– Плавают по городу, как дохлые рыбы, – вставил Ванятка.
Степан посмотрел на него, Лао Чжан с Толстым Чжаном тоже посмотрели на Ванятку, улыбнулись и разом сказали:
– Шанго!
– Наши войска на востоке… – Степан подошёл к карте, – штурмом взяли Муданьцзян, это четыреста километров от Харбина, через двое-трое суток они будут здесь…
Лао Чжан и Толстый Чжан закивали.
– Поэтому предлагаю объединить силы и под видом местных жителей организовать охрану и наблюдение за миссией, жандармери ей, полицейскими управлениями в городских районах, железнодорожным мостом на правом и левом берегу, интендантскими складами, виадуком, дорогой на Пинфань. Лао Чжан, присоедините своих людей к группе охраны интендантских складов, если понадобится – берите оружие…
Когда китайцы и Енисей ушли, Степан с Матеей и Ваняткой поехали к особняку на Гиринской.
– Неужели за шесть дней там не было никаких шевелений?
– Да, Фёдорыч, так и было, мы у окна сидели по очереди, день и ночь, без перерыва! Ничего!
Они подъехали к ограде, и Степан толкнул калитку. Она была заперта.
– Давай! – сказал он Матее.
– Лучше я! – предложил Ванятка. Длинной загнутой проволокой он покопался в замке и открыл его.
– Ну ты мастер! – удивился Степан. – Где научился?
– Так, до войны тоже надо было как-то жить и что-то есть, – совсем по-серьёзному ответил Ванятка и пошёл по дорожке в дом. Там он точно так же открыл входную дверь: – Заходьте!
В особняке было тихо и пахло холодным табачным перегаром. Степан вошёл в гостиную. На столе лежали аккуратной стопкой машинописные листы с печатным и рукописным текстами. Он взял их и сел в кресло. Потом поднял глаза и принюхался, рядом со стопкой стояла пепельница, полная высохших, задубелых окурков.
– Иван!
В гостиную зашёл Ванятка с кухонным ножом в руке.
– Чего ты там нашёл? – Степан уже понял, что особняк пуст, а они так и не выяснили, кого они столько дней стерегли.
Ванятка взял со стопки верхний лист, перевернул его чистой стороной и положил нож.
– Что это?
– А гляньте!
Степан склонился над ножом:
– Отдёрни штору, что ли, только немного.
Ванятка отдёрнул штору, стало светлее, на лезвии ножа Степан увидел чёрный соскоб.
– Ты думаешь, это кровь? Где нашёл?
– Погреб весь измазан и лестница там тоже…
– А кровь? Точно?
Ванятка послюнявил пальцы, взял с ножа крошку соскоба и растёр его. Соскоб из чёрного превратился в тёмно-красный.
– Вот так!
Через час они вышли из особняка.
«Прошляпили, – подумал Степан. – Ох и нахлобучат меня! Надо привлечь Мироныча, уже пора!»
Мироныч вышел на солнечный свет, поднял лицо, сощурился и вздохнул полной грудью.
– Да, Фёдорыч, продержал ты меня в этой китайской каталажке, ни тебе вздохнуть, ни…
– Дышите, Сергей Мироныч, дышите, только на солнце не смотрите, а то ослепнете…
– Ты пошутил, Фёдорыч, а на что же смотреть, на китаянок, что ли? Так я их много видал, я ж здесь уже тридцать лет живу…
– Ладно, садитесь в машину! Будем ездить по городу и смотреть на китаянок, – пошутил Соловьёв.
Они сели в легковушку и выехали на Старохарбинское шоссе. На Соборной площади на малой скорости они сделали несколько кругов, по Вокзальному проспекту спустились к вокзалу, переехали через виадук, змейкой проехали по параллельным улицам Пристани и вернулись на Соборную. По всей дороге Мироныч рассказывал то, что Степану было уже известно: где что находится важного и интересного для новой власти, где управления и отделы полиции и жандармерии, где армейские казармы, где конспиративные квартиры наружного наблюдения и многое другое. Степан слушал, а Ванятка щёлкал фотоаппаратом.
– А японцы! – с удивлением повторял Мироныч. – Я их и не узнаю даже! Какие-то они вялые совсем, бравый-то вид свой растеряли вовсе! Вот что делается! Это отчего же так? Фёдорыч!
Соловьёв рассказал ему о взятии Муданьцзяна и приказе о капитуляции, Мироныч сначала погрустнел, а потом повеселел.
– Может, отвезешь меня к бабке моей, а то старуха небось давно уже без голоса осталась. Хоть и лаемся мы с ней несусветно, а все ж хорошая она женщина, только вот детей Бог не дал, поэтому я у ней один свет в окошке.
– Отвезу, как стемнеет!
– А комендантский час?
– Не соблюдают они уже комендантского часа!
– Ну тогда им – всё! Где нет японского порядка – там и японца нет!
