Папа продолжал работать на пожарной станции, а в свободное время между дежурствами делал всевозможные мелкие ремонты и другие хозяйственные работы. Вначале у него были надежды на помощь Яши, потому что ему часто предлагали работы, которые он не умел делать – например, сложить новую печь. Яша как раз был специалистом в этом деле, и папа думал, что, работая вместе, они заработают много денег – такие работы хорошо оплачивались. Но Яша вовсе не горел желанием увеличить доходы семьи; лишь в редких случаях он соглашался взять какую-нибудь халтуру после работы в стройконторе. Чаще всего он отказывался.
Он не только отказывался от «левых» работ, но и вообще не чувствовал себя обязанным вносить свою долю в расходы по содержанию дома. К зарплате он относился как к своим «карманным деньгам». На вопросы, когда будет зарплата, он обычно отвечал: «Эти сволочи из конторы опять задерживают выплату». Раз в несколько месяцев, после неоднократных напоминаний, он давал небольшую сумму. Ходая поддерживала его, так как была убеждена, что мои родители – скупцы, сидящие на мешках с деньгами.
Я чувствовала себя неловко в такой ситуации, не хотела жить за счет родителей и надеялась выйти из этой зависимости благодаря замужеству. Я тоже не вносила вклад в расходы по дому, так как работала в колхозе по мобилизации и не получала никакой оплаты. В конце лета я вновь забеременела.
Атмосфера в доме была напряженной. Было ясно, что общий прогноз, будто папа «повлияет на Яшу и сделает его серьезным», не осуществится. Если бы люди нашего села были знакомы с современной психологией, они знали бы, что нельзя рассчитывать на изменение характера человека, которому двадцать восемь лет. У меня еще были иллюзии. Я надеялась, что если мы будем жить отдельно от родителей, он почувствует ответственность за нашу семью и изменит свое поведение.
Я обратилась к свекрови с просьбой повлиять на него, но это был напрасный труд. Жизненная философия семейства Мейлах, суть которой – не заботиться ни о чем и жить сегодняшним днем, оказалась сильнее трудолюбия и целеустремленности, царивших в семье Рабинович. Ходая Мейлах не учила своих детей стремиться к какой-либо цели. Вдобавок ко всему она считала, что ее сын должен жить припеваючи, ведь он женился на «дочке богачей». Она высмеивала экономный образ жизни в нашем доме и, подобно Яше, осуждала моих родителей за скупость. Я была поражена. По какому праву она и Яша выдвигают требования о повышении уровня жизни в нашем доме, если он сам ничего не делает для этого?
Свекровь очень разочаровала меня, так как до этой беседы я питала к ней симпатию. Я думала, что она будет для меня «второй матерью». Мне нравился ее легкий, веселый нрав. Я рассчитывала на поддержку моих усилий построить жизнь молодой семьи на здоровых основах, не за счет других. Оказалось, что за ее улыбкой и приветливостью в обращении с людьми не стоит ничего. Эта оценка в будущем неоднократно подтверждалась.
Я не ссорилась с ней. Бессмысленно пытаться «перевоспитывать» пожилую женщину, обладающую сложившимся отношением к жизни. Наши отношения остались «политически корректными». Между моими родителями и ею тоже не царила большая дружба, но соблюдалась взаимная вежливость.
В октябре у меня было много заказов на лозунги к главному государственному празднику – 7 ноября. Я неплохо заработала и все деньги отдала маме, но она вернула мне половину и сказала, чтобы я израсходовала эту сумму на свои личные нужды.
Я начала всерьез думать о месте для жилья. Не было шансов на то, чтобы снять целую комнату, у владельцев домов не было пустых комнат для сдачи квартирантам. Было принято снимать «кроватное место» – угол в комнате, где живут хозяева. Как ни странно, находились люди, особенно ссыльные, которые были готовы за плату в несколько рублей сдавать углы в домах, и без того тесных. Такая форма съема жилья не сулила никакого уединения, но это было единственное возможное решение, если нет денег на покупку дома.
Я нашла такое место у одинокой женщины, еврейки, ссыльной из Молдавии. Звали ее г-жа Розенберг, имени ее я не знала. Ее дочь получила разрешение поехать в Томск для поступления в консерваторию. Мать очень скучала после отъезда дочки и хотела впустить квартирантов: хотя бы будет с кем поговорить.
