Нью-Йорке. Бауэри-тиэтр заручился и поддержкой «Ивнинг пост». Сам Леггет принялся нападать на Парк-тиэтр. Понятно, мистер Симпсон не пускает его в театр. А Бауэри-тиэтр в поисках дешевой популярности сменил название на «Америкэн тиэтр», полагая, что никто не посмеет нападать на то, что прикрыто звездно-полосатым покрывалом.
Во время антракта я стою с полковником Бэрром у выхода на Бродвей, к церкви св. Павла. Храм освещен. Служба? Меж золотым сиянием, льющимся из окон храма, и белесым отсветом из театрального вестибюля большие снежинки, словно пух, медленно кружась, падают на землю. Полковник, как всегда, делает вид, что внимательно меня слушает, не отрываясь смотрит на мои губы, будто ловит каждое слово. Это нужно ему для того, чтобы обезопасить себя от чьей-нибудь выходки.
— Она прекрасное животное, Чарли!
Мисс Кембл восхитила его, но найдется ли мужчина, которого оставит равнодушным ее сильный, женственный голос? Я написал статью об игре актрисы, статью предполагает опубликовать «Миррор».
— А я-то думал, полковник, что вы верите в женскую душу, а не в животное начало, — съязвил я.
— У души есть плотская оболочка. Кроме того, еще неизвестно, может быть, и у животных есть душа. Многие люди, несмотря на свою бессмертную душу, — настоящие звери.
Пока мы говорили, я оглядывал зал. Те, кто постарше, заметили полковника и смотрели на него как зачарованные, а некоторые даже с ужасом. Молодым не было до него никакого дела. Ложи в Парк-тиэтр в основном занимают богачи. Они ненавидят президента, обожают Клея и Уэстера. Я пишу сейчас о политике не потому, что меня занимает, как голосует публика, наполнившая Парк-тиэтр, а потому, что меня дважды толкнул бородач в очках с толстыми стеклами. Первый раз я просто отодвинулся. Второй раз, когда он наступил мне на ногу, я гневно повернулся и в ту же минуту узнал под темной окладистой фальшивой бородой Уильяма Леггета.
— Ну, чем я не пророк Исайя?
— Не знаю, как выглядел пророк Исайя.
Он здорово отдавил мне палец. Затем я представил его полковнику Бэрру. Тот был милостив и величав, как лорд Честерфильд в сопровождении пажа.
— Меня здесь нет, — прошептал Леггет. — Симпсон пригрозил мне дуэлью. Я буду драться тростью. Он — глаголом.
Леггет вдруг умолк: в доме повешенного не говорят о веревке.
Но полковник был невозмутим.
— Очень разумный выбор оружия. Лично я всегда ненавидел дуэли.
— Еще бы. Варварство. Но… — Леггет запнулся. Фальшивые бакенбарды сдвинулись, усы сползли на нижнюю губу.
— Но в давние варварские времена у нас не было выбора. Это считалось делом чести.
Леггет поправил бороду.
— Однако вам везло, полковник. Вы прекрасно стреляли, и поэтому в те варварские времена преимущество было всегда на вашей стороне.
Леггет хватил через край, но полковник обошелся с ним в своей обычной любезной манере.
— Я редко делаю попытки опровергнуть легенду. Да это и невозможно. Но вам я открою одну тайну.
Глаза у Леггета загорелись. Он наклонился к полковнику.
Бэрр выдержал таинственную паузу.
— Несмотря на годы, проведенные в армии, мистер Леггет, я с двадцати шагов не попаду и в амбарную дверь.
— Вы скромничаете, сэр.
Бэрр засмеялся.
— Вовсе нет. Просто мне, наверное, очень везло. Несколько лет назад в Ютике в одной компании меня попросили показать свое искусство. Я ссылался на нездоровье. Они настаивали на том, чтобы Аарон Бэрр продемонстрировал свою меткость. Я показал им зарубку на дереве поодаль. Хотите, мол, попаду в нее? Еще бы! — Глаза у Бэрра засверкали. — Так вот, почти не целясь, с первого же выстрела я попал в самую середину зарубки.
— Вот видите… — начал Леггет.
— Дело в том, — закончил Бэрр, — что мне повезло. Не более. Зрители были в восторге. Они приготовили еще одну мишень, но я отговорился. И в Ютике до сих пор есть люди, которые об заклад будут биться, что я самый меткий стрелок на свете.
— Но ведь вы и в других, не менее примечательных случаях попадали в цель?
Я чуть не задушил Леггета тут же в вестибюле.
На лице у полковника все еще была мягкая улыбка, но голос у него как-то поскучнел, хотя и не утратил дружелюбия.
— Мистер Леггет, главное различие между моим другом Гамильтоном и мной состояло в том, что в роковой момент у него дрогнула рука, со мной же этого не случается.
За зеленым суконным занавесом прозвенел колокольчик. Мы вернулись на свои места. Головорезы неистовствовали в партере. Барабан спал на своем табурете. Оркестр замер, масляная лампа померкла, и занавес поднялся. Но я думал не о спектакле, а об удивительной прямоте полковника Бэрра. Сегодня он впервые заговорил о дуэли.
После спектакля полковник колебался, засвидетельствовать ли ему свое почтение папаше Кемблу, которого он знал, дабы познакомиться с дочкой Кембл, с которой он знаком не был. В конце концов он решил не ходить за кулисы.
— Слишком поздно, да и потом мне нужно ехать в Джерси-Сити.
Я помог ему надеть пальто. Легкий снегопад сменился холодным сильным ветром, он дул с реки Норт и хлопал ставнями расположенного по соседству музея. На Бродвее скопились кареты, ожидающие театралов. Мы с полковником подошли к св. Павлу (служба кончилась). На углу Фултон-стрит мы почему-то увидели уже безбородого Леггета, а ведь его собирался подвезти какой-то приятель.
— Не понимаю, что произошло.
— Возможно, — сказал полковник ровным голосом, — он не узнал вас без бороды.
Леггет засмеялся, закашлялся.
— Без бороды на меня мог бы напасть какой-нибудь страшный глагол.
— Например, «умереть»? — спросил полковник. — Время для всех нас его заготовило.
— Ну, как тебе понравились Кемблы? — Я переменил тему.
Леггет сказал, что Кемблы ему очень понравились, а я сказал, что мне кажется позорным, что «Ивнинг пост» продолжает на них нападки из-за распри между администраторами.
Пока мы спорили, полковник быстрым шагом направился по Фултон-стрит к пристани. Мы поспешили за ним.
Узнав, что полковник едет в Джерси-Сити, Леггет удивился.
— Но ведь поздно. Паромы уже не ходят. И надвигается шторм.
Миновав мрачную громаду Вашингтонского рынка, мы вышли на Вест-стрит.
— Эфраим! — крикнул Бэрр.
— Здесь, полковник.
Мы спустились к небольшой лодке, где нас ждал сын одного из друзей полковника по Революции.
— Чудесный вечер, Эфраим.
— Лучше не бывает, полковник.
Эфраим стоял во весь свой огромный рост в темной лодке и тянул за причальный канат, пока лодка, подпрыгивая в бурлящей воде, не пристала к сходням.
— Боже праведный, ну и холод! — Леггет не мог справиться с ознобом.
Полковник оперся на руку Эфраима и ловко прыгнул в лодку. Эфраим отчалил, полковник нам помахал.
— Ну что, мальчики, теперь видите, в чем радость жизни?
— Я
