— Вы думаете, суд согласится обнародовать этот документ? — с сомнением потеребил кончик своего длинного носа Зайдль, когда Олаф изложил ему свое предложение.
В помещении Дворца, где адвокаты работали с документами, кроме них никого не было, и можно было говорить спокойно.
— Но вы же сами говорите, что на секретном заседании Комитета обвинителей приняли решение не идти навстречу защите и не обсуждать документы, связанные с внешней политикой стран-победителей, — выкладывал свои сомнения Зайдль.
— Да, но с тех пор многое переменилось, возникли новые обстоятельства… Вы, я надеюсь, слышали о речи господина Черчилля в Фултоне? — напомнил Олаф.
— Конечно, блестящая, вдохновляющая речь…
— И она не осталась без политических последствий, как вы понимаете.
— Конечно. Но по ходу данного процесса этого не скажешь.
— Это поверхностное впечатление. За кулисами идет совсем другое движение, действуют совсем другие силы. И мое предложение тому подтверждение. Вам надо понимать, что за ним стоят те, у кого сегодня власть в нашей зоне оккупации.
Зайдль опять принялся теребить свой нос.
— Но, господин Тодт, тут есть вот еще какое обстоятельство… Судья Лоуренс, конечно, стар, но он может вспомнить, что суд уже отказывался принимать этот документ к рассмотрению… А судьи очень не любят, когда им представляют уже отклоненный документ.
— Давайте не будем решать за судью Лоуренса, господин Зайдль, — уже холодновато сказал Олаф. И подумал, что достаточно ему протянуть руку и чуть сжать пальцы на горле адвоката, и никаких вопросов у господина Зайдля не останется. Но…
— Ваша задача проста — найти момент, чтобы продемонстрировать всему миру секретные протоколы к пакту Риббентропа-Молотова.
— Незаверенные фотокопии, господин Тодт! Ведь подлинник найти не удалось, больше того — его никто не видел. И мы имеем дело с незаверенными никакими подписями и печатями фотокопии…
— Я помню, о чем идет речь, — прервал его Олаф. — И потому сделать это надо в ходе допроса подсудимого или свидетеля, чтобы протоколы попали в официальную стенограмму процесса… Допрос Риббентропа — очень удобный момент для этого.
— Пожалуй, хотя Риббентроп, между нами говоря, пребывает в таком состоянии…
— Плевать на состояние Риббентропа! Плевать на то, что он скажет по этому поводу! Важно — предъявить всему миру.
— Понимаю. Но мне тут же зададут вопрос, как они ко мне попали! Что я отвечу?
— Скажите, что их вам анонимно передал офицер американской разведки.
Зайдль удивленно посмотрел на Олафа.
— Офицер американской разведки?
— Уверяю вас, это абсолютная правда.
— За исключением того, что их передали лично мне… Это-то абсолютная неправда.
— Не вижу принципиальной разницы, — отрезал Олаф.
И тут он все-таки протянул руку к Зайдлю. Но пальцы его сжали не горло, а цыплячье плечо адвоката. Олаф только чуть, как бы по-дружески сжал пальцы, и Зайдль поморщился от боли.
— Какая разница, кому их передали сначала? — сказал Олаф, глядя ему прямо в глаза. — Главное, что они у вас в руках!
— Да, конечно, — поежился под его взглядом Зайдль. — И все-таки у меня есть предложение.
— Какое?
— Давайте попробуем сначала более или менее официальный путь.
— То есть?
— Обратимся к представителю английского обвинения Максвеллу-Файфу, в чьи обязанности входит проверять подлинность используемых на процессе документов.
У него есть фотокопии всех существующих ныне оригиналов Министерства иностранных дел Германии… Попросим его удостоверить подлинность документов. Посмотрим, что он нам ответит.
— Судя по тому, как он ведет допросы, ничего хорошего. Он из тех, кто считает, что Германия должна быть навсегда опущена на колени.
— И все же стоит попробовать, — уперся Зайдль. — Зато мы всегда сможем сказать, что шли официальным путем. Для юриста это очень важно.
— Ну, хорошо, давайте попробуем, — согласился Олаф и положив руку на плечо Зайдля, твердо сказал — но что бы ни ответил этот англичанин, фотокопии должны быть предъявлены на заседании.
Зайдль послушно закивал.
На прием к сэру Дэвиду Максвеллу — Файфу, заместителю главного британского обвинителя, по существу исполнявшему его обязанности, Олаф отправился вместе с Зайдлем, чтобы видеть все собственными глазами.
