— Я ничего не понимаю.
— Придёт время, поймёшь. Ты иди в родные земли. Там тебя ждут.
Она взяла голову Зорьки в обе руки и поцеловала в раскалённые губы и разрушилась, облив напоследок её разгорячённое тело прохладной водой.
Зорька проснулась вся мокрая. Звёздочка под боком под шкурой громко плакала. Зорька откинула шкуру и прохладный ветерок, созданный этим движением, обдул вспотевшее тело и такую же мокрую малышку, которая сразу успокоилась, чмокая губками и сопя. Было темно, хоть глаз коли. Зорька подняла ребёнка по выше. В норе, где они лежали, было душно. И только тут она поняла, что к ней вернулись силы. Ощупала лицо, вернее корку на нём, та была на месте. Она поняла, что это какая-то лечебная мазь, вроде той, которую готовил Диля. Просто она засохла, превратившись в корку. Кожа под ней чесалась так, что хотелось расцарапать её немедленно. Она села. Голова покружилась, но быстро пришла в норму. Ощупала пространство вокруг. Ничего кроме подсушенного сена. И не выдержав больше зуда, начала потихоньку, с краёв, отколупывать засохшую массу, которая, не смотря на сухость, крошилась и отдиралась от кожи с трудом и болью.
К тому времени, как в нору хлынул свежий воздух и появилась Онежка, с сальной лампой в руках, Зорька ободрала уже все края, где смогла. Онежка, увидев её сначала обрадовалась.
— Глянь, ожила, — а затем резко стала злой, — ты чё творишь?
— Чешется, дрянь, терпежу уже нет.
— Так ты лучше башкой, вон, об столб побейся, и то полезней будет.
— Ещё чуть-чуть и не только башкой и не только об столб начну биться.
Онежка подумала над чем-то, затем поставила чашечку с огоньком в специальную выемку в стене и зло проговорила:
— Ладно, уд с тобой. Не отдирай. Я быстро.
И куда-то опять уползла.
Вернулась она действительно быстро, неся большую деревянную миску с водой и мягкой шкуркой какого-то мелкого зверька, плавающей в воде.
— На отмачивай, — буркнула она, протягивая миску.
Зорька намочила шкурку и приложила мокрым мехом на сухую лепёшку. И как бы между прочим, видя, что Онежка не в самом хорошем расположении духа, спросила:
— Слышь, Онежка, а чё случилось то? Я ведь ничего не помню.
— А то и случилось, — продолжала злится от чего-то баба, — что вы с Дилем подставили меня под смертушку.
— Да можешь ты толком объяснить, чё выёбывашся? — не выдержала Зорька.
Онежка вдруг осунулась, обмякла и из злой бабы, стала мрачной и побитой.
— Когда тебя Диля на руках приволок и попросил скрыть и подлечить, я ж тогда не знала всего. Думала атаман опять Сомы обожрался, да буянит. Думала очухается на утро, покается, как всегда. Ну спрятала я тебя с дочкой, а сама думаю «хрен я тебе утром скажу, помучайся, поищи». А на утро такое началось, что я и не рада стала, что ввязалась. По утру Шумный лично Диля запорол кнутами, — она помолчала и уже через слёзы, всхлипывая, добавила, — насмерть. Пытал мальчонку, зверюга, но тот, как в рот воды набрал. Так и помер мальчик на круге, но тебя, дрянь, не выдал.
— А чё ж ты не вступилась да не сдала? — злым холодным голосом спросила Зорька.
— По началу испугалась, что сознается и меня саму под кнуты пустят. А как помер, так ещё больше испугалась. К тому ж я ночью такое учудила…
Она замолчала, что-то ковыряя у себя на рубахе и после паузы продолжила уже совсем упадшим голосом:
— Надо было тебя сразу сдать атаману. Мальчишка бы остался жив. А после сдавать — себя убить. Сказали бы знала, видела, а промолчала. Пацана замучить разрешила. Не думала я, что всё так выйдет, а он ночью то ничего не сказал.
Зорька тихо плакала. Слёзы катились сами собой в три ручья, с правой стороны стекая, с левой намачивая маску изнутри. К боли душевной добавилась жгучая боль в области брови под маской. Онежка тоже плакала тихо. Лишь постоянно утираясь рукавом.
— Я спряталась в доме. Ничего понять со страху не могу, — продолжила знахарка, — а тут Капенька прибежал весь в слезах. Они ж с Дилем с одного коровника сбежали. Говорили всем, что братья. А самом-то деле они от разных мамок, но дружили не разлей вода. Он у Ровного на прислуге. Ну и порассказал. Я чуть не поседела. Ровный то рядом с атаманом за столом сидит, ну и пацаны постоянно за их спина рядом. В основном за спиной атамана всегда сидели. Капенька то лечится у меня. С животом мается бедняга. Я вообще то баба нелюбопытная, а тут со страху возьми да попытай, что за тревога поднялась в логове. Так-то он всегда молчит о том, что слышать приходится, а тут в сердцах всё и выложил.
