Меняя тактику боя, Бонапарт ставил во главу войск сразу двух-трех маршалов, повторяя им со скрежетом зубовным: «Умрите, но победите русских!» Солдаты великой армии истекали кровью на глазах своих командиров. Офицер 2-го кирасирского полка дивизии генерала Сен-Жермена свидетельствовал: «На этом пункте русские переходили несколько раз в наступление. Тела убитых затрудняли движение сражавшихся, они ступали по крови, которую насыщенная земля отказывалась поглощать. Этот редут (флеши) ключ для поля сражения! – был блистательно атакован и столь же мужественно обороняем».
Тогда Наполеон задумал взять флеши обходным маневром, со стороны леса. Столь рискованное предприятие он поручил генералу Жюно, возглавлявшему вестфальский корпус.
Однако и сей коварный маневр врагу не удался. Командир 1-й конной батареи артиллерии капитан Захаров первый увидел, что неприятель пробрался в тыл. Он тотчас отдал приказ пушкарям: «Развернуть орудия! Открыть огонь!»
Французы рассредоточились и в панике побежали к спасительному лесу, туда, откуда недавно пожаловали.
Солдаты пехотной дивизии генерал-майора Вюртембергского и кирасиры генерал-лейтенанта Голицына, посланные главнокомандующим на подмогу Багратиону, воспользовались замешательством в стане врага и крепко ударили по нему. Колонны французов, понеся потери, скрылись в бору.
... Бой за флеши продолжался более шести часов. Отчаянный бой жизни со смертью. Неистовый рев орудий, дерзкие набеги кавалерии и повсюду жаркие схватки на штыках, где солдаты русские по праву стяжали себе добрую славу. Гром победного «Ура-а-а!» приводил французов в трепет и дрожь, сеял среди них панику. И в этом беспримерном по отваге, накалу страстей, числу убитых и истекающих кровью воинов побоище русские с бесстрашием принимали на грудь удары врагов, хлынувших в дыму пороховом и в неумолчном грохоте. Тела лежали грудами, и по ним, точно по холмам, скакали всадники с обнаженными саблями.
Порушенные дымящиеся укрепления семь раз переходят из одних рук в другие. Несмотря на численное и огневое превосходство, французам так и не удается закрепиться на Семеновских высотах.
Выждав благоприятный момент, Наполеон приказал артиллерии открыть огонь по флешам разом более четырехстам орудиям. Грянули оглушительные залпы. Под грохот мощной пушечной канонады французы ринулись на новый штурм. Казалось, никто и ничто не сможет противиться им любой ценой вырвать победу.
Багратион неотлучно следил за ходом боя. «Только бы не пропустить врага, не дать ему послабления, не дрогнуть, – размышлял он. – Каждый воин твердо знает свой боевой маневр. Ни шагу назад!» Через правое плечо князя была перекинута голубая лента. На шее – крест. На груди – серебряная звезда с Андреевским крестом, будто он принимал парад. Полководца радовало бесстрашие и мужество русских солдат. Но и французы в эти решительные минуты боя, право же, достойны были похвалы! Бряцая оружием, широкими рядами скакали всадники. Кого здесь только не было! Статные, с конскими хвостами, развевающимися на гребнях шлемов драгуны; франтоватые уланы с флюгерами в руках и пестрыми значками; мощные тяжелые кирасиры; егеря в высоких зеленых шапках. Картечь рассеивала и сметала их ряды, а кивера, мелькая в дыму, по-прежнему, словно из небытия, вспыхивали и колыхались.
Глядя на атакующих французов, Багратион повторил: «Браво! Браво! Этакими молодцами идут!» Дабы не ударить лицом в грязь пред могучим неприятелем, князь решил доказать на деле: уж ежели французы могут смотреть смерти в глаза, то и русские умеют геройски обороняться и побеждать.
Испытанный в баталиях под командованием великого Суворова, Багратион предчувствовал, что солдаты его и на сей раз не подведут. «Французы палят потому лишь, что так им приказал господин император, а дух их уже, поди, не тот, что был прежде», – отметил князь и прошептал любимое суворовское: «Пуля – дура, штык – молодец!» Он сел на коня и поскакал к войскам своим:
– Вперед, братцы! В штыки! Ура-а-а!
И солдаты, заслышав голос любимого полководца, с удесятеренной силой бросились на врага, выставив и склонив штыки. Ведь шутка ли сказать – сам князь Багратион ведет их нынче в бой!
Завязался жестокий, отчаянный рукопашный бой, в котором нет равных солдату русскому. Повсюду свист ядер, бьющихся в бруствер, косящих солдат...
– Воистину ад кромешный! Тут даже трус не найдет себе безопасного места, – обронил Петр Иванович.