Мама умоляла нас не покидать дом до моих родов и до того, как я научусь ухаживать за младенцем. Правду говоря, мысль об уходе за младенцем действительно пугала меня, ведь у меня не было в этом никакого опыта. Даже попытки приблизиться к малышам из семей моих школьных подруг не удавались. Есть люди с естественным подходом к маленьким детям; я не раз видела, как малыши встречают их широкой улыбкой. Когда же я брала младенца на руки, то чаще всего он начинал кричать. Это как спортивные занятия: не получается – и все. Я боялась, что так будет и с моими собственными детьми.
Из этих и других соображений я согласилась на то, что мы пока останемся. Яша как будто стал помягче, сделал с папой несколько «левых» работ, даже приносил зарплату (часть уходила на алименты сыну от первой жены). И он, и мои родители старались не обострять отношения.
Папа, как я уже упоминала, ненавидел алкоголь. Когда он уговаривал Яшу оставить привычку пить водку с товарищами после работы, Яша отвечал, что «так делают все», и если он откажется участвовать, то все будут относиться к нему враждебно. Он всегда придавал большую важность отношению людей к нему, любил считаться компанейским, слышать комплименты типа «ты умеешь пить» – это высоко ценилось среди рабочих как главное качество «настоящего мужчины». Ведь никаких других достижений, которыми они могли бы похвалиться, у них не было.
Русские женщины осознавали такое положение и мирились с ним. «Мужчина есть мужчина, – говаривали они, – у него свои нужды». В дни, когда мужья получали зарплату, многие жены ждали их возле конторы, чтобы забрать деньги и не дать им пропить все. С учетом «особых нужд» они оставляли мужьям несколько рублей на водку. В шутку это называли «естественным отбором».
Зима тянулась медленно, казалось, ей не будет конца. Я чувствовала себя плохо, меня все время тошнило – может быть, ввиду недостатка в организме питательных веществ, нужных для развития плода. От работ с дровами меня освободили: это делали папа и Яша. Но таскать воду с колодца на коромысле я продолжала. Было тяжело, но мама говорила: «Все беременные женщины в селе носят воду, ты тоже можешь!» Никаких нежностей она не признавала.
Глава 24. Смерть тирана и рождение дочери
Немного странно ставить два этих события в один ряд. Но что поделаешь, если историческое событие, всколыхнувшее всю страну, и мое частное событие произошли в один и тот же год, с разрывом во времени в два месяца.
Невозможно говорить о весне 1953 года, не упоминая о смерти Сталина 5 марта. Народ был в смятении, не знал, чего ожидать. Сталин был постоянным фактором в нашей жизни, подобно восходу и закату солнца. Казалось, что порядок мироздания поколебался.
Один из официальных лозунгов пропаганды гласил: «Ленин всегда с нами». Хотя этот лозунг можно было видеть везде, даже в классах школы, присутствие Ленина мы не ощущали, он лежал в мавзолее и никому не мешал. В противоположность этому Сталин действительно был всегда с нами. Народ привык к тому, что все делается по указаниям «сверху». На каждом уровне свой «верх» – сельский, районный, областной, республиканский, всесоюзный. А всесоюзный верх – это Сталин. Такова структура власти. И вдруг верха этой структуры больше нет. Кто же будет управлять страной? Неизвестность внушала страх.
Граждане боялись скатывания страны в состояние хаоса. Как обычно во время страха перед переменами, сотни тысяч людей бросились закупать керосин, мыло, соль и спички. На всякий случай.
Смерть Сталина спасла арестованных врачей от показательных процессов и публичных казней, а массы евреев – от депортации на Дальний Восток. Если можно говорить о ком-то, что он «умер вовремя», то это как раз такой случай.
В нашей глуши ничего не изменилось. В начале апреля, как всегда перед праздником 1 мая, ЦК партии опубликовал «призывы» – список лозунгов к празднику. Не было лозунгов, восхваляющих Сталина; но были лозунги, призывавшие «продолжать его великое дело – строительство коммунизма».
Как всегда перед праздниками, я получила массу заказов на лозунги. Было тяжело, живот мешал наклоняться над алыми полотнищами, но я старалась заработать как можно больше, чтобы купить все нужное для будущего ребенка.
Еще одна проблема беспокоила меня перед родами – выбор имени для ребенка. Мой муж заявил, что если родится мальчик, ему нужно дать имя в честь его покойного отца – Аба. Таков обычай – давать новорожденным имена покойных дедов и бабушек. Трудно было спорить с этим, формально он был прав. Ходая, никогда не говорившая о своем муже, поддержала выбор сына.
