Услыхав эту весть, царь Ашот и царица Саакануйш глубоко опечалились. Царь, который был к князю Васаку так несправедлив, что даже в свое время заключил его в крепость Каян, страдал еще и от угрызений совести. Он вспомнил все добро, сделанное князем Васаком, его посредничество, благодаря которому он помирился с Ашотом Деспотом, услуги, оказанные им царскому престолу, и свою черную неблагодарность за все это. И царь решил искупить свой грех: он сделал дочь Васака Шаандухт приемной дочерью и вместе с матерью, княгиней Мариам, взял на свое попечение. С тех пор княжна жила во дворце как царевна, а царь и царица любили и лелеяли ее, как родное дитя. Княжну Шаандухт любили и все дворцовые женщины. Но был еще некто, души не чаявший в ней. Это сын Геворга Марзпетуни, князь Гор. Как началась их любовь, никто не знал. Этого не знали даже они сами.
Гор впервые увидел черноглазую, кудрявую, красивую и живую девочку во дворце Еразгаворса, когда ее только что привезли из Сюника. Он полюбил ее как сестру с первой же встречи и так назвал ее. Шаандухт, у которой не было брата, с удовольствием выслушала это нежное обращение и охотно признала своим братом единственного наследника Марзпетуни, стройного красавца Гора. Они считались назваными братом и сестрой и были украшением дворца. Но при дворе, несмотря на их невинную дружбу, предсказывали, что придет день, когда они назовут друг друга более ласковыми и нежными именами. Это предсказание радовало матерей, так как ни княгиня Гоар не могла выбрать лучшей невесты для своего Гора, ни сюнийская княгиня — лучшего жениха для дочери. Но все же никто из них не хотел, чтобы эта страсть разгорелась раньше времени.
Особенно строг был князь Геворг. Он требовал, чтобы его Гор, прежде чем жениться, стал воином, слугой отечества и человеком чести. Поэтому, помимо сурового воспитания, которое он дал сыну, князь заставлял его выполнять службу простого воина. Гор мужественно и без ропота подчинялся всем указаниям отца, как повелению бога. Поэтому он никогда не сидел без дела. Но все же это не помешало юным сердцам сблизиться и убедиться в том, что они созданы друг для друга.
Давно уже их взгляды перестали быть невинными, давно уже в них сверкали искры любви, которые жгли и палили их сердца. Впрочем, во дворце этого не замечали еще. Но когда благодаря злосчастным обстоятельствам царская семья переехала в Гарни, а князь Геворг отправился в У тик, для юной четы настали счастливые дни. Оба они жили сейчас в замке. Несмотря на то что Гор большую часть дня проводил вне крепости, он находил время для посещения дворца. Он часто, без достаточной к тому причины, бывал у царицы или у сюнийской княгини, надеясь встретить там Шаандухт, а когда ему это не удавалось, огорчался. Царица видела эти тайные переживания и молча забавлялась. Иногда она шутя напоминала юноше о Шаандухт. Гор краснел и опускал голову, как стыдливая девушка. Он не осмеливался открыто признаться в своих чувствах.
Вот почему царица так изумилась, когда, дойдя до площадки, узнала голоса Гора и Шаандухт.
О чем беседовали влюбленные?
— У меня подкашивались ноги, когда я шла сюда, — говорила Шаандухт. — Я никогда так не боялась.
— Почему? Разве ты совершила преступление?
— Конечно. Всякое дело, которое совершается тайно, — преступление. Я хотела пройти мимо террасы так, чтобы царица-мать не заметила меня.
— Царица? Разве она в летнем дворце?
— Да. Она сидела на скамье грустная и задумчивая. Почему она так грустит, Гор? Сердце мое сжимается каждый раз, когда я ее вижу.
— Сам не знаю. Говорят, у нее какое-то горе, но его скрывают от нас.
— Никто не скрывает. Что может быть ужаснее, чем слепота отца и брата, смерть несчастной матери…
— Конечно, нет ничего тяжелее.
— И быть может, это — самое ужасное…
«О, как невинны, как счастливы вы, дорогие дети! Только бы вам не знать никогда такого горя…» — прошептала царица, прижимая руку к сердцу.
— Сердце мое ликует, когда вижу тебя, — продолжал Гор. — Самая большая слава не может сравниться с той радостью, какую я испытываю в эту минуту. Но если ты так волнуешься, я готов отказаться от этой встречи.
