— Честное слово, я невероятно удивлена, — сказала я, сложив письмо и вернув его Алетии.
— Можешь себе представить? Он написал это на следующий же день после нашего отъезда! Поверить не могу, что мужчина способен переосмыслить свои чувства столь быстро и решительно, да еще без малейшего поощрения с моей стороны.
— Прошу, пусть мой отказ не помешает тебе принять решение. Если хочешь согласиться, соглашайся. У него премилый розовый сад и, насколько я поняла, превосходный набор полок в шкафу спальни.
Алетия засмеялась.
— Я лучше проведу остаток жизни в одиночестве и без гроша в самой маленькой комнатке на чердаке, чем еще пять минут под крышей этого человека.[41]
— Боюсь, твой батюшка будет жестоко разочарован.
— О да, ведь он продолжает напоминать мне, что сестра составила весьма приличную партию со священником старше ее. Но я не Кэтрин.
— Я тоже, — ответила я.
Остаток мая и весь июнь мы провели в Годмершеме, ожидая окончания ремонта в нашем будущем доме. В отличие от прошлых визитов каждый день в элегантном обширном поместье служил теперь болезненным напоминанием о куда более внушительном имении в Дербишире и о джентльмене, живущем там. Всякий раз, когда мысли о мистере Эшфорде настигали меня, я распекала себя за то, что еще не выкинула их из головы. Настанет время, верила я, когда мне и вправду удастся признать, что все в прошлом.
Эдвард, который продолжал горевать о потере жены, оказался рад нашему обществу, хотя много времени проводил вне дома, приглядывая за работами в Чотон-коттедже. Приятно было хоть недолго побыть с многочисленными племянницами и племянниками, но, конечно, они не оставляли мне возможности писать. И, как всегда, мне казалось, что я тут не совсем к месту. Когда парикмахер приходил укладывать волосы девочкам, он, понимая наши стесненные обстоятельства, обслуживал нас с матушкой и сестрой по сниженной цене, за что мы были благодарны и остро смущены одновременно.
Седьмого июля 1809 года мы с облегчением и взволнованным предвкушением распрощались с Годмершемом. Кассандра решила остаться еще на несколько дней, а Марта вскоре обещала присоединиться к нам, но мы с матушкой отчаянно желали обустроить дом, который наконец могли назвать своим собственным.
Ранее, во время пребывания в Элтоне, матушка чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы вынести экскурсию по коттеджу, пока тот полон рабочих, посему мы имели возможность лишь бегло осмотреть его снаружи.
— Боже, боже, он совсем рядом с дорогой, — разочарованно цокала языком матушка, когда мы высадились из кареты брата и уставились на Чотон-коттедж, залитый жарким июльским солнцем. — Столь небольшое огороженное пространство — единственная защита от опасности столкновения с экипажем, у которого понесла лошадь.
— Проезжающие могут стать интересным развлечением, — сказала я, повысив голос, поскольку не далее как в четырех ярдах внезапно пронеслась карета с шестеркой лошадей, отчего земля загудела у нас под ногами.
— О да, интересным, — произнесла матушка, кашляя и отмахиваясь от поднявшейся пыли.
Чотон располагался (а также располагается и, уверена, еще долго будет располагаться после того, как я покину эти края) посреди прелестной лесистой местности, зеленые долины которой поросли буками. Владения Эдварда обширны. Они включают собственно усадьбу, стоящую на ближайшем склоне холма за церковью, парк и фермы, а также деревню примерно в тридцать коттеджей, большинство арендаторов которых работает на фермах Эдварда.
Коттедж управляющего, построенный но меньшей мере сто лет назад, не был коттеджем в привычном понимании слова. Двухэтажное, прочное на вид здание из красного гемпширского кирпича, с высокой крышей и двумя чердачными комнатами когда-то служило постоялым двором и представлялось весьма просторным для четырех женщин. Дом располагался посреди деревни Чотон, в месте, где дорога из Госпорта пересекалась с Уинчестер-роуд, оживленной артерией, связывавшей Портсмут с Лондоном.
— Что ж, мы в долгу перед Эдвардом и счастливы иметь хоть какое-то жилище, — заявила матушка, изучая скромный кирпичный фасад, асимметрия которого была вызвана многочисленными перестройками дома. — Хотя я буду скучать по обществу, магазинам и развлечениям Саутгемптона.
