во всех московских храмах зазвонили колокола, созывая народ на молебны о даровании победы над басурманами. Людей в городе было столько, что церкви не вмещали молящихся, хотя многие, в ком еще не унялся ночной хмель, молиться и не пошли: поднявшись вместо того на стены и потрясая оружием, они принялись осыпать окружавших город татар ругательствами и насмешками.
– Эй, вы, поганые сыроядцы! – кричали им. – Не нашего Бога косоглазые дураки! Где вам взять Москву! Да в городе нашем на каждого из вас трое! Видать, не потрафили вы своему Аллаху, и привел он вас сюды на погибель! Текайте лучше не оглядаясь, покуда живы!
– Куды им текать? – вторили другие. – Нехай остаются! За свиньями нашими будут ходить! Мы их выучим свинью уважать!
Татары на эти насмешки почти не отвечали, лишь изредка посмеивались и грозили осажденным нагайками. Но на приступ не шли и даже близко к стенам не подходили.
Почитая это за слабость и боязливость, москвичи продолжали весело изощряться в похвальбе и в ругани. Эта перебранка, то затихая, то снова разгораясь, длилась часов до девяти. V
Но вдруг она внезапно замерла: на широкие луговины Заречья из лесу начала выходить новая орда, которой, казалось, нет ни конца ни краю. В нескольких местах сразу переправившись через реку, она черным потоком потекла вокруг города и к полудню обложила его плотно сомкнушим-ся живым кольцом.
И тогды татарове лествицы прислоняху ко граду и лезахуть на стены. Гражане же воду и смолу в котлех варящу и кипятнею лияхуть на ня, стрелами стреляхуть с заборал, инии же камением шибахуть, а друзи же тюфякы пущаху на ня отошедшим и паки приступлыпим, и тако три дни бьяхуся межи собе.
Московская летопись
Вскоре после полудня к Фроловым воротам кремля подъехали два татарина и именем великого хана Тохтамыша потребовали сдачи города, всем, кто в нем находится, обещая в этом случае пощаду.
На стене, у ворот, в тот миг не было никого из старшин. Тут стояла сотня ремесленников из подмосковной Гончарной слободы да несколько монахов и горожан, вооруженных кто чем горазд. Потолковав между собою, они решили звать князя Остея, чтобы он говорил с татарами. Но едва один из гончаров отправился на поиски князя, как сюда подошел десятский Игнашка Постник, из Дмитровской сотни, стоявшей рядом. Узнав, что тут происходит, он, долго не раздумывая, решил дело по-своему.
– Князь тут вовсе не надобен, – заявил он, проталкиваясь к бойнице. – Ежели он, к примеру, велит отворить ворота поганым, нешто мы его послухаем? Да я его за такое своими руками со стены сопхну! А коли так, то у нас с ханскими послами можен токмо такой разговор…
В средневековой Москве все городское и слободское население делилось, в административном отношении, на сотни, во главе которых стояли выборные сотские и десятские. Эти сотни назывались или по роду деятельности соответствующей слободы (например, Гончарная, Кожевенная и др.), или по названию своей улицы, приходской церкви, ближайших городских ворот и т. п.» Отсюда сотни – Дмитровская, Мясницкая, Покровская и т. д.
С этими словами он натянул тетиву лука и пустил стрелу в одного из посланцев Тохтамыша, ожидавших по ту сторону рва. Его примеру немедля последовало еще несколько горожан, имевших луки. Но ордынцы, предвидевшие возможность такого ответа и потому одетые в кольчуги, от стрел не пострадали. Погрозив москвичам нагайками и выкрикнув несколько русских и татарских ругательств, они повернули коней и ускакали, провожаемые свистом и улюлюканьем осажденных.
Малое время спустя к стенам со всех сторон подступили татарские лучники и начали бить по стоявшим наверху людям, по скважням заборала и по бойницам башен. Со стены им отвечали дождем стрел, и в течение получаса между осаждающими и осажденными длилась жаркая перестрелка.
