— Мы сегодня же отвезем труп в Меран, — сказал Молькхаммер.
Ответив еще на несколько вопросов, врач распрощался и вышел. Криминалисты остались одни.
— А теперь едем в Тауферс, — сказал Феллини.
Стиснутая с обеих сторон ледяными кручами, дорога поднималась вверх, пересекала швейцарскую границу и за перевалом Офен спускалась к Энгадину. Сейчас перевал лежал в глубоком снегу, закрытый до середины мая для движения автомашин. Однако до Тауферса путь был расчищен, и даже на стоянке перед “Бурым Медведем” был убран снег.
Криминалисты прошли через вестибюль в кабинет владельца гостиницы.
— Господин Губингер, — подчеркнуто вежливо заговорил Молькхаммер, — вам придется еще раз пожертвовать для нас своим драгоценным временем.
— Но вы же нашли преступницу! — изумленно воскликнул Губингер.
— Возможно, да, но, возможно, и нет, — спокойно заметил Феллини — В таком деле нельзя спешить с выводами.
Губингер схватился за голову.
— Боже мой! — простонал он. — Если вы не обнаружите убийцу в ближайшее время, я окончательно разорюсь, Возможно, я и так уже разорен. Никто не согласится жить в гостинице, в которой совершено убийство.
— Я соглашусь, — успокоил его Феллини. — Однако ближе к делу… С какого года, приезжая в Тауферс, Новак начал останавливаться в “Буром Медведе”?
— Сейчас шестьдесят первый год, — рассуждал вслух Губингер, — стало быть, минимум с пятьдесят первого. Такой приятный, достойный человек! Он уже в третий раз посещает Тауферс с фройляйн Кардо. Господин Новак и здесь не сидел сложа руки, писал, иногда звонил по телефону, а иногда даже вызывал к себе секретаршу из Вены. Иногда господин Новак уезжал на пару дней в Мюнхен, Милан или Берн.
— Если я правильно понял, — спросил Феллини, — вы знакомы с Новаком уже десять лет?
Прошло несколько секунд, прежде чем Губингер ответил на вопрос.
— Точнее, я знаком с ним почти двадцать лет, еще с войны. Он служил лейтенантом в полковом штабе, а я был штабным поваром. Видите ли, я учился на мясника и, конечно, воспользовался своими знаниями, чтобы не оказаться в окопах. Он меня сразу узнал, когда впервые остановился в гостинице десять лет назад. С тех пор он регулярно наезжает к нам. То есть наезжал, — поправился Губингер и вытер потный лоб.
Феллини понял, что последние события заставили Губингера поволноваться. Владелец гостиницы не принадлежал к числу людей, которые спокойно воспринимают известие об убийстве человека. Он тяжело, прерывисто дышал и определенно страдал болезнями сердца, что, впрочем, было не удивительно, учитывая его тучность. Удивительно другое: как этому нервному и трусливому человеку в сравнительно