— Что до меня, то я взволнована при одной мысли о перспективе снова жить в деревне, — сказала я, когда кучер выгрузил багаж и мы направились к двери. — Что касается магазинов и общества, то до Олтона легко дойти пешком в хорошую погоду, и он достаточно велик, чтобы там находилось отделение лондонского банка Генри. А до усадьбы, церкви и приходского домика всего десять минут ходьбы.
Внутри дом оказался куда более респектабельным — уютным, новым и пахнущим свежей краской, так что даже матушкино настроение начало улучшаться. Парадная дверь вела в довольно большую прихожую, слева от которой располагалась приятная гостиная с низким потолком, камином, литой каминной полкой и грубыми побеленными стенами. Наша скудная мебель, посланная вперед нас, как попало стояла в комнате, ожидая приезда хозяев.
Результаты ремонта поразили нас: большое окно в гостиной (которое, в соответствии с былым использованием дома в качестве гостиницы, выходило прямо на дорогу) из-за шума заложили и превратили в книжный шкаф. Чтобы придать нижнему этажу более радостный вид, Эдвард велел прорезать красивое готическое окно в стене, смежной с садом.
— Ах! Ну не прелесть ли! — воскликнула матушка. — У Эдварда всегда был прекрасный вкус. Вид из этой комнаты очень мил, и освещение хорошее. Ты должна поставить здесь свое новое фортепиано, Джейн.
Матушка, сестра и Марта много месяцев назад решили в складчину купить мне фортепиано. Сей щедрый поступок — особенно ввиду того обстоятельства, что ни одна из них не испытывала такой нужды в музыке, как я, — едва не заставлял меня прослезиться всякий раз, когда я думала о нем. У меня не было своего инструмента с тех пор, как мы уехали из Стивентона девять лет назад. Я пообещала себе разучить контрдансы, чтобы развлекать племянников и племянниц, когда те решат доставить нам удовольствие своим обществом.
— Нам повезло отыскать такой прекрасный инструмент всего за тридцать гиней, — сказала я. — Он замечательно встанет в этом углу, а здесь, у камина, я могу пристроить письменный стол.
Вестибюль соединял гостиную с просторной столовой, окна которой выходили на дорогу, а узенькая лестница вела в шесть уютных спален наверху.
— Спальни, конечно, очень маленькие, — заметила матушка, — но хорошо, что их шесть, учитывая, что все они уже распределены.
Было решено, что мы с Кассандрой, как обычно, разделим одну комнату. Марта и матушка получат каждая по своей. Одну предоставим гостям, а остальные пойдут слугам, которых матушке еще предстоит нанять: кухарке со служанкой и разнорабочему.
— Похоже, Эдвард потратил много сил, обустраивая коттедж, — сказала матушка, — хотя, как по-твоему, не слишком дерзко будет попросить добавить еще и туалет?
— Не следует надеяться на роскошь водопровода в деревенском доме, мама. Но Эдвард сказал, что починил насос на заднем дворе и выкопал новую выгребную яму под уборную.
В глубине первого этажа располагалась кухня, а за домом, через двор, конюшня, амбар для зерна и хлебопекарня.
— Марта будет на седьмом небе, когда увидит это! — воскликнула матушка. — Она поможет кухарке опробовать самые новые рецепты. Однако не представляю, зачем нам конюшня, ведь мы не можем позволить себе экипаж.
— Возможно, если станем придерживаться самой строгой экономии, то однажды сумеем завести ослика и тележку, — предположила я.
— Меня в тележке с осликом увидят только после дождичка в четверг, — фыркнула матушка.
Тем не менее сад ее порадовал: густо посаженные кусты, благоуханный жасмин, бесчисленные клумбы, на которых вперемешку цвели турецкие гвоздики и водосбор, много высокой травы и фруктовых деревьев. Вокруг сада бежали симпатичная гравиевая дорожка и высокая грабовая изгородь, которая укрывала его от шумной дороги и помогала сохранить уединение и тишину.
— Лучшего сада я никогда не желала, — довольно произнесла матушка. — Газон потребует постоянной стрижки, но мы наймем рабочего присматривать за ним. А клумбам не хватает любовной заботы и доброй прополки, но я справлюсь. Места так много, что я смогу посадить прекрасный огород с разными овощами и картофелем. Да что там, с настоящего момента я оставлю домашнее хозяйство на вас, девочки, и посвящу остаток дней работе в саду.
Через три дня после переезда мы отпраздновали рождение второго ребенка Фрэнка и Мэри, мальчика по имени Фрэнсис. Вторые роды Мэри оказались куда более простыми и быстрыми, чем первые, и радость но этому случаю побудила меня написать брату стихотворение.
