В начале 1149 года Ростислав потребовал Берладника в Смоленск: великий князь собирал большой поход против Юрия Долгорукого. Иван поразился огромным силам, которые подошли к городу. Тут были полки киевские, переяславские, туровские, пинские, полоцкие; теперь в них влились смоленские. А еще впереди был Новгород, который решил поддержать объединенное войско и сломить наконец могущество Суздальского края, диктовавшего порой свои условия вольнолюбивой республике.
Ростислав доверил Ивану командование стягом. Этот сорокалетний, начинающий уже седеть, красивый мужчина почему-то проникся доверием к князю-изгою и обещал после успешного завершения похода добиться для него если не Звенигородского княжества, то хотя бы какого-то приличного владения. Он так и сказал:
— Если Владимирко заупрямится, отнимем удел у Юрия Долгорукого и передадим тебе. Может, не Ростов и не Суздаль, но там и другие города есть. А в нашей победе я не сомневаюсь. Когда еще на Руси такие силы собирались против одного княжества? Вот то-то, и я не припомню.
В феврале 1149 года объединенные полки прибыли в Новгород. Новгородское вече приняло решение поддержать великого князя в его походе на Суздаль; на помощь пришли псковичи и карелы; с юга подпирали черниговские князья. Почитай, больше половины Руси исполчилось против Суздальского княжества.
Огромное войско двинулось к Волге. Шли по руслам замерзших рек Мсты и Медведицы. Только перешли границу, как началось жестокое разорение Суздальской земли. Если раньше, когда только начинались феодальные усобицы, русы жалели разорять русов, то теперь это ушло в прошлое. Новгородцы и смоляне воспринимали врагами суздальцев, суздальцы — киевлян, киевляне — черниговцев… На первое место вышло не имя «рус», а область проживания; своими считали только тех, кто жил в одном княжестве. Остальных можно было грабить, разорять, жечь, пленить. Сменились времена, сменились понятия. И так будет продолжаться долго — века.
Воинство Изяслава лавиной шло по русским землям, поджигая, руша и насилуя. «И начаста городы его жечи, и села, и всю землю воевати обаполы Волгы (то есть по обеим сторонам Волги. — В. С.), и поидоста оттоле на Угличе поле, и оттуда идоста на устье Мологы», — сообщает летописец. Мало того, в плен брались русские люди и уводились из родной земли. Если на западе феодалы бились за каждый клочок земли, которой там мало, то на Руси земли было в изобилии; не хватало рабочих рук, чтобы ее обрабатывать. И князья, и бояре, вторгшись в пределы соседа, в первую очередь захватывали людей и целыми селениями отправляли в свои владения, чтобы разрабатывать и осваивать новые пустоши.
Первым подвергся осаде Кснятин, расположенный в устье реки Нерли Волжской. Когда войска обложили крепость, к Ивану подскакал Ростислав; соболевая шапка на макушке, на лице лихость и задор.
— Ну, Иван, вот тебе и удел во владение! Чем плох город? Крепость недавно подновлена, вон сколько в стенах новых дубовых бревен! Возьмем с налета, даже ремонтировать ничего не придется, все за тебя Юрий Долгорукий сделал!
— Это серьезно — Кснятин мне во владение отдашь? — спросил Иван, сдерживая дыхание. — А с великим князем разговор на этот счет шел?
— А как же! Стал бы тебе иначе обещать. Так что вперед, прояви мужество и смелость, ворвись в город первым, покажи, на что способен. За нами дело не станет!
На заснеженной равнине стали ставить палатки и шалаши, устанавливали осадные орудия, перед ними воздвигали защитные сооружения, сколачивали и вязали штурмовые лестницы. Зажгли костры, стали готовить еду. Первый день прошел за всеми этими хлопотами, а наутро другого дня пошли на приступ.
Сначала воины забросали ров, а потом кинулись на стены. Иваном овладело какое-то радостное воодушевление, даже азарт. «Мой город, мой, — твердил он про себя, взбираясь по лестнице все выше и выше. — Сегодня же начну в нем править и распоряжаться. Это мой город, мой удел! Мне надо его завоевать!»
В щит, которым он прикрывался, с грохотом ударялись камни, звонко тенькали стрелы, один раз его обдало жаром, наверно, вылили кипяток, но он упорно продвигался вперед, пока не оказался наверху стены. Какой-то воин, изловчившись, ткнул его пикой в грудь, но он сумел вовремя извернуться, пика прошла вскользь, а ему удалось поразить защитника в низ живота. Тот откинулся назад, Иван шагнул на его место, но тут же был отброшен мощным ударом палицы, которая смяла его окованный железным листом щит. Чувствуя, как теряет под собой опору, Иван прикрылся от второго удара, потом от третьего, но внезапно ощутил легкость во всем теле и с ужасом понял, что летит вниз.
