Из этой сырой могилы растений в болоте, временами покрывавшейся мощными наносами ила и песка, которые приносились дождевыми потоками, вырастали новые леса громадных хвощей и плаунов, древовидных папоротников и удивительных птеридосперм. Эти наносы были приятной средой для семян голосеменных и нежного налета спор тайнобрачных растений. И едва только в этих новых первобытных лесах падал от старости какой-нибудь великан, сразу же на свободном месте вырастала новая буйная поросль.
Хуже было, когда над страной бушевали дикие вихри. Тогда в вечно тихих и молчаливых лесах звучал особый режущий и свистящий звук, треск застывших столбообразных каламитов и скрип лепидодендроновых ветвей, разметанных вихрем и трущихся друг о друга. И когда на них налетали резкие порывы сильного ветра, под его ударами кренились и выворачивались стволы высоких хвощей и плаунов. Так возникали высокие пирамиды переломанных деревьев, наполовину погруженных в ил и мутные воды топей.
В тех местах, где вихрь закручивался в страшный, все уничтожающий смерч, лесные гиганты вырывались из болотистой почвы с корнями, а образовавшиеся глубокие ямы быстро заполнялись черным илом, стекающим со всех сторон. Воздушные смерчи с огромной силой поднимали могучие стволы в высоту, но вскоре снова с треском бросали их, нагромождая друг на друга, создавая ужасную картину хаоса и разрушения.
Когда же из черных туч, принесенных бурей, начинался сильный ливень, это довершало гибель леса. Струи ливня хлестали по переломанным деревьям, к громким плескам воды примешивались глухие удары, сопровождавшие падение последних лесных великанов, которые дольше всех сопротивлялись разыгравшейся стихии, но все же наконец были побеждены и оказались в хаотической смеси погибших растений, взмученного ила и грязной воды. И над всей картиной гигантского разрушения, над уничтоженным первобытным лесом, в котором не уцелело ни одно дерево, при непрестанных раскатах грома продолжала неистовствовать буря.
На такое опустошенное место как раз и выбрался эдафозавр.
С трудом пробирался он между переплетениями переломанных стволов, часто вынужден был обходить кругом высокие пирамиды раздробленных растений, несколько раз увязал в мутной трясине топей. Коврики мхов, которые еще несколько дней назад светились свежей зеленью, были покрыты нанесенной грязью так же, как и зеленое кружево низких папоротников. Исчезла глубокая и тихая задумчивость старого леса, исчезла его стародавняя застывшая красота. Там, где были раньше тенистые уголки, полные зеленого полумрака, — чернели теперь лужи воды; где раньше кипела жизнь — снова на время воцарилась пустота.
Эдафозавр, несмотря на все препятствия, продвигался вперед против течения реки, разлившиеся воды которой возвращались обратно в широкое русло.
Солнце уже понемногу клонилось к закату, когда эдафозавр достиг места, где русло сужалось между крутыми откосами. Здесь всюду лежало много крупных камней, упавших со скалистых склонов холмов.
И здесь путь эдафозавра неожиданно окончился.
Перед ним вздымалась стена из поломанных стволов, беспорядочно нагроможденных друг на друга. Они были крепко заклинены между камнями и переплетены несчетными клубками корней и толстыми стеблями лианоподобных папоротников. В невообразимой мешанине переломанных стволов, огромных камней и пластов обвалившейся земли повсюду лежали трупы больших и малых животных, настигнутых бурей, сокрушенных и раздавленных падающими деревьями или захваченных сильным ливнем и потоками низвергающейся мутной воды.
За этой стеной стволов и камней, перегородившей русло реки в теснине между холмов, поднялся уровень воды, которая с огромной силой давила на преграду. Сначала она не могла ее преодолеть, но вода постепенно прибывала и начала проникать через запруду тысячью ручейков. Стена долго сопротивлялась. Лишь когда выпали новые дожди и количество водной массы в несколько раз возросло, естественная плотина под растущим напором начала дрожать. Но, даже когда отверстия в плотине увеличились и значительно ослабла прочность ее основания, она все еще стояла.
Однако следующие ливни, которых выпадало здесь очень много и которые наполнили естественное водохранилище до самого края, понемногу разрушали стену. Под напором воды она начала все сильнее дрожать, распадаться, и вода по бесчисленным расщелинам стала прорываться через нее большими струями-водопадами.
Эдафозавр стоял не двигаясь и в оцепенении рассматривал простиравшуюся перед ним стену. Он выглядел как окаменевшее сказочное чудовище, ищущее вход в заколдованную долину.
Между тем солнечный диск коснулся на западе горизонта, и он загорелся золотом и багрянцем. Чудесными цветами заката засветилась гладь вод, на ее красноватой поверхности всюду, куда еще падали солнечные лучи, отражались желтоватые полосы, похожие на расплавленное золото.
И тут в немой красоте наступающего вечера вдруг раздался страшный треск. Еще раньше, чем он замер, в теле плотины появилась большая брешь. Она быстро разрасталась под напором мощного потока воды, который сносил все, что стояло у него на пути. К гулу вод примешивался треск ломаемых стволов, которые в страшном беспорядке ринулись вперед.
Русло реки быстро наполнялось пенящейся водой, вскоре река вышла из берегов и разлилась далеко вширь. Пока река оставалась бурной, она разбрасывала всюду стволы деревьев развороченного леса и массы взбаламученного ила.
Потоки воды стремительно уносили поломанные стволы, били их друг о друга и нагромождали в кучи, которые потом опять разваливали и снова в бешеном темпе относили дальше. Все вбирали они в свои широкие объятия и уносили до обширных мелководий затопленной равнины, где течение ослабевало, обломки деревьев опускались на дно и покрывались оседающим илом.
Когда эдафозавр опомнился наконец от первого испуга и попытался уйти от опасности, было уже поздно. Бурлящий поток, несущий массу стволов, стремительно налетел на него. В одно мгновение поток сбил его и помчался дальше с неудержимой яростью.
Волны швыряли эдафозавра, оглушая его страшными ударами стволов и толстых ветвей. Лишь несколько минут эдафозавр сопротивлялся и пытался еще выбраться из потока. Но вскоре он поддался натиску воды и неистовый поток унес его разбитое тело.
Золотой солнечный круг исчез за горизонтом. Темнота укрыла своими черными покрывалами опустошенный край и место гибели эдафозавра.
Гул воды понемногу замирал и, наконец, утих совсем. Вся болотистая местность была покрыта сломанными древовидными хвощами и плаунами, древовидными папоротниками и тонкими стройными кордаитами.
Вблизи древесных стволов, которые сами погибли от старости, лежали стволы, вывороченные вихрем и бурей. Все они понемногу погружались в мягкую кашицеобразную массу и наполняли топь, которая казалась бездонной. Новые бури и ливни, такие же сильные и частые, покрыли эту большую могилу деревьев наносами глины и песка.
Там, где раньше кипела жизнь, и громадные деревья поднимали вверх свои ветви, как высоко взметнувшиеся языки зеленого пламени, теперь была пустынная равнина без зелени и жизни.
Между тем проходили дни и ночи в круговороте лет, и пустынная равнина начала зеленеть снова. Опять здесь выросли густые первобытные леса, в них возродилась кипучая жизнь. Но через некоторое время все снова было уничтожено продолжительными бурями и засыпано грязью, глиной и песком.
Миновали столетия и тысячелетия, миновали эпохи в круговороте вечного времени. Погребенные первобытные леса, придавленные огромными массами глинистых и песчаных наносов превратились в мягкую черную травяную массу, а она в конце концов затвердела и стала черным камнем — современными черными каменными углями…
Над спящей в ночной темноте страной простирается черный купол небосвода с тысячами точек горящих звезд.
Высоко в небо поднимается железная конструкция шахтного копра, и к нему спешат неясные во тьме фигуры шахтеров с зажженными светильниками в руках. Они направляются к копру, входят в клеть и спускаются во мрак шахты глубоко под землю, чтобы на несколько часов сменить наземный мир на мир подземный — исчезнувший.
Сегодня этот исчезнувший мир — мир тьмы и черного золота. Но раньше это был реальный мир, мир солнечного света и прекрасной зелени. Однако это было очень давно. Так давно, что человеку почти невозможно представить те прошедшие 250 миллионов лет.
Над широкой полосой пустыни во время позднего триаса мезозойской эры возвышалось холмистое горное плато. Кое-где крутые склоны холмов резко выступали над ровной поверхностью красноватой пыли, покрывавшей пустыню, в других местах холмы переходили в пустыню постепенно, широкими и пологими долинами. Возвышенное плато встало на пути пустыни, как могучая и несокрушимая стена, а с другой стороны в нее врезался широкой зеленой каймой морской берег.
