нам не страшен!»
Солнце опускалось ниже, густая тень под крутым правым берегом ширилась, уже закрывая полреки и медленно подползая к кораблям.
— Ты согласен на обмен, Фарак?
— Давай Фаруда! Где Фаруд?
— Повторяю условия: мы отдаем тебе твоего брата, ты отдаешь нам двух женщин — Дарину, жену Евстафия, и Авду!
Фарак согласился на обмен с готовностью, которая не понравилась Зенону и насторожила Фалея, но сейчас важнее было вызвать Евстафия на корабль: здесь он будет в большей безопасности, чем в степи, наедине с Фарудом. Там его непременно обнаружат и поймают, а на корабле у него есть друзья.
И Фалей замахал над головой убрусом.
Останя уже отчаялся получить весть от Фалея, когда, наконец, увидел долгожданный знак. Отсюда в человеке на корабле нельзя было узнать Фалея, но это был он, он вызывал его к каравану! И хотя Останя ждал этого момента, он все же невольно вздрогнул! Тягостное бездействие закончилось, скоро он увидит Даринку!
Он свистнул Лося. Конь устало подошел к нему, Останя погладил его по горячей шее. Сказал:
— Устал, знаю. Скоро отдохнешь. Едем.
Видя, что росс вскочил в седло, Фаруд, ни о чем не спрашивая, поехал рядом. Остане в этот момент и в голову не приходило, что у Фаруда было столько же причин радоваться встрече с соплеменниками, сколько не желать ее: он возвращался не победителем, а пленным, он потерял чуть ли не весь свой отряд и не мог рассчитывать на радостную встречу.
Они поднялись на лоб поля, их тут же заметили. Десятка два конных бросились навстречу, охватывая их с обеих сторон.
Останя ехал ровно, не ускоряя и не замедляя шаг. Фаруд держался сбоку. Когда сарматы приблизились на треть полета стрелы, Фаруд выехал вперед, поднял руку — копья взмыли вверх, степняки придержали коней, заговорили наперебой.
Окруженный ими, Останя спустился к реке, здесь спешился, помедлил, не зная, как быть с конем. Сарматы с восхищением поглядывали на Лося — так же, как утром на Фалеева вороного. Фаруд бросил несколько отрывистых слов одному из воинов. Тот поспешно принял у Остани Лося, повел к другим коням.
Останя взглядом поблагодарил Фаруда, не догадываясь, что именно его-то ему больше всего следовало остерегаться: все степняки ценили хороших лошадей, а у Фаруда любовь к породистому скакуну вылилась во всепоглощающую страсть. Чтобы завладеть им, он готов был на любое безрассудство…
У берега стоял изящный длинный корабль. Изогнутый, как лебединая шея, нос и множество застывших в одном положении весел придавали ему облик сказочного существа — полуптицы, полудракона, задремавшего в вечерних сумерках, но в любой момент готового пробудиться от сна и продолжить свой бег по воде.
Останя с волнением поднялся вверх по сходням. Что он найдет здесь? Смеркалось, но среди людей на палубе он увидел Фалея, и это сразу успокоило его. Если Фалей жив, здоров и даже при оружии, значит, дела неплохи.
Фалей сказал:
— Фарак, получай своего брата — женщины наши!
Фарак шагнул к Фаруду, братья обменялись резкими фразами, потом Фарак повернулся к Фалею.
— Женщины ваши, можете отправляться с ними домой!
Голос выдавал его торжество: Фарак радовался сделке. Остане было невдомек, а Зенон и Фалей поняли сразу же: Фарак радовался, что ловко освободил из плена Фаруда и, в свою очередь, взял в плен — вскоре возьмет! — сына воеводы Добромила, как только тот покинет корабль. Теперь старейшины племени простят ему неудачу брата и, может быть, приподнесут ему чашу Особого Почета!..
Соглашение с Фалеем было для Фарака только уловкой, позволяющей ему удержать пленниц в своих руках. Правый берег для них закрыт готами, а на сарматском, стоит им покинуть судно, их тут же схватят вместе с сыном воеводы Добромила и эллином Фалеем! Уйти далеко они не смогут: коней он им не отдаст — было бы глупо упускать такую превосходную добычу. Плыть вверх по реке на лодке они тоже не смогут: с Данапром не совладать. Они в западне. Что бы они не предприняли — от сарматского плена им не уйти!
Но преждевременное торжество нередко усыпляет ум — так случилось и с Фараком. Он и не подумал, что эллины отлично понимали обстановку и уже искали выход из запутанной ситуации. Положение россов действительно было безнадежно — в случае, если они тут же устремятся на родину. Их ждал плен — сарматский или готский. Изощренный ум Зенона перебирал различные варианты помощи россам, пока не отдал предпочтение наиболее сложному, но и самому надежному: россы должны остаться на корабле. Они будут отдаляться от своей земли, но останутся свободны и со временем вернутся домой.
Были и другие варианты: в темноте скрытно высадить их на берег или на один из данапрских островов, где они могли бы переждать лихое время, а потом отправиться на родину; можно было также тайком переправить их на другое судно и там укрыть, пока не появится возможность высадить на берег. Каждый вариант был полон риска и предполагал одно общее условие: движение пешим ходом, а в степи путь человека без коня долог…
На правом берегу зажглись костры. Стоянка напротив готского лагеря не сулила эллинам добра: готам ничего не стоило ночью переправиться через Данапр и напасть на суда. Надо было плыть дальше.
Зенон предупредил Фарака:
— Как потускнеют костры, я поднимаю якоря.
Фарак не возражал: купец прав, стоять всю ночь перед готами — только дразнить их. Будь Фарак на их месте, он непременно попытался бы захватить суда.
— А сын воеводы Добромила? — с усмешкой полюбопытствовал он.
— Росс, его женщины и эллин Фалей — свободные люди и могут поступать, как сочтут нужным. Гнать их с корабля я не намерен, тем более теперь, — он взглянул на правый берег. — Лишние воины нам не помешают.
— Хорошо! — согласился Фарак. Купец опять был прав.
Зенон подозвал помощника, распорядился о продолжении плавания. От судна к судну — а они стояли чуть ли не впритык друг к другу — полетели слова приказа: как только потускнеют костры, без шума поднять якоря и держаться за головным кораблем, не отставая, точно в его кильватере.
Команда отдыхала. Матросы, утомленные за день, спали кто где — на палубе, на скамьях для гребцов, на тюках с товаром. Скоро снова в путь, и каждый стремился воспользоваться передышкой, чтобы восстановить силы. Бодрствовали одни дозорные. Фарак со своими людьми ушел на берег — по договоренности с Зеноном он мог оставаться ночью на корабле, но этим правом никогда не пользовался: для него привычнее было спать у