Среди москвичей умелых стрелков было мало, а потому они наносили лишь незначительный урон татарам, которые искусно закрывались щитами и все время были в движении. Но почти ни одна татарская стрела не пропадала даром, и вскоре все стоявшие на стенах люди вынуждены были попрятаться за укрытиями. Тогда, под защитой лучников, из ордынских рядов во множестве выступили вперед пешие воины, вооруженные только саблями и щитами. Они приближались группами человек по пятьдесят и несли с собою длинные лестницы, явно намереваясь идти на приступ.
– Все готовься отбивать поганых, – говорил князь Остей, обходя стены. – Стрелять боле не надобно, эдак лишь себя подставите под татарские стрелы. Жди, когда поставят лестницы и полезут наверх, а тогда вали на них каменья да поливай смолой и кипятком! Лестницы отпихивай шестами либо, коли собьешь с них людей, – тяни крючьями к себе, на стену!
Остей годами был еще совсем молод, и на Руси его не знали, а потому, несмотря на свою личную храбрость и воинское умение, он особого доверия москвичам не внушал. Из своих бояр и воевод никого на стенах не было, – почти все они либо ушли с войском Дмитрия, либо покинули город до начала осады, – а те немногие, что остались в Москве, видя мятежное настроение горожан, предпочитали отсиживаться по домам. Поэтому, хотя князь Остей и был объявлен набольшим воеводой, – на деле начальство над городом оказалось в руках слободских старост и сотских да тех.бывалых воинов, которые в этот грозный час оказались в Москве и сумели показать себя знающими дело и толковыми распорядителями. Наибольшим же уважением всех московских низов пользовался Юрий Сапожник, – славный воин, в Куликовской битве потерявший руку, когда заслонил собою раненого великого князя.
Волею событий оказавшись сейчас головой народного движения, Юрий не мешал распоряжаться князю Остею, покуда находил его действия правильными. Но в душе он считал, что москвичи и сами, – без помощи этого литовского князька, – сумеют удержать Москву до подхода государя с войском, а потому со своей стороны руководил обороной и отдавал приказания, будто бы Остея тут и не было. Последний сразу это заметил и хотел было осадить Юрку, но когда увидел, с какой готовностью повинуется ему весь этот мятежный и полупьяный люд, – почел за лучшее смолчать и не вызывать в столь ответственную минуту лишних осложнений.
– Заряжай тюфяки, – говорил Юрка, – да нацеливай их на поганские ватаги с лестницами, поколе они не подошли под стены. Энто им не лук и не самострел, – такого гостинца они еще отродясь не пробовали. Небось от одного грому басурманская душа паром выйдет!
Несколько минут спустя первую пушку изготовили к бою, но пока горел запальный фитиль, полусотня татар, на которую она была наведена, продвинулась далеко вперед, и каменное ядро, со злым урчанием прорезав воздух, шлепнулось позади нее, не причинив никому вреда. Однако громоподобный выстрел произвел среди татар замешательство, – они внезапно остановились, и это позволило из второго тюфяка выпалить удачней: ядро угодило в самую гущу людей, разнесло в щепы лестницу, которую они несли, и убило несколько человек. Почти сейчас же, изрыгая черный дым и пламя, со стены рявкнули еще две пушки, попадания которых тоже были удачны. *
Видя, что в рядах ордынцев происходит смятение, стоявшие на стене москвичи разразились восторженными криками. Но к великому их разочарованию татарские воины, понукаемые своими начальниками, бросились не назад, а вперед и, прежде чем пушкари снова зарядили орудия, – успели подбежать так близко, что стрелять по ним уже было нельзя. И тотчас орда пошла на приступ. В то время как вся ее главная сила, прихлынув к стенам и поставив лестницы, с устрашающим воем полезла наверх, – искуснейшие "татарские стрелки, стоя чуть поодаль, метко били из луков по бойницам и по верху стены, едва там кто-нибудь показывался.