— Отказаться? Но разве я могу? Разве у меня хватит терпения? С того дня, как ты стал работать в ущельях, я почти не вижу тебя. Ты рано утром уходишь из замка и возвращаешься только вечером. Когда же и где мне видеть тебя? Каждый день я поднимаюсь на башню замка и, стоя там, часами смотрю вниз на ущелье, где ты работаешь вместе с воинами. Я напрягаю зрение, стараюсь увидеть тебя, но еле различаю перо и серебряное украшение на твоем шлеме, которое блестит на солнце. О, как мне хочется в эти минуты стать птицей и полететь к тебе, чтобы только посмотреть на тебя… отереть рукой твой разгоряченный лоб… Но к тебе летит лишь моя душа, а я остаюсь, запертая в башне, как птичка в клетке… Тяжело, Гор… Говори, почему ты замолчал?
— Говори ты, моя прекрасная Шаандухт, говори только ты! Твой голос приятнее журчания ручья, приятнее, чем утренняя соловьиная песня…
— Я больше не в силах была терпеть. Это очень мучительно, потому и решилась на этот смелый шаг… Прости меня, Гор, если я поступила слишком смело. Ты не знаешь, как много я выстрадала…
— Простить? Разве любить — это преступление? Ты послушалась своего сердца.
— Вот уже несколько дней я вижу, что, возвращаясь из ущелья, ты поднимаешься на скалы и через эту площадку проходишь к нашей башне. В это время я уже бываю в опочивальне и смотрю сквозь узкое окно на тебя.
— И видишь, как я, подняв голову, замедляю шаг…
— Но, к сожалению, окна замка так узки, что высунуть голову невозможно; вот почему у меня возникла дерзкая мысль — дождаться тебя здесь.
— А прислуга?
— Меня никто не видел. Я спустилась по потайной лестнице.
— И пришла сюда одна? О, как ты добра!.. Как я тебя люблю!..
Сказав это, Гор хотел привлечь к себе Шаандухт, но она взяла юношу за обе руки и, нежно отведя их, сказала:
— Нет, мой дорогой. Знатные юноши не так защищают любимых девушек…
— Шаандухт!..
— Мы одни, и ты должен меня защитить от себя.
— О, как ты строга и сурова!
— Я пришла сказать тебе одно только слово, в присутствии других я не смею об этом говорить… И сразу должна вернуться.
— Ах, как бы я хотел, чтобы на твоем пути выросли сейчас горы!
— Одно только слово… Я пришла попросить, чтобы ты перед закатом солнца возвращался домой на час раньше и я могла каждый день с балкона посылать тебе привет.
— И всего лишь?
— Да… до тех пор, пока ты не закончишь свои работы и не вернешься в замок.
— О, они никогда не кончатся, пока Шаандухт в крепости Гарни.
— Не понимаю.
— Я трепещу за тебя, за твою безопасность.
— Так же, как и за всех тех, кто находится сейчас в крепости.
— Нет! О других я думаю иначе, чем о тебе… Да что тут говорить…
— Говори!..
— Моя бесценная княжна! Если вражеские полчища, окружив Гарни, не найдут ни одного выступа, чтоб взобраться на скалы, если под их лестницами и деревянными башнями разверзнется земля, если на врага польются огненные потоки смолы, если арабы месяцами будут осаждать нашу крепость и все же не смогут ее взять, — знай… Гарни стал непобедимым благодаря сюнийской княжне. И многие здесь будут обязаны своей жизнью моей невесте…
— Что это значит, Гор? Я тебя не понимаю.
— Пока ты в Гарни, у Гора нет покоя. Эти могучие горы кажутся мне рыхлыми, выстроенные Трдатом мощные стены — хрупкими, наши глубокие ущелья — долинами, доступными каждому. Количество крепостных войск мне представляется ничтожным, храбрость воинов недостаточной, начальник крепости — бездеятельным. Вот почему я не имею покоя ни днем, ни ночью, работаю сам и заставляю трудиться других. Мысль, что Шаандухт находится в Гарни и что надо защитить ее драгоценную жизнь, наполняет меня мужеством. Когда я на рассвете выхожу из крепости, я чувствую в себе какую-то непобедимую силу, неиссякаемую энергию. Я прихожу к месту работ гораздо раньше остальных. Проверяю, исследую все лазейки, которыми может воспользоваться враг, и стараюсь превратить каждую из них в рвы и пропасти. Мне хочется вдвойне укрепить стены Гарни, еще выше поднять бастионы и башни, чтобы сделать их совсем недосягаемыми. Если ты обойдешь нашу крепость и сторожевые посты, то увидишь, как много сделано для их укрепления. И все это для тебя, моя бесценная, моя прекрасная Шаандухт!
Сказав это, юноша взял руку любимой девушки и с благоговением прижал к своим устам.
Она не противилась.
«Только для тебя… бесценная Шаандухт». О, как вы счастливы… — прошептала царица, и слезы покатились по ее бледному лицу.
— Но почему только для меня? Ведь в замке живет царица, наши матери, другие княгини и княжны. Наконец, в Гарни так много народу… — заметила княжна улыбаясь.