Файф, коренастый, краснолицый мужчина с простецкими манерами, выслушав просьбу Зайдля удостоверить подлинность фотокопий, сердито и даже чуть брезгливо осмотрел их обоих. Всем уже давно было известно, что сэр Дэвид предпочитает выражаться смачно и образно, только по крайней необходимости прибегая к юридическим экивокам и казуистике.
— Послушайте, господин адвокат, вот что я вам скажу, — Файф по-бульдожьи выпятил нижнюю челюсть. — Мы тут сидим взаперти в разбомбленном городе, где на улицах еще недавно валялись трупы, и разбираемся в чудовищных преступлениях, которые творили ваши подзащитные. Эти мерзавцы типа наглого толстяка Геринга или патологического палача Кальтенбруннера… После того, что я тут увидел и узнал, нормальному человеку жить не хочется. И единственное мое желание — оказаться подальше и от Нюрнберга, и от Германии, и от немцев, которые теперь делают вид, что знать ничего не знали о том, что творилось у них под носом и с их полного одобрения.
Файф зло засопел.
— Но когда я вижу кипы одежды убитых в Освенциме младенцев и горы золотых зубов, выдранных у трупов из газовых камер, я думаю, что стоит отдать год жизни за то, чтобы навеки зафиксировать шок и ужас, который испытало человечество, изнасилованное вашими подзащитными… Зафиксировать и осудить, чтобы ничего подобного не повторилось впредь!
— Но, господин Файф… — попытался прервать сэра Дэвида несколько ошарашенный его напором и откровенностью Зайдль.
Но англичанин не обратил на его возражения никакого внимания.
— А вы приходите ко мне с какими-то фотокопиями, которые неизвестно кто вам передал, и желаете, чтобы я своими руками позволил вам увести процесс в сторону и затянуть еще больше… Какого черта я должен вам помогать?! Я считаю, что таким образом вы только хотите затянуть процесс и поссорить нас с русскими. Теперь вы хотите, чтобы с вашей преступной братией воевали в белых перчатках! Но нацистов нужно было уничтожить любой ценой. Только так! Поэтому ничего проверять я не намерен.
Файф брезгливо оттолкнул от себя пальцами фотокопии.
Зайдль понуро стал складывать их в свой огромный портфель. И тут вдруг сэр Дэвид Максвелл-Файф соизволил ухмыльнуться:
— Могу только дать хороший совет. Сходите-ка вы лично к генералу Руденко, и пусть он заверит подлинность этих бумаг.
И Файф еще раз откровенно ухмыльнулся. Он представил себе, что скажет Зайдлю генерал Руденко и куда пошлет его.
Но надо было отдать должное Зайдлю. Он не опустил руки, в нем заговорила та самая храбрость загнанного в угол дикого зверя, которую разглядел в нем Олаф. Хотя руки его дрожали, он захлопнул свой портфель и двинулся в сторону той части Дворца правосудия, что занимала советская делегация. Олаф даже с каким-то любопытством последовал за ним. Нет, в этом самом Зайдле что-то действительно было!
В приемной Руденко их встретил секретарь — молодой человек с добрым лицом сельского учителя в мундире, с аккуратным пробором, в круглых очках.
— Позвольте представиться — адвокат Зайдль. Мои подзащитные, как вы наверняка помните — Рудольф Гесс и Ганс Франк. Мы с моим помощником хотели бы увидеть генерала Руденко по очень важному вопросу, касающемуся хода процесса.
Секретарь, бросив на них неожиданно цепкий оценивающий взгляд, доброжелательно сказал:
— Генерала Руденко сейчас нет в городе. Но на ваши вопросы, если они действительно важны для процесса, может ответить его помощник генерал Зоря.
Генерал Зоря никакой радости по поводу неожиданного визита не выказал, наоборот, дал понять, что он очень занят и чем скорее визитеры покинут его кабинет, тем будет лучше.
Зайдль быстро, взахлеб заговорил:
— Господин генерал, в моем распоряжении находятся фотокопии двух секретных «дополнительных протоколов». Они были подписаны 23 августа и 28 сентября 1939 года после подписания Пакта о ненападении, заключенного рейхсминистром иностранных дел и вашим комиссаром иностранных дел…
— Насколько я помню, оба так называемых документа представляют собой незаверенные копии оригиналов, — прервал его Зоря. — Больше того — суд уже отказался рассматривать подобные доказательства.
— И, тем не менее, мы предлагаем советской делегации самой убедиться в подлинности этих вещественных доказательств и подтвердить ее, — выпалил Зайдль.
