- Кто лишает вашего сына права на образование? Вы сами говорите, что ему предлагают на выбор институты в разных городах. Ваш сын, если он и взаправду хотел бы дальше учиться, мог бы поехать в Нукус или в Хорезм, неважно куда. А разве в нашем городе для него не найдется работы? Он у вас не хочет ни работать, ни учиться! Вы его желание тунеядствовать прикрываете антисоветскими разговорами!
А когда одна из присутствующих при этом русских женщин возразила, что нельзя ограничивать желание мальчика учиться двумя городами, затерянными в пустыне, то сексот в новом приступе агрессивности набросился на нее:
- Ишь, какая наглая! А там, в пустыне, живут тоже советские люди, между прочим! Чем они хуже тебя! Пристроилась тут, понимаешь! Вот и тебя надо бы в Каракалпакию отправить!
При всей своей дерзости Камилл не мог обойтись без разрешения органов и отправиться туда, куда хочет. Во-первых, в паспорте каждого спецпереселенца прямо на первой странице было записано, что его владелец имеет право проживать на территории такого-то района. Там не было слов, что такой-то не имеет права пересечь границы района, а утверждалось право проживать. Поговорите после этого об ущемлении чьих-то гражданских прав, если никакое из прав не отрицается, а, напротив, кое-какие письменно подтверждаются, причем на первой же странице удостоверения личности! Но все должностные лица в СССР понимали эту запись так, как нужно, поэтому у крымского татарина Камилла Афуз-заде в любом отделе кадров немедленно потребовали бы выданное органами письменное разрешение на учебу в вузе.
Во-вторых, существовала специальная программа по выявлению скрывающихся спецпереселенцев любой национальности, и особенно тщательно проверялась национальная принадлежность молодых людей, поступивших на учебу в институты и техникумы разных городов.
В одно из своих посещений спецкомендатуры Камилл, всегда оптимистически настроенный, не мог на сей раз скрыть своего отчаяния. Истекал срок подачи документов медалистами, которые перед зачислением должны были проходить собеседование с профессорами избранного факультета, а положительного ответа на очередное прошение все не было. Комендант сомневался, что там наверху примут благосклонное к Камиллу решение. Ему было очень жаль парнишку. Несомненно, этот случай молодому гебисту казался из ряда вон выходящим: один из лучших учеников городка, золотой медалист не может получить разрешение на учебу в вузе! Но что он мог поделать? И он сделал то, что было в его возможности.
- Ты поезжай в Ташкент и подай свои документы в приемную комиссию. Дорогу ты уже знаешь. Мне разрешено выдавать разрешение на выезд за пределы контролируемой территории только один раз в году. Как я уже тебе говорил, если тебя задержат, то вопрос с тобой буду решать я. Иди, я тебе обещаю, что огражу тебя от неприятностей в случае твоего задержания.
Чтобы оценить человеческую позицию старшего лейтенанта госбезопасности Иванова предлагаю ознакомиться с документами той поры:
"Отлучка спецпоселенца без соответствующего разрешения за пределы района, обслуживаемого спецкомендатурой, иногда ограничиваемого территорией нескольких улиц в городе и сельсовета в сельских районах, рассматривается как побег и влечет за собой ответственность в уголовном порядке".
А какова мера этой ответственности?
"За побег из мест обязательного поселения этих выселенцев привлекать к уголовной ответственности, определив меру наказания за это преступление в 20 лет каторжных работ. Дела в отношении побегов выселенцев рассматривать в Особом Совещании при МВД СССР".
Камилл на следующий день после разговора с Ивановым уже был в приемной комиссии САГУ - Средне-Азиатского Государственного Университета. Документы у него приняли, но на заявлении должна была быть виза заведующего отделом кадров. И к этому заведующему отправился с замиранием сердца Камилл. Процедура получения визы в отделе кадров для всех студентов была простой и не сулившей никаких неожиданностей формальностью, в ней никто не видел какого-либо смысла. Но смысл был, хоть и проявлялся он очень редко. Поэтому, наверное, не сходила улыбка с уст завкадрами, когда он общался с Камиллом, что обрело, наконец, смысл его чирканье пером на заявлениях абитуриентов. Однако улыбающийся завкадрами не стал немедленно сообщать в вышестоящие инстанции о появлении крымского татарина, придавшего смысл его бдению. Он написал на уголке Камиллова заявление одно слово: "Условно". Это означало, что документы у медалиста Афуз-заде приняты условно и что он будет допущен к собеседованию только по предъявлении разрешения из органов на обучение в Университете. А может быть, завкадрами улыбался от смущения, черт их знает, этих работников отделов кадров. Затем и был включен заведующий в число членов приемной комиссии, чтобы только ему одному было ведомо, что спецпереселенцев всех национальностей отсеивать, и допускать только при наличии у них разрешения от жандармского управления - власти стеснялись широкого оповещения населения о фактах ограничения прав некоторых граждан на учебу.
