…Дни в госпитале были до скуки однообразны. Я нехотя общался с парой испанцев, но это были не жизнерадостные и дружелюбные наваррцы. Когда они узнавали, что я русский, общение увядало как-то само собой – с русскими в Испании ассоциировалась помощь большевиков. Да я и не жаловался. После всего пережитого уже не хотелось искать общения; сказывалось нелюдимое детство. Я снова писал матери, теперь врал о том, что стал санитаром и служу при госпитале. В остальное время спал, ел… и тихо грустил. Однажды ночью, нахлынула такая волна тоски по матери и никогда не виданному отцу, что слёзы не удалось сдержать. Я тихо выл, зарывшись под одеяло и надеясь, что никто не услышит. Однако с утра во время обхода в глазах Айнгерру я прочитал что-то вроде… сочувствия?
Когда я наконец-то смог ходить, мне удалось осуществить маленькую мечту. В больничном саду росла сирень, в Испании она отцветает рано, однако страна Басков была горным северным (и относительно холодным) регионом. Потому я сумел дождаться момента, когда ещё дивные и благоухающие цветы не осыпались.
Это было настоящее счастье, вдыхать насыщенный, сладкий, даже несколько пряный аромат. Касаясь нежнейших листов сирени, я будто бы чувствовал под ладонями женскую кожу, до того необыкновенно бархатистой была её листва.
Вдоволь надышавшись, я сел на лавочку и с новой волной нежной грусти вспоминал, как молодая мама приносила в нашу каморку эти дивные цветы. Они сразу будто преображали наше скромное жилище, принося с собой атмосферу праздника… Теперь же я не смел сломать и кустика, боясь оттолкнуть детские воспоминания.
И в тот момент, когда я уже готов был подняться наверх, я увидел ЕЁ, выходящую из дверей больницы. Я узнал её со спины, по силуэту, и будто молния пронзила моё сознание.
– Девушка, подождите! Постойте!
Она лишь ускорила шаг.
– Девушка, пожалуйста, помогите!
Последние слова я выкрикнул с отчаянием. Да, настоящим отчаянием, ведь я ужасно испугался потерять человека, единственного, с кем я хотел бы здесь просто поговорить. И конечно, в душе я жаждал встречи с той, чьи глаза так запали мне в душу…
Женщины милосерднее мужчин. Услышав неподдельную мольбу, она остановилась и обернулась. Понимая, «что» и «как» нужно делать дальше, я вскочил и попытался быстро поковылять к ней. При этом я сильно припадал на правую раненую ногу. Сделав три шага, я практически «честно» неуклюже упал. Это стало последней каплей: девчонка побежала ко мне на помощь.
Мне было действительно больно, и страдания на лице не пришлось изображать. Когда же она склонилась надо мной, я наконец-то разглядел её. Вот это да…
Чёрные, слегка вьющиеся волосы ниспадали ниже плеч, а пряди чёлки красиво очертили чело. Красивые изогнутые брови выгодно подчёркивали невероятно тёплые и самые выразительные на свете карие глаза, обрамлённые густыми ресницами… Картину дополняли полные, красиво очерченные губы и загорелая кожа матового оттенка.
Девушка была невысокой, немного худой и внутри меня сразу родилось сравнение – молодая лань. На вид ей было 16 лет: совсем ещё юная, но уже и не ребёнок.
Сердце забилось так сильно, будто хочет выскочить из груди, а губы сами собой разошлись в улыбке. Я увидел, как дрогнули в ответ кончики её губ, но басконка быстро взяла себя в руки. Она помогла мне встать и доковылять до скамьи.
– Пока не пытайтесь идти так быстро – снова упадёте… Мне пора, счастливо оставаться.
– Подожди… Ты не вспомнила меня? Помнишь, тогда, марокканцы…
Её лицо исказилось гримасой отвращения и стало будто каменным. Я попытался как можно быстрее исправить ситуацию:
– Пожалуйста, прости. Я не подумал, что напомню тебе столь неприятные события. Просто хотел сказать, что мы уже знакомы.
Её лицо стало чуть теплее. Хороший знак.
– Да, я помню вас. Вы защитили меня тогда, а потом ещё и принесли продукты. Немного, но в Бискайи и такое количество – просто роскошь. Я вам благодарна.
– Я рад, что сумел вам помочь. Знаете, если бы вы хоть ненадолго задержались здесь, со мной, я был бы безмерно счастлив. Мне здесь, право слово, не с кем даже поговорить.
