– Браво, Маргарет Невилл! Вот как надо расправляться с нежеланными поклонниками.
Хьюик подумал, что он не способен до конца понять женщин.
– Что это? – спросил Уильям Сэвидж. Он держал бумагу кончиками пальцев, как будто боялся заразиться от нее. Голос у него был раздраженный, даже злой. Дот хотела выхватить молитву, вернуть ее на пюпитр в комнате Катерины и притвориться, будто ничего не было. Но она ведь уже решилась и намерена дойти до конца.
– Я надеялась, что вы мне это прочтете, – пробормотала девушка.
– Ты не должна давать мне такие вещи там, где нас могут увидеть, – сквозь зубы процедил он.
Они стояли на площадке лестницы, ведущей в покои королевы. Мимо них все время проходили люди; кто-то спускался, кто-то поднимался. Слышны были обрывки разговоров. В окно светит солнце, на серых каменных плитах отражались разноцветные ромбы. Дот щурилась от яркого света.
Ей очень хотелось выхватить бумагу, убежать, бросить ее в огонь, сделать вид, будто ее не было. Уильям приблизил документ к глазам и развернул к свету. Дот неотрывно смотрела на узор на каменной стене.
– А, вот что, – сказал он, – это всего лишь молитва королевы. Почему же ты сразу не сказала?
– Я… я… – У Дот заплетался язык, она не находила нужных слов и чувствовала, как краснеет от ног до корней волос. – Это не важно, – с трудом выговорила она.
– Нет, важно. – Он улыбнулся и взял ее за руку. – Давай найдем тихий уголок. Тебя не хватятся? – Он больше не сердился на нее; перед ней снова был прежний Уильям, каким он виделся ей в мечтах.
– У меня есть несколько минут.
Он быстро повел ее за собой; Дот пришлось бежать, чтобы поспеть за ним. Она заметила дырочку на его панталонах над самой пяткой – сквозь черную материю виден кружок белой кожи. Может, предложить ему заштопать? Интересно, есть ли у него слуги? Кто чинит ему одежду и стирает белье? Неожиданно Дот поняла: несмотря на все свои мечты, она ничего о нем не знает, кроме того, что он умеет читать и писать и играет на спинете, как ангел. Уильям Сэвидж стоит на общественной лестнице гораздо выше ее, ей ни за что до него не дотянуться. Она не знает, кто его предки, но он, видимо, хорошего происхождения. Ее он редко удостаивал взглядом. И тем не менее сейчас он тащит ее за собой. Они вышли во внутренний двор. Глазам больно от яркого солнечного света. Во дворе оживленно, как на базаре; все куда-то спешат. Путь им пересек небольшой отряд; плащи на мужчинах развевались, их мечи поблескивали. За ними бежали пажи. Они проворны, как белки, что собирают орехи. Издали Дот видела Бетти. Та прячется за аркой – явно занята чем-то недозволенным, ведь сейчас ей положено находиться на кухне. Мимо проходит садовник; его почти не видно из-за груды срезанных цветов лимонного цвета – Дот догадалась, что они предназначены для украшения парадных покоев. За ним спешат три фрейлины, покачивая юбками.
– Нет, Мэри, вот так, – говорит одна, подскакивая. – А руки вверх. – Она поднимает руки; Дот обратила внимание на то, какие у нее крошечные и красивые пальчики. Рукава красно-желтого платья трепещут, как крылышки. Фрейлины косятся по сторонам: видят ли все, как они красивы? Они смотрят и на Уильяма, ведь он мужчина и должен восхищаться ими. Но Уильям не сводит взгляда с Дот. Они стояли рядом; его бедро прижимается к ней. Дот обдало жаром. Ей казалось, что все смотрят на нее.
– Знаешь, Дот, – прошептал Уильям, – ты гораздо красивее, чем фрейлины, которые бродят по всему дворцу, задрав нос.
Она не верит ему. На ней простой чепец и убогое платье; она едва ли красивее мешка с мукой, особенно рядом с этими пестро разодетыми красотками, что ходят пританцовывая. Дот отчаянно пыталась придумать остроумный ответ, но ничего не приходило ей в голову, кроме едва слышного «нет». Бедная Дот совсем поникла. Она неграмотно говорит; у нее недостаточно белая кожа; из-за тяжелой работы руки загрубели и все в мозолях. Она спрятала их под фартуком.
– Значит, ты хочешь, чтобы я тебе это прочел? – спросил Уильям.
Дот кивнула. Фрейлины по-прежнему пританцовывали. Одна пела песенку на французском – во всяком случае, так подумала Дот. При дворе все, кроме простой прислуги, говорили по-французски. Фрейлины наверняка умеют читать, и за это Дот их ненавидит; ненавидит за их роскошь, за изнеженность, за маленькие руки и ноги, за нежную кожу, за голубую кровь. Им нанимали наставников, которые терпеливо учили их читать и писать! Но больше всего Дот ненавидит фрейлин за то унижение, какое она испытывает в их присутствии. Рядом с ними она выглядит, как ей кажется, особенно неловкой, неуклюжей и глупой.
– Неужели никто никогда не учил тебя читать?
Она покачала головой, опустив глаза.
– Значит, ты хочешь научиться? – Дот прислушалась, ища в его голосе насмешку, но ее не было.
– Да, очень хочу.
– Просто преступление, что умных девушек вроде тебя ничему не учат.
«Он считает меня умной», – сказала себе Дот, чувствуя, что вот-вот закипит от восторга.
– Я ведь из совсем простой семьи… Меня не готовили к жизни во дворцах. Там, откуда я родом, девушек не принято учить. Вот почему здесь я чувствую себя чужой, господин Сэвидж.
– Ты здесь не чужая. – Он положил руку ей на плечи и притянул к себе. Дот таяла. – Признайся, – прошептал он ей на ухо, – ты бы хотела читать Библию сама?
– Да. Когда я вижу, как придворные дамы сидят с книжками…
– Тише. – Он приложил палец к ее губам. – О таких вещах лучше никому не говорить.
Из-за его прикосновений, его близости Дот было трудно дышать. Во двор въехали два всадника, спешились, о чем-то беседуя. Сизые голуби дрались из-за хлебной корки. Колокол на часовне пробил два раза.
– Мне надо идти, – опомнилась Дот, пытаясь вырваться, но Уильям, схватив ее за руку, усадил рядом с собой.
– Я научу тебя читать, – с воодушевлением произнес он, его лучистые глаза сияли.
– Да я ни за что не научусь…
– Научишься. Все не так трудно, как кажется. Приходи попозже, когда королева ляжет спать; мы начнем с молитвы. – Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку, легко, словно перышком коснулся. – Буду ждать тебя с нетерпением.
– Я должна идти, – сказала она.
Уильям проводил ее и распахнул перед ней дверь, как будто она графиня, не меньше.
– Но знаешь, лучше никому не рассказывать о наших уроках. Пусть они останутся в тайне, – предостерег он. Дот кивнула, понимая, что в написанных словах и умении их читать кроется нечто серьезное и глубокое. – Пусть все думают, что у нас с тобой роман, – продолжил он, разворачивая ее лицом к себе, приподнимая пальцами подбородок.
Ей ничего не оставалось, как посмотреть на него. Он вдруг словно помолодел; Дот раньше не замечала, что у него почти не растет борода и кожа на лице гладкая, как у ребенка. А еще у него полные, чувственные губы… и ямочка на подбородке. Он взволнованно разглядывает ее. «Интересно, что он во мне нашел?» – недоумевала Дот. Время от времени она украдкой смотрелась в зеркало Катерины, отыскивая в своем лице недостатки. Ей казалось, что и рот у нее слишком широкий, и глаза близко посажены… С таким лицом место на кухне, у корыта…
– Ну, иди же! – прошептал он в самое ее ухо.
* * *Голова у Дот шла кругом, она не помнила, как вернулась в покои королевы. От волнения все валилось у нее из рук. Она пролила воду из таза на ковер, уронила коробку со свечами; свечи с шумом покатились по полу. Одну пришлось отнимать у Крепыша, который решил, что свеча – новая игрушка.
Помогая Катерине одеваться, Дот забыла про чепец и перепутала местами рукава.
– Дот, сегодня ты какая-то особенно рассеянная, – заметила Катерина. – Похоже, ты влюбилась. – Она беззаботно засмеялась, добавив: – Радуйся, дорогая, в этой жизни у нас мало возможностей полюбить. – Дот успела увидеть, как на лицо королевы набежала тень.
С недавних пор Дот заметила в Катерине перемены. После отъезда короля на войну она расцвела и вела себя как настоящая королева и все же очень волновалась. Кроме Дот, никто ничего не замечал. Дот не раз слышала, как придворные дамы восхищаются Катериной. Она успешно справлялась с государственными делами.
– Она совсем приручила этих старых козлов из Тайного совета, – сказала как-то герцогиня Саффолк, а сестрица Анна добавила:
– Они ее боятся!
Стоило посмотреть на кислую физиономию Стэнхоуп, когда даже старая леди Баттс, у которой обычно ни для кого не находится доброго слова, сказала: «Хоть она и из заурядной семьи, держится по-королевски».
Но никто не замечал, как королева плотно сжимает кулак; на ладони даже остаются следы ногтей. Никто, кроме Дот, не посвящен в самые сокровенные тайны Катерины, никто не видел ее лица, когда приходили очередные месячные и она тихо говорила:
– В следующий раз, Дот. В следующий раз.
Приготовив настойку от судорог, она вернулась к своим делам. Дот радовалась, что короля так долго нет. Большая спальня пустовала, и на белой коже Катерины нет кровоподтеков.