Камилл, несколько успокоенный, вернулся благополучно домой и продолжал ждать. Между тем вернулся из Москвы его сотоварищ по золотым медалям еврей Рафаил. Дело в том, что к тому времени была введена в СССР процентная норма на прием евреев в высшие учебные заведения. Рафик не вписался в эту норму, но, разумеется, об этом ему никто не собирался просто так взять и сказать. На собеседовании один из седобородых и очкастых профессоров очень интеллигентно, подлюга, задал юноше вопрос:
- Скажите, молодой человек, сколько ступенек на лестнице перед главным входом в Библиотеку имени Ленина?
Молодой человек смутился, не зная, как отвечать на явно издевательский вопрос. Его сочли не прошедшим собеседование и предложили сдавать экзамены на общем основании. Рафаил осилил бы конкурсные экзамены, ибо знания у него были настоящие. Но во время встретился он с московским родственником, к которому его просила зайти мама. Старый москвич поведал во многом наивному юноше о ситуации с ограничением процента принимаемых в вузы евреев и объяснил, что в Москве все еврейские вакансии уже заполнены. Он посоветовал возвращаться немедленно в Узбекистан и попытаться там преодолевать злополучную дискриминационную норму. Рафаил чуточку не подоспел ко дню последнего собеседования на избранный им факультет и подал документы на геологический, где был недобор, и его зачислили без собеседования и без экзаменов, как медалиста.
А Камилл все еще ждал. Комендант Иванов дал ему "карт-бланш" на нелегальные посещения Ташкента, и за несколько дней до последнего дня собеседования с медалистами Камилл пришел к начальнику отдела кадров и просил его снять гриф "условно" и разрешить пройти собеседование.
- Если разрешения на учебу в Ташкенте я не получу, то вы аннулируете результат собеседования, - наивно говорил юноша кадровику.
Получив, естественно, отказ, Камилл сидел на скамье в так полюбившемся ему сквере в ярости и в некоторой растерянности. Он продумывал варианты дальнейших действий, ибо сдаваться он не собирался. Однако в тот день он вынужден был вернуться в свой городок.
Вот и срок последнего собеседования в Университете остался позади, а на руках у юноши оставалась вся та же бумажка, которая удостоверяла, что документы в приемную комиссию Университета у него приняты условно.
За пять дней до начала вступительных экзаменов Камилл вновь был в Ташкенте. «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» - этот тезис впрямую относился к крымским татарам, к нему лично и он и помыслить не мог, чтобы покорится безликому злу. Однако мирный путь борьбы надо было пройти до конца. Надо было под конец обратиться к Хозяину, а кто является таковым в Узбекистане - было ясно. Это - глава республиканской компартии, портреты которого, наряду с портретами Сталина, порасставлены повсюду. Если самая большая и лучше других оборудованная русскоязычная школа в городке была имени Сталина, то самая известная узбекская школа здесь носила имя Османа Юсупова. Значит, надо идти на прием к Осману Юсупову, бессменному Первому Секретарю коммунистической партии Узбекистана с 1937 года.
Камилл стоял на так называемой Красной площади в центре узбекской столицы. Широким фасадом красовалось на противоположной стороне пустыря, похожего на футбольное поле, многодверное и многооконное торжественно-величавое здание с массивными колоннами и громоздкими портиками. К нему он и зашагал, но не прямо по залитому горячим июльским солнцем полю, а в тени прилегающей улицы Двенадцати тополей. Пройдя за высокие и тяжело открывающиеся двери одного из парадных входов, он был встречен человеком в штатском костюме и при галстуке, профессионально загородившем своим телом дальнейшее продвижение, в то время как другой человек в форме милиционера стоял в стороне, наблюдая за вошедшим. Камилл спросил, как пройти в приемную О. Юсупова и получил вежливое разъяснение от человека в штатском, который проводил его за двери.