Но полет продолжался недолго. Он ударился обо что-то, почувствовал, что кто-то его схватил и, бормоча проклятья неизвестно в чей адрес, стал опускать ниже; другой подхватил и со словами: «Спасайте князя» передал следующему, потом он стал переходить из рук в руки, пока не был поставлен на землю.
Иван тотчас вгорячах кинулся к лестнице, но его остановили:
— Не замай, князь Иван. Мы без тебя управимся.
Только тут он ощутил боль в левой руке, возник шум в голове, слегка покачивало. Но он, превозмогая себя, продолжал руководить боем, подбадривал бойцов, заботился о раненых, которых становилось все больше и больше; до погибших руки не доходили, ими заняться придется после.
Первый приступ был отбит. Тогда на сдвоенных санях подкатили пять таранов, стали бить в ворота и стены. Глухие удары потекли по окрестностям, эхом раскатывались над лесами. Защитники кидали в них камни, лили горящую смолу, но все это скатывалось по навесам, укрытым намоченными шкурами. После трех дней стены стали рушиться, а в воротах появились трещины. Осаждающие стали готовиться к новому приступу.
Иван лег спать с чувством уверенности, что завтрашний день принесет успех, главное, чтобы удалось проломить стены и ворота. Внезапно ночью его разбудил сильный шум. Выскочил из палатки, огляделся. В свете факелов (ночь была пасмурной, ни луны, ни звезд) метались воины, громко кричали, раздавались звонкие удары мечей, усиливая панику, носились оторвавшиеся от привязи лошади.
— В чем дело? — крикнул Иван воину, которого схватил за руку.
— Суздальцы напали! — ответил тот и скрылся в темноте.
«Юрий Долгорукий пришел на выручку городу! — мелькнула в голове мысль, и его холодом обдало с головы до ног. — Тогда наше дело пропащее. Не видать мне удела!»
Недалеко происходила схватка, он бросился туда. С трудом можно было отличить своего от чужого, потому что и оружие, и выкрики — все было одинаково. Но он каким-то особым чутьем определил однополчан от суздальцев, начал работать мечом, отбивая удары и нанося свои. Понял, что это была не подмога, а вылазка защитников. Но суздальцы уже отступали, умело обороняясь и отбивая все попытки окружить или отрезать от крепости. Иван видел, что киевляне действовали неорганизованно, беспорядочно, путано, так что противник с небольшими потерями отошел в город.
— А чего они нападали? — спросил он первого попавшегося воина. — Чего им было надо?
— Как чего? — удивился тот. — Ты что, не видишь, что тараны наши сожгли?
Два дня понадобилось, чтобы сделать новые, с их помощью удалось пробить брешь в стене и снести ворота. Это случилось под вечер. Однако на другое утро нападавшие увидели, что позади ворот была сооружена крепкая защита из бревен, а над разрушенной стеной возвышалась вновь возведенная.
Несмотря на это, Мстислав бросил своих воинов на новый приступ. До самого обеда происходили яростные сражения по всей протяженности крепостной стены, но защитники выстояли. Но тут киевский князь подтянул свежие силы и вновь кинул на стены. В некоторых местах удалось сбить противника и ворваться в город, но невероятными усилиями смельчаки были вырублены, как говорили потом, подоспевшими дружинниками, которых воевода Кснятина держал в запасе.
— И кто у них за воеводу? — спросил у Ростислава Иван. — Не иначе как опытный военачальник и выдержанный характером человек.
— Говорят, какой-то Федор Кучка, приближенный Юрия Долгорукого, — кривясь от боли, ответил смоленский князь. Его недавно поцеловала в плечо вражеская стрела, она не затронула кости, но рана была, как видно, болезненной. — Упрямый черт, держит нас возле этого никчемного городишки вот уже вторую неделю. А я думал, возьмем с налета…
Он подумал, добавил:
— Можем положить под ним еще немало своих воинов, если… Да сжечь его надо к чертовой матери! — вдруг с силой проговорил он, вскочил на коня и ускакал прочь.
На другой день в город полетели жерди с горящими смоляными паклями. Скоро тяжелый черный дым поднялся в небо, заслонил ярко сиявшее солнце. У Ивана защемило сердце: в управление он может получить одни сгоревшие головешки, какое же это будет владение?..
