— «Переступит»! А кто уверял, что знает его лучше, чем себя?
Кочерыжка закатил очи к небу — все, мол, в руках божиих.
— Ну, довольно! — Канцлер смирял свое раздражение. — Что доискиваться теперь, кто виноват? Итак, у меня такой план…
— Может быть, начнем с оборотня? — не выдержал аббат. — Это его дьявольские хитрости, клянусь вам, все портят. Свидетельств теперь предостаточно, вот вам и предлог — не снимать отлучение.
— В погоне за малым, — отмахнулся Фульк, — упустим главное. В другой раз такой случай не представится.
Он обследовал помещение — изрядно пропыленный покой в запущенной части дворца, проверил даже задвижки на окнах.
— Не извольте беспокоиться, — заверил Кочерыжка, — надежный уголок! Кроме привидений, хи-хи, никто не заглядывает. А за дверью — наши: Райнер, Симон, барон из Мельдума.
— Зови.
Для начала канцлер предложил поклясться на Евангелии, что никто никого не выдаст. Сам поднял руку и заученно произнес латинскую фразу. Присягнул Райнер, глотая от волнения слюну, за ним его белесый братец Симон. Фульк думал при этом, что еще вчера эти люди слыли цепными псами бастарда!
— В целях государственных, — начал он, протирая стеклышко, — мы интересуемся, почему вы, вассалы, восстаете против сюзерена.
— Он всех оскорбил! — всполошился Кочерыжка. — Каждого чем-нибудь да обидел. У меня, например, отнял честно добытую пленницу.
— А знаете ли вы, — Фульк близоруким взглядом обвел лица заговорщиков, — что нарушившие вассальную клятву повинны смерти?
— Перестаньте! — угрюмо прервал его барон из Мельдума. — Мы не в школу пришли слушать поучения о вассальном долге. Есть дело — давайте его, а нет — до свидания.
— Но, но! — поднял ладонь канцлер. — Должен же я вам дать представление о том, что долг перед святой церковью выше любого вассального долга. И не дерзите. Забыли разве, как у Эда собак при всем народе носили?
— Ваши милости, не спорьте! — стонал аббат. — Время идет!
Все еще поварчивая, канцлер соединил всех в кружок и шепотом изложил свой план.
— Ого-го! — воскликнул барон. — Это я понимаю! И когда?
— Сегодня. Сейчас. У нас осталась только эта ночь. Она дается, по правилам, чтобы покаявшийся глубже почувствовал меру своего падения, а церковь еще раз обдумала постановление о возвращении отлученного в свое лоно. Она не принимает скороспелых решений. Но знайте, Гоццелин со своим капитулом уже готовится к торжеству!
— Согласны, — сказал барон из Мельдума, и близнецы закивали.
— Ты какие меры принял, — обратился Фульк к аббату, — чтобы у бастарда было как можно меньше людей?
— Он по-прежнему один. Хотя все уверены, что теперь отлучение будет снято, запрета никто пока не нарушает.
— А оборотень, оборотень? — спросили близнецы.
— Он или как его лучше назвать — она? — увы, не отходит от своего опекаемого. Можно бы ее того… Да возьмет ли ее сталь?
И тут канцлер засмеялся, закидывал голову и тряс бледными ушами, а собравшиеся с недоумением и даже обидой на него смотрели.
— Ну ладно… — Фульк закрыл рот ладонью. — Бедные, бедные, наивные вояки! Вот вам ладанки с частицами мощей — церковь ограждает от чар своих сынов. А лучше бы всего ее выманить оттуда.
Все разошлись, и Кочерыжка, возбужденный, зашагал по покоям, размышляя о том, что досталась же епископская митра такому наглому прохвосту, как этот Фульк! Проходя библиотекой, услышал шуршание. «Мыши едят манускрипты! Или это и вправду привидение?» Смиряя невольный страх, он подкрался и замер. На верхней ступеньке лесенки, прислоненной к книжному шкафу, сидел Озрик, оборотень, углубившись в чтение книги!
Первым его движением было — бежать от сатаны. Но затем рука нащупала под сутаной кинжал. Уж наверняка он получит епископскую митру, если положит перед канцлером эту вихрастую так ненавидимую голову. Да и чего бояться? Она без оружия, а он ведь когда-то воочию видел ее слабое, детское тело — и никаких копыт!
— Эге-ге! — подступил аббат. — Теперь-то ты уж не уйдешь!
Но он упустил из виду боевую выучку своего врага. Сначала от неожиданности у Азарики выпал из рук Боэций. Но через мгновение аббат со страшной силой ударился затылком об пол. Азарика прыгнула на него с лесенки, как Эд учил прыгать с седла на противника. Обшарив капеллана, она извлекла его кинжал и отбросила далеко за книжные сундуки.
— О-ой! — стонал Кочерыжка, голову его разламывала боль. Он представил себе, что все разгромлено, что все понуро идут на плаху.
Но ведь и он был воином! И он прыжком поднял себя на ноги и вцепился в Азарику. Оба заметались по библиотеке, роняя фолианты.
— Не уйдешь, проклятая ведьма! — визжал аббат, стараясь ухватить ее за горло.
Палисандровая дверь растворилась, там стоял заспанный привратник и оглядывал дерущихся.
— Сиагрий, помоги! — просила Азарика, потому что Кочерыжка был, конечно, и сильнее и массивней, в простой борьбе он бы ее одолел.
— Мне, мне помогай! — перебил ее аббат. — Дам золотой солид!
Сиагрий поморгал и удалился, прикрыв за собой дверь. Аббат с новой яростью принялся гнуть Азарику.
Оставалось применить хитрость, и Азарика, разжав руки, упала на пол, будто в обмороке.
— Уф! — Кочерыжка шатался и вытирал лоб. — Ну и баба!
Сквозь полуприкрытые веки Азарика, выбирая момент, наблюдала, как он обходит ее, всматриваясь.
— А девочка ничего, — рассуждал аббат, — еще в Туронском лесу хотел ею завладеть, да помешали. Ну, теперь без свидетелей сделаю что хочу…
Азарика почувствовала, как прежний проклятый женский страх охватывает ее. Расслабляются мускулы, размякает тренированное тело.
И вот она уже ползет по мозаике, изображающей Нептуна на дельфинах, и невнятно молит о пощаде, а Кочерыжка, брызгая слюной, хохочет и пытается расстегнуть ее чешуйчатый панцирь. Неописуемый ужас сотряс ее всю, она вскочила и бросилась без оглядки. В термах в зале, где были высохшие бассейны, она наткнулась на запертую с той стороны дверь — штучка Сиагрия.
Чувствуя, что аббат ее вот-вот настигнет, она заметалась и инстинктивно забилась в квадратную трубу, откуда некогда щедро изливалась в бассейн вода.
Кочерыжка сначала не мог понять, куда она делась. Потом пытался достать ее рукой, протиснуться в трубу — тщетно! Но и Азарика продвинуться дальше не могла — там было колено. Аббат грозил пустить воду, но, конечно, не смог. Смеркалось, и он пришел в страшное беспокойство, даже стал просить прощения и сулить деньги.
— Я без кола, без двора, — хныкал он. — Женился бы я на тебе по-честному, было бы у нас хозяйство, деточки… Ну, вылезай, а?
Скрючившись в колене трубы, Азарика понемногу пришла в себя. Даже стыдно было вспоминать о давешнем страхе, прежняя злость нахлынула. И родилось жуткое беспокойство — неспроста ведь тут прогуливался мерзкий аббат.
Ведь и прибежала сюда только на полчаса, оставив Авеля в карауле. Хотела с книгами попрощаться — предчувствовала, что скоро и этому конец. И не взяла с собой оружия!
А кинжал, который она отняла у аббата и закинула за сундук? Как молния она выскочила из трубы, опрокинув сраженного новой неожиданностью Кочерыжку. Он не отставал, его азартное дыхание чувствовалось на затылке. Но она летела, как ласточка перед дождем. Удачно нащупав оружие за сундуком, она перехватила его, обернулась и с маху всадила лезвие ему в упругое брюхо. Капеллан захрипел и стал садиться на пол.
Некогда было терять время. Азарика вернулась к закрытым дверям и стала кликать Сиагрия. Тот отозвался, но не открыл.
— Ты что драку учиняешь, скверный мальчишка? Сиди до утра. Графу доложу, пусть сам тебя выпускает…
Пришлось отправляться назад, с трепетом обходя место, где лежал мертвый Кочерыжка. Собрав остаток сил, придвинула лесенку к слуховому окошку, которое выходило в палисадник с розами. Выбралась, выпрыгнула, чуть не подвернув ногу, и пустилась во всю прыть к Сторожевой башне.
В Городе по-прежнему была глухая тишина. Даже из таверн не слышались разудалые крики игроков. Было тихо и в башне. Азарика выкресала огонь и запалила один из дежурных факелов у входа. Факел нехотя разгорелся, и ей бросились в глаза черные подтеки на лестнице. Кровь! А вот в черной луже брошенная или потерянная флейта маленького Иова… Азарика кинулась наверх.
В прихожей Зала караулов люди лежали на полу, будто спали. Само по себе это не было удивительно — каждую ночь, сменяясь с поста, люди вот так валились от усталости на плиты, — но вокруг лежащих были те же черные лужи и брызги! Азарика осветила лицо одного, другого — узнала близнецов Райнера и Симона. Кто-то, неимоверный силач, размозжил им головы чем-то тяжелым!
Тогда она кинулась в Зал караулов. Догоравший очаг все так же рисовал на кирпичных стенах лики близких и далеких. У решетки, высунув язык, лежала удавленная Майда. Поперек коврового ложа Эда раскинул руки массивный человек.