– А своих-то видали?
Мироныч замолчал.
– Ну что замолчали? Сергей Мироныч?
Мироныч поджал губы и зажмурился.
– Ну?
– Что – ну? Ну видал! И они меня видали!
– А чё не сказали?
– Да вы не опасайтесь, просто и они нам могут понадобиться, как…
– Сорокин, Михаил Капитонович?
– Он самый! – Мироныч отвернулся. – Я бы и сам его повидал, он-то небось, чего с японцами делается, хорошо знает, вам бы эта информация ох как пригодилась! А мелочушка наша – как я, так они – мирные вполне людишки, им зарплату давали, они и топали, их… Да пусть их, а? Фёдорыч!
– Ладно! Пусть! Пока! – сказал Степан и подумал: «Ими для опознания потом можно будет воспользоваться!» – А где его можно было бы поискать? – спросил он про Сорокина и посмотрел на Мироныча.
Они поехали в конец Маньчжурского проспекта, но квартира Сорокина была заперта. Ванятка открыл её, но там не оказалось свежих следов пребывания хозяина. Они приехали на квартиру Родзаевского, и там было пусто. Мироныч провез их по нескольким «кукушкам», но и они были пусты.
– Значит, смекаю я, Сорокин несколько дней уже никем не руководит… Думаю, что, наверное, ховается он, как было иной раз, в китайском Фуцзядяне, недалеко от того места, где вы меня держали. Есть там несколько улиц, весёлых, и не то чтобы он был до баб очень охоч, но знает он его как свои пять пальцев, а затеряться там – проще простого.
Через двадцать минут они медленно ехали вдоль обочины центральной улицы Фуцзядяня Наньсиньдао. Когда подъехали к её пересечению с Четырнадцатой, Мироныч, навострившись, промычал:
– А отсюда надо бы пешочком!
Они вышли из машины и пошли по проезжей части. Впереди шёл и «нюхал» Мироныч. Он шёл быстрым скользящим шагом, отворачивая от середины улицы то вправо, то влево, иногда заглядывал в переулки. Он бесцеремонно расталкивал китайцев так, что Степану хотелось перед каждым извиниться, толкал дышла повозок, стоящих иногда поперек дороги…
«Ну щас он от кого-нибудь получит…» – невольно думал Степан, наблюдая сзади за стариком, но китайцы старались пропустить их и расступались с улыбкой.
– На Четырнадцатой пусто, Фёдорыч. Давай на Пятнадцатую!
На Пятнадцатой было то же самое.
– Ты обрати внимание, Фёдорыч! Ни одного японца, оптовика, что закупались здесь для ресторанов и магазинов… А? Видать, наклали в штаны, да глаз-то и не кажут! А? Фёдорыч! А китайцы так и лыбятся, знают, что скоро вы тут будете…
Степан кивнул.
– Всё, здесь тоже пусто! Давай на Шестнадцатую!
На Шестнадцатую они вывернули у заведения мадам Чуриковой.
– Тут давай повнимательнее!
«Чёрт! – вдруг вспомнил Степан. – А ведь китайцы говорили об этом заведении и о его госте, как это я упустил из виду? Но ведь за ним-то мы не ходили!»
Шестнадцатая была свободнее, на ней стена к стене стояли публичные дома, время было неурочное, обычно интересующиеся услугами заведений появлялись здесь тогда, когда на Пристани закрывались рестораны.
Мироныч шёл не оглядываясь. Он взошёл на крыльцо под красным фонарём, дёрнул дверь и подозвал Ванятку. Тот быстро открыл и сразу отпрянул.
– Что там?
Ванятка стоял в шаге от открытой двери и зажимал пальцами нос.
Степан понюхал, из двери тяжело пахло гнилым.
– Да, щас бы противогаз не помешал. – Он закрылся носовым платком и вошёл. В помещении запах стоял повсеместно и равномерно. Мироныч, будто не чувствуя его, почему-то сразу стал подниматься по широкой центральной лестнице, устланной толстой синей ковровой дорожкой. Он шёл не оглядываясь. Степан устремился за ним, потом оглянулся на Ванятку, у того никогда не было носового платка, он семенил, закрыв нос и рот шляпой, – не зря Саньгэ выдал, как знал, что пригодится, – поэтому ему дышалось плохо вдвойне.
Мироныч поднялся по лестнице, повёл носом и пошёл к одной из открытых на этаже дверей. Это была дверь в сервировочную. Степан заглянул туда через плечо Мироныча и увидел, что на столе валяются остатки еды, а на полу лежит наполовину вытекшая бутылка водки. Мироныч вышел из сервировочной и повернул налево. Он дошёл до последней двери, там оказался кабинет с письменным столом и сейфом, ящики стола были выдвинуты, дверь сейфа открыта, и было видно, что и там и здесь все пусто, а на полу валяются какие-то бумаги.