– А ваши сослуживцы, с кем вы разоряете мою страну и уничтожаете наши города? Разве с ними у вас нет совместных тем? Я думала, рекете довольно близки друг с другом, а басков считают предателями…
Что же, нечто подобное я и ожидал услышать. И потому у меня уже был готовый ответ:
– Я правда воевал против басков в частях рекете. Но я не карлист, не испанец, и даже не француз. Я прибыл сюда воевать со своими врагами, с «красными», но пути войны… Меня они забросили сюда в тяжёлую пору. Но уж если говорить о судьбе, то и без моего участия наваррцы, в конечном итоге, взяли бы Очандиано. Но не факт, что в отсутствии меня, вас сумели бы спасти… И кстати, я не знаю вашего имени. Меня зовут Никита.
– Дуниша. Я знаю, что вы русский, ваши сослуживцы чествовали вас тогда на улице, помните? И что же вас привело в Испанию? Месть? Кому же, может быть испанцам, которые ничего не сделали вашим родным?
– Нет, дорогая Дуниша, не месть. Сыновий долг, но если вы позволите, то обо всём по порядку. Так что, послушаете мою историю?
Девушка всё-таки согласилась ненадолго задержаться. А это был отличный знак!
…Я рассказал ей всё. Про маму и дедушку, про отца и встречу родителей. На этом моменте басконка усмехнулась – мне показалось, что игриво – и сказала:
– Это добрая традиция мужчин вашей семьи – спасать от насилия и бесчестия попавших в беду девушек!
– Да, есть такое дело…
Я успел рассказать до того момента, как моя мама оказалась в Марселе с ребёнком, без всяких средств к существованию. Дуниша внимательно слушала мой рассказ, и по глазам я видел, что она сопереживает. Однако виновато улыбнувшись, басконка встала и произнесла:
– Простите, я уже очень сильно задержалась. Меня ждёт мама, я уже должна была прийти домой. Мне пора, выздоравливайте…
Я невольно схватил её за руку и дрожащим от волнения голосом вопросил:
– Дуниша, могу ли я рассчитывать на то, что вы ещё сюда придёте и пообщаетесь со мной?
Девушка снова улыбнулась, немного лукаво – но как же застучало моё сердце при виде этой улыбки!
– Завтра я чуть пораньше приду к отцу с едой. И чуть пораньше выйду сюда, а маму предупрежу, что немного задержусь. Завтра вы поведаете мне свой рассказ до конца!
Её прощальная улыбка будто погрузила меня в источник с горячей водой…
Глава семнадцатая. Дуниша
Следующий день прошёл в тревожном, но в тоже время сладостном ожидании встречи. Было немного страшно: вдруг девушка не сможет прийти? Или она расскажет всё родителям и Айнгерру запретит нам видеться?
Но всё прошло благополучно. После того, как Дуниша передала еду отцу, она сумела скрытно выйти ко мне во двор. Кусты буйно цветущей сирени скрывали нас от посторонних глаз, и моему рассказу ничего не мешало…
Я поведал всё. Про детство и угнетение со стороны одноклассников. Про то, как сумел пойти против толпы, про Владимира Петровича и свои первые тренировки. Про Зои, про столкновение с Раулем и то, как я взял реванш. Наконец, про ультиматум группировки Жерома и встречу с «дроздами».
… – Так я прибыл в Гибралтар. А дальше… Дальше была долина реки Харама, высота Пингаррон, Бискайя… Но я не хотел бы тебе рассказывать про эти дни. Война… В ней ничего красивого, в ней только смерть, грязь и боль. Я убивал твоих соотечественников во имя высокой цели, которая оказалась ложной. Но если бы я этого не делал, «красные» убили бы меня. Такая вот правда.
И единственный поступок, которого я не стыжусь и который был бы достоин чести отца – это помощь тебе и твоим близким.
Девушка молча выслушала всю мою историю. По ходу повествования её лицо принимала то сочувствующее, то весёлое выражение: например, когда я с энтузиазмом вспоминал о своих победах на ринге. Когда же я говорил о Зои… девушка не смогла скрыть некоторого недовольства… ревности? Концовку же Дуниша восприняла с выражением скорбного понимания, а выслушав последнее признание… В её глазах я увидел такое удовольствие, что сам воспрял душой, будто солнце на меня взглянуло!
