Мимо них одна за другой проплывали другие плоскодонные лодки. Казалось, что им не будет конца, и вскоре королевское судно уже представлялось им каким-то давним воспоминанием. Хотя Боран часто видел в Ангкоре выстроившихся в боевые порядки воинов, вид многих тысяч врагов вселил страх в его сердце. Их, похоже, было больше, чем всей рыбы, которую он выловил за свою жизнь, больше, чем рассветов, которые он встречал на своем веку.
— Мы должны предупредить их, — прошептал Вибол. — И мы можем это сделать. По протокам мы доберемся до Ангкора быстрее, чем…
— А как же ваша мать? — спросил Боран. — Что мы можем сделать для вашей матери?
Вибол закрыл глаза, только сейчас сообразив, что их дом находится как раз на пути чамов.
— Нет, — пробормотал он. — Они же не могут…
— Могут, — сказал Боран по-прежнему шепотом. — И мы должны добраться до нее. И как можно быстрее.
— Высади меня на берег. Я быстро добегу до Ангкора и окажусь там раньше чамов. Эти лодки движутся медленно.
— Недостаточно медленно. Поэтому мы будем держаться вместе.
— Я смогу обогнать их. А потом я найду вас. После того как я…
— После того как тебя убьют?
— Но город! Мы должны предупредить их!
Боран сжал кулаки, понимая, что сын прав и что каким-то образом необходимо предупредить соотечественников об опасности. Но если они сделают это, то бросят одну ничего не подозревающую жену. А он очень хорошо понимал, какая судьба ждет ее, когда чамы доберутся до их дома. Она будет изнасилована, убита или отдана в рабство, и он не мог бы вынести ни одного из этих вариантов.
— Отпусти меня! — настаивал Вибол.
— Нет.
— Высади меня на берег и позволь бежать в город.
— Ты останешься со мной. Ты мне нужен.
— Но я нужен моему народу!
Боран зажал рот Виболу ладонью, боясь, что их могут услышать. Мимо как раз проплывали две лодки с чамами. Солнце блестело на их доспехах и оружии. Воины, казалось, смотрели в их сторону, но так и не заметили их. Затем лодки скрылись за поворотом.
Кляня себя за то, что потерял столько времени, Боран взял весло и осторожно вывел лодку из-под свисающих к воде ветвей. Он старался держаться подальше от чамов, направляясь в лабиринт проток, через который можно было пробраться к их дому. Хотя они наклонялись как можно ниже, вскоре сзади раздался отдаленный крик. Боран не обернулся, не замедлил хода лодки. Его весло еще глубже вошло в воду, и он крикнул сыновьям, чтобы они выбросили за борт их улов и все снаряжение. Выполнив его распоряжение, Прак и Вибол тоже принялись грести. Позади них в воду ударила стрела, потом еще одна. Боран живо представил себе, как эти стрелы попадают в его сыновей, и это придало ему сил. Он принялся кричать, предупреждая своих односельчан о нападении неприятеля и надеясь, что голос его далеко разнесется над рекой.
В воду полетели новые стрелы, и он свернул в боковую протоку, стараясь скрыться от преследователей за ветвями деревьев. Оглянувшись, он увидел, что одна лодка чамов по-прежнему гонится за ними — быстрая лодка, в которой гребли сильные мужчины. Боран испытывал большое искушение причалить к берегу, но он понимал, что густые джунгли сильно замедлят их продвижение. Там их точно догонят. Нет, разумнее было оставаться в лодке, чтобы выжить или умереть на реке, которую он знал лучше чамов.
Несмотря на то что до их дома было еще далеко, он начал звать свою жену. Он кричал, чтобы она пряталась, чтобы ждала его. Просвистевшая в воздухе стрела оцарапала ему ногу и вонзилась в днище лодки.
Прак принялся выкрикивать чамам оскорбления, и Вибол последовал его примеру. Вызов врагу, брошенный сыновьями, нашел отклик в душе Борана, и его отеческая любовь воспылала с удвоенной силой. Он не вынесет, если станет свидетелем смерти своих детей или жены. Лучше уж в открытую броситься на врагов и дать им изрубить себя на мелкие кусочки.
Боран, срывая кожу на ладонях, греб так, как не греб никогда в жизни. Вдруг он уловил запах дыма. А затем услыхал отдаленные крики. Неужели наступил тот миг, когда вся его жизнь, весь его мир рухнут?
* * *
Третий и последний день их свадьбы понравился Воисанне больше всего. Ее друзья и родственники уже стали свидетелями большой части самых важных элементов церемонии — торжественной процессии жениха, обращения к предкам, благословения священников и ритуала очищения. Теперь, когда солнце на небе поднялось уже достаточно высоко, Воисанна и ее будущий муж Нимит совершали обряд чествования своих родителей, поскольку без родителей они не только не могли бы появиться на свет, но и не добьются расположения богов и в будущем не родят своих собственных детей.
Воисанна держала шелковый зонтик над головой своей матери, а Нимит делал то же самое для своей. Эти зонтики символизировали собой тот факт, что находившиеся много лет под покровительством своих родителей, теперь жених и невеста становятся их защитой. Другие супружеские пары образовали кольцо вокруг Воисанны, Нимита и их матерей. Все неженатые стояли вне этого круга. Под песни женщин о родительском долге и тех жертвах, которые нужно принести, чтобы воспитать достойных детей, по кругу передавались три свечи: тот, к кому в руки попадала свеча, указывал ею на жениха с невестой, мысленно посылая им свое благословение.
Воисанна была обнажена до талии, искусно сотканная шелковая юбка прикрывала ее бедра. Один конец ткани был поднят и заткнут за пояс. Рисунок ткани представлял собой белоснежные цветы жасмина на красном фоне. Гирлянда из этих же цветов висела у нее на шее. Как и у остальных присутствующих здесь женщин, ее черные волосы были завязаны узлом на макушке. Запястья и пальцы украшали серебряные браслеты и кольца. Подошвы ног и ладони были выкрашены красной краской. В глазах окружающих она была невероятно красивой: мягкие и очень женственные черты лица, стройное и великолепно сложенное тело. Женщины радовались за нее и одновременно завидовали ей. Мужчины тоже радовались и завидовали, но не девушке, а Нимиту, который был всего лишь командиром среднего уровня в кхмерской армии, и тем не менее сумел добиться расположения Воисанны. Теперь, мускулистый и очень гордый собой, с саблей, висевшей на поясе, он встал так, чтобы его тень заслоняла невесту от солнца.
Оценив этот знак внимания, она подняла на него восхищенный взгляд. Как и большинство кхмерских пар, вступающих в брак, они уже успели познать телесные наслаждения. Их также объединяла и духовная близость, и теперь она знала о его желаниях, страхах, сильных и слабых сторонах, а ему были известны ее самые потаенные мысли.
Пока женщины продолжали петь о родительском долге, а свечи все так же передавались из рук в руки, Воисанна думала о том, когда она забеременеет и произойдет ли это вообще. Многие известные кхмерские пары были лишены этого божьего благословения. Например, принц Джаявар и его старшая жена так и не родили ребенка, хотя у принца было много сыновей и дочерей от других жен. Воисанна знала, что Нимит хочет мальчика, чтобы обучать его боевому искусству, как обучали его самого, и она всей душой хотела подарить ему сына — хотела так сильно, что каждый день ходила к алтарю в храме Ангкор-Ват и молилась богам, чтобы быть такой же плодородной, как река и близлежащие поля.
Жизнь Воисанны складывалась счастливо, она была более устроенной, чем у большинства девушек. И тем не менее такого блаженства, как сегодня, она не испытывала до этого никогда. Она выходит замуж за мужчину, который любит ее. Рядом находились ее родители, братья и сестры, все смотрели на нее с восторгом и улыбались. После трех дней празднования и веселья они все еще рядом с ней, остаются участниками брачной церемонии, как и она сама. И их ответственное отношение к ней, к этому союзу, казалось, придавало происходящему с нею священный смысл.
Женщины закончили свою песню. Когда заговорил священник, мать и отец Воисанны принесли цветные ленты. Вскоре эти ленты повяжут на пояс жениху и невесте — еще один символ брачного союза.
Когда Воисанна посмотрела на своего отца, радуясь тому, что он гордится своей дочерью, что читалось на его лице, вдалеке залаяла собака. В этом не было ничего необычного, но очень скоро стали слышны другие, странные звуки. Воисанна, подняв глаза, посмотрела на далекий, но от этого не менее величественный Ангкор-Ват. Рядом с храмом в небо поднимался дым — густой темный дым горящего леса. Долгом каждого кхмера было участвовать в тушении пожаров, и поэтому, несмотря на торжественность момента, Воисанна коснулась руки Нимита и кивком указала в сторону храма. Он нахмурился и покачал головой. Но уже в следующий момент из джунглей к ним ринулась волна воинов, оглушительно кричащих на незнакомом языке и сверкающих металлом своих копий и щитов.
Нимит заслонил Воисанну собой и, выхватив саблю, позвал своих людей. Они быстро образовали кольцо вокруг новобрачных, но их было всего десять против сотен чамов, которые налетели на них, как рой разъяренных пчел, вырвавшихся из растревоженного улья. Чамы неслись вперед с поднятыми боевыми топорами, размахивали копьями. Воисанна выкрикнула имя Нимита, когда тот сделал шаг навстречу неприятелю. Он поднырнул под занесенную секиру и, выбросив руку вперед, воткнул саблю в живот первому чаму, однако тут же был отброшен назад щитом с металлической окантовкой. Он быстро оправился от удара и, уворачиваясь, убил еще двоих чамов.