Едва он успел произнести эти слова, как поблизости ударилась в край вала, зашипела и, полыхнув красным огнем, вдребезги разорвалась чиненная граната. Осколок угодил ему в правую ногу. Князь почувствовал острую боль, в глазах мелькнул яркий, расплывающийся кружок. Сапог разом потяжелел, наполняясь кровью.
А тем часом бой за флеши становился все отчаяннее, жарче – канонада усиливалась. Кавалерия и пехота ржанье коней и предсмертные стоны – все смешалось в пылу невиданного по накалу страстей, числу орудий и бойцов сражения. Облака дыма застилали солнце. Ядра, гранаты, картечи бушевали в воздухе со злобным шипением, бороздили землю, рушили укрепления, рвались в гуще людей. Солдаты бились штыками, прикладами, кольями, тесаками. Сменяя передние ряды, в схватку вступали все новые полки, громовым «Ура-а-а!» приветствуя любимого и бесстрашного полководца.
Собрав волю в кулак и не желая показать вида, что он ранен, Багратион размахивал в воздухе шпагой. Будучи необычайно встревожен и напряжен, князь вдохновлял на бой проходящие мимо него полки. Воины тонули в дыму пороховом и оглушительном грохоте грозной сечи. Меж тем полководец еле держался в седле, превозмогая страшную боль. Как же тяжело было Петру Ивановичу расставаться в эти решительные минуты сражения со своими солдатами, коих он любил горячо и почитал за сыновей! Ведь с ними за многие годы так сроднилось его сердце. Но вот все помутилось в глазах князя: и полки, идущие в бой, и адский протяжный гул сражения, и свинцовый вихрь пуль – все перестало существовать. Мертвенно-бледный, склонился он к седлу. И тут один из офицеров поддержал его, другой неутешно зарыдал.
– Душа словно отлетела от всего левого фланга, – прошептал кто-то из приближенных князя.
Полководца опустили на землю, щедро политую кровью солдатской. Теперь к этой священной солдатской крови примешалась еще и кровь прославленного генерала, героя Очакова и Шенграбена.
«Изможденный от потери крови, он еще весь впереди, весь носится пред своими дивизиями... Забыв про боль, он вслушивается в отдаленные перекаты грома... Стараясь разгадать судьбу сражения», – вспоминал о рачении князя Багратиона пославленный участник битвы Федор Глинка.
На зов адъютантов поспешил старший медик лейб-гвардии Литовского полка Я. И. Говоров. Он разрезал ножом голенище сапога и осмотрел кровоточащую рану чуть выше колена. Исследовав глубину ее, определил повреждение передней части правой берцовой кости и наложил князю на рану повязку.
Багратион посетовал Говорову:
– Не покидает боль. Я ощущаю то жар, то озноб...
– Потеря крови, боль и лихорадка, ваше сиятельство, сопутствуют ранению, – пояснил медик. – Чем тяжелее рана, тем боли усиливаются...
– Долго ли припадки будут мучить меня?
– С уменьшением воспаления раны горячка начнет стихать, равно как и боли...
– Как скоро вы намереваетесь поставить меня на ноги?
– К сожалению, ваше сиятельство, времени полного излечения я назвать не могу, тем более что настоящее состояние раны еще не совсем ясно.
– Когда же рана моя вам станет известна?
– Новая перевязка, которую я предприму завтра, возможно, прояснит мне состояние вашей раны.
– Мое пятое ранение. Четыре раза я не выходил из боя, – прошептал Багратион, теряя сознание. В конце осмотра Говоров распорядился:
– Положите князя на носилки – и немедля на перевязочный пункт!
Во время перевозки сознание возвращалось к Петру Ивановичу, и тогда он слабым голосом спрашивал у сопровождавших его офицеров:
– Как на флешах? Не посрамились ли солдаты мои?
– Держатся стойко!
Когда Багратиона уносили, ординарец полководца кирасир Олферьев, подбежал к носилкам.
– Ваше сиятельство! – воскликнул он. – Вас везут лечить. Во мне уже нет вам надобности...
Олферьев вскочил на коня и на рысях поскакал в самую гущу боя. С геройской лихостью поручик поразил нескольких драгун и замертво пал, сраженный предательским сабельным ударом в спину.
У опушки леса на ближнем перевязочном пункте главный медицинский инспектор 2-й Западной армии Гангарт еще раз тщательно осмотрел рану, почистил ее, вынул «малый осколок» кости и перевязал.
– Везти князя в лазарет! В Москву! – наказал Гангарт.
Придя в сознание после операции, Багратион попросил приподнять его. В последний раз он осмотрел поле боя, стоящих поблизости конногвардейцев и вновь поинтересовался:
