Разговаривали теща с зятем негромко, но все было прекрасно слышно. Альберт расспрашивал, а герцогиня Кентская рассказывала разные забавные случаи из детства дочери. В голосе Альберта сквозил неподдельный интерес, и герцогиня была весьма довольной…
Виктория вдруг глубоко и облегченно вздохнула. Как же это прекрасно! У нее такой заботливый муж, ее любимый Альберт такая умница! Как он толково писал письма, как разбирал срочные бумаги, как говорил о делах!
Теперь муж казался ей не только самым красивым, но и самым умным и образованным мужчиной на свете. Как же она его любила!
К тому же выяснилось, что и члены кабинета министров обращаются к Альберту по самым разным вопросам. А уж когда Виктория узнала, что с ее супругом советовался даже лорд Веллингтон, которого она глубоко уважала, доверие к Альберту стало полным. Он не просто умница, не просто помощник в разборе бумажных завалов, он способен стать ее настоящим секретарем. О том, чтобы совсем передать бразды правления в руки мужа речи не шло вообще.
Прошло совсем немного времени с того дня, как королева встала с постели, оправившись после родов. Она уже не мыслила своей жизни без помощи дорого Альберта во всех делах, в том числе и политических, даже лорд Мельбурн отошел на задний план, теперь у Виктории был советчик, с которым во много крат удобнее.
Это оказалось таким удовольствием – вместе заниматься делами, обсуждать что-то, а потом целоваться и засыпать в объятиях друг друга.
Поведение королевы заметно изменилось, она стала куда терпимей, меньше нервничала, чаще советовалась и терпеливо выслушивала ответы там, где раньше давно взорвалась бы. Все приписывали произошедшие положительные изменения ее величества влиянию мужа.
Участие принца Альберта в делах тоже быстро дало результаты, его оценили сначала в кабинете министров, потом и в парламенте как разумного, осторожного советчика королевы. Теперь модным было хвалить принца.
Жаркие объятия после обсуждения политических вопросов тоже быстро дали свои результаты. Уже через три месяца после рождения дочери королева снова была беременна.
«На самом деле, когда человек счастлив в семейной жизни, как я, например, политика неизбежно отодвигается на второе место».
Прочитав такое откровение своей племянницы, король Леопольд даже закашлялся. Ай да Альберт! Суметь превратить бешенную самовлюбленную тигрицу в ласковую кошечку… на это способна только любовь.
Она действительно была счастлива так, как только может быть счастлива женщина.
В спальню заглянул Альберт:
– Ты не спишь? Мы к тебе…
Виктория протянула руки к дочери, которую принес муж:
– Иди ко мне, моя Пусси.
Это позже Виктория-младшая, Вики, будет возражать, топая, как когда-то в детстве ее мама:
– Я не Пусси! Я принцесса крови!
Она с малых лет знала свое место, свое положение и не позволяла никому об этом забывать.
Но тогда Пусси была в очаровательном белом платьице с голубыми оборочками и так смешно морщила носик, собираясь чихнуть! Платьице ей подарила бабушка – герцогиня Кентская, и это тоже было очень приятно. И рядом на кровати, подложив маме под бочок нарядную крошку, сидел любимый муж.
И где были ее глаза раньше, когда главным казалось ее королевское достоинство, когда не хотелось ни на йоту поступиться им даже ради любимого человека. Сколько же он перетерпел унижений и боли из-за ее дурацкого поведения, как же она виновата перед своим Альбертом!
Наверное, если бы сейчас он потребовал снять корону, чтобы быть рядом с ним, Виктория пошла и на это. Но Альберт не требовал, он прекрасно понимал, что корона пусть теперь и не главная, но столь важная часть ее жизни, что требовать отказаться было просто жестоко. Напротив, Альберт стремился помочь Виктории справляться со всем – с делами, здоровьем, ребенком, развлечениями.
Только странно, теперь вовсе не хотелось скакать всю ночь напролет, напротив, куда больше тянуло посидеть вдвоем, послушать, как играет на органе муж, попеть, вспомнив, что вообще-то у нее неплохое сопрано, самой, послушать его рассказы обо всем. Иногда Виктории казалось, что нет того, о чем бы Альберт не знал. Он не просто знал, но и стремился узнать все досконально.
У нее идеальный муж, и она так счастлива!
Следующую беременность королева переносила плохо, но не столько из-за самочувствия, сколько из-за нежелания снова становиться неповоротливой, неуклюжей, у нее участились приступы раздражительности, страха перед преждевременными тяжелыми родами, несмотря на все свои уверения, что готова рожать для мужа хоть каждый год, Виктория была в ужасе от такой перспективы. Если у нее так часто будут появляться эти орущие сопливые младенцы, то как же тогда жить?!
Она панически боялась всего – новорожденных, самих родов, осложнений после них… Королева все чаще казалась сама себе страшно несчастной, потому что как женщина обречена быть рабыней мужа, жить со связанными крыльями, быть привязанной к дому…
Это страшно обижало Альберта, который очень любил детей и желал иметь их. Неужели Виктория не понимает, что замужество – это семья, а семья – это дети. Или не понимала, когда делала ему предложение, а теперь вдруг осознала? Тогда еще хуже, тогда ссоры у них будут без конца, потому что в постели она горяча, а значит, беременности неизбежны. Но если каждая будет протекать вот так, с отчаяньем, со скандалами, глупыми обидами и оскорблениями, то когда же радоваться?
Когда ссоры становились совсем невыносимыми, Альберт просто норовил сбежать от супруги, понимая, что та наговорит гадостей, а потом будет жалеть. Закрывшись у себя в комнате, он пытался успокоиться и писал жене письма, в которых объяснял свои слова и свое мнение. Королева читала, каялась, просила прощения и… начинала все снова.
Однажды такая ссора произошла прямо на глазах барона Штокмара. Началась из ничего, просто у Виктории снова было дурное настроение, депрессия из-за боязни предстоящих родов. Сорвалась она, конечно, на муже. После нескольких очень резких слов с ее стороны Альберт, прошипев себе под нос, что должен обладать невообразимым терпением, выскочил вон.
Виктория почти сразу разрыдалась, объясняя барону, что у нее сильно болит голова и она сама не понимает, что говорит. Штокмар подумал, что принцу и впрямь нужно великое самообладание.
Правда, потом барон поразмыслил, но не над самой ссорой, а над ее поводом и подумал, что виновный помимо просто взрывного характера королевы в этом есть, но только не принц. Барон давно считал, что королеву против ее супруга активно настраивает баронесса Лецен, стремительно теряющая свое влияние из-за близости Виктории с Альбертом.
Но сразу умный барон говорить ничего не стал, решил подождать и присмотреться.
Лецен действительно чувствовала, что теряет влияние на королеву, вовсе не желала этого и, сама того не замечая, принялась настраивать Викторию против мужа. Едва ли она делала это преднамеренно, но простить молодому человеку, что из-за него ее любимица все реже советуется и совсем перестала секретничать, баронесса не могла. Виктория снова оказалась меж двух огней. С одной стороны, ее любимый Альберт, ради которого она готова на все, с другой – Лецен, которой стольким обязана.
Оставалось надеяться, что родив второго ребенка, королева чуть успокоится, хотя Альберт по этому поводу покачал головой:
– Едва ли.
Барон посоветовал:
– Уберите Лецен.
– Как?! Я сам терпеть не могу эту старую ворону, но и избавиться от нее тоже невозможно.
Вторым ребенком, как и обещано, был сын, названный в честь дедушки Эдуардом и в честь отца Альбертом. Родила его королева 9 ноября 1841 года, то есть меньше, чем через год после дочери. Роды снова были мучительными, хотя и не такими долгими.
И снова рядом терпеливой нянькой был муж. Он поддерживал во время родов, бережно ухаживал после.
Младенец родился крепким и здоровым, но мать это не утешило, ведь дочь Вики тоже родилась здоровой, а теперь все время болела и была физически истощена.
Нация от рождения здорового наследника была в восторге, королевской чете прощали все, их обожали, в их честь устраивали артиллерийские салюты, по всему Лондону ходили ошалевшие толпы, распевая «Боже, храни королеву!». У англичан снова была любимая королева, родившая крепкого наследника, и, уж так и быть, ее супруг, способный на отцовский подвиг, хотя и иностранец. Королевство захлестнула волна всеобщей радости и обожания.
Теперь в детской было уже две колыбели, а королевская чета могла считаться полноценной семьей, поскольку у них было двое детей, причем разного пола.
Мужа не волновало, что жена снова поправилась и затянуться в корсет удавалось уже с трудом. Не слишком красивая девушка стремительно превращалась в совсем некрасивую женщину, но Альберт любил в ней уже не хорошую грудь или большие голубые глаза, которые вообще нравились далеко не всем, не умение красиво нести головку, не королевскую стать, он любил Викторию как свою жену со всеми ее достоинствами и недостатками. Такая любовь рождается, может, и медленней, разгорается неспешно, как огонь в хорошем камине, зато горит потом долго и ровно, согревая куда лучше яркого огня минутной страсти.