Тут она улыбнулась со слезами на глазах, посмотрела как-то хитро на Зорьку и спросила:
— Нравишься ты им обоим больно. Славой чё ль прибила?
— Тфу на тебя, — весело огрызнулась Зорька, стараясь перевести разговор в более приподнятое настроение, — ещё этого не хватало.
— Ну тем не менее любят они тебя, — осеклась Онежка, опять собираясь зареветь, — один от любил правда.
Зорька не стала встревать, ожидая продолжения.
— Это в аккурат было вечером того дня. Диля атаман услал домой зачем-то, а Капенька остался сидеть один за атаманом. А тут откуда не возьмись припёрся Шумный и подсел к атаману. Шумный пьяный, говорит, был на него внимания не обратил, а атаман спиной не видел. Так нечаянно и остался незамеченный.
И дальше Онежка рассказала всё, что знала. Почему она это сделала, не понятно, но явно не по доброте душевной. Скорее всего надеялась, что, узнав всё Зорька найдёт какой-нибудь приемлемый выход для обоих. А послушать было о чём. У Зорьки аж уши отвисли вместе с челюстью и про примочку с отмочкой забыла. Дальше она поведала разговор Шумного с атаманом так, как ей передал малой.
Шумный: — Атаман, разговор есть, серьёзный.
Ардни: — Валяй.
Шумный: — Тебе не кажется, что твою Зарю пора тушить?
Ардни: — С чего ты так решил?
Шумный: — Ты же сам видел, что она вытворяла. Сам на себе испытал.
Ардни не ответил.
Шумный: — Кроме тебя и меня она одним махам всех ближников и всех отрядных накрыла. Я, когда отошёл, чуть не обосрался оттого, что она могла с нами сделать. Ты представляешь, если бы она тогда натравила нас друг на друга, чтоб перерезали да перебили. Как думаешь у неё бы получилось?
Ардни: — Получилось. Я бы первый тебя порвал, если б указала.
Шумный: — Вот и я о том же. Сила немереная нам несподручная. Как репей под подол попадёт, так и крутанёт. Но это только первое. Второе — наша предстоящая игра. Мы молодые боги для этого мира. Ты, как старший среди нас бог, женат на всем известной богине Утренней Заре. Эта новость уже облетела все ближайшие города, а к концу седмицы, об этом будут знать во всех арийских землях. Притом новость эта разлетается в таких выгодных для нас красках, я бы если б захотел, не смог бы лучше придумать.
Ардни: — Ну и чем она мешает. Наоборот.
Шумный: — А тут всё просто, атаман. Как ты в будущем представляешь себе объяснить то, что твоя жена не богиня, а простая речная ведьма, добытая тобой в одном из походов или ты рискнёшь вечно держать её в ведьменом состоянии?
Ардни: — Это будет невозможно.
Шумный: — И я об этом. Жрецы рано или поздно об этом узнают и всё так удачно сложившееся, рухнет. Поэтому она должна с глаз исчезнуть и желательно навсегда. А кто будет желать её видеть, пусть встаёт на рассвете и на горизонт смотрит. А ты останешься живым богом, мужем прекрасной богини. И никто не сможет это опровергнуть и ничего не надо будет доказывать.
Ардни: — А третье?
Шумный: — Что этого мало?
Ардни: — Шумный. Я же чувствую, что у тебя есть и свой интерес.
Шумный: — А что она лезет в мой огород. Знать всё — это моя привилегия и я не позволю соваться в мои дела бабе, пусть и твоей жене. А четвёртая, если хочешь, Хабарка достойна большухи логова больше чем твоя молодуха.
Ардни: — Не накручивай себе хвост. Твоя Хабарка чую тебе уже все мозги выдолбила с ней.
Шумный: — А то? Хабарка легко управляемая. Что повелю то и делать будет. А вот что будет с бабами, когда ими ведьма командовать начнёт, вопрос без ответа.
Потом они оба молчали.
Ардни: — Да, незаменимый ты стал, Шумный. В корень зришь. Мысли мои читаешь. Только ты не узрел самого главного. Я не могу позволить какой-то бабе, пусть даже моей жене, быть сильнее, чем я — бог Ардни. Я ничего не смог против неё предпринять и не хочу разбираться с её ведьменым даром, чтоб приручить. Эта сука меня напугала и напугала по-настоящему, а этого я допустить не могу. Так что, брат, всё, что от неё останется на утро — твоё, а сегодня я хочу сам поразвлечься.
Шумный: — А если она тебя колданёт?
Ардни: — Не успеет.
Капенька на этом месте разговора сиганул за своего хозяина, а атаман с Шумным встали оба и разошлись. Малой так перепугался за тебя, что отпросился у Ровного в кусты сбегать, а сам рванул к Дилю, но пока он его нашёл, было уже поздно. Тебя предупредить не успели. Дальше Капелька уже не знал, что происходило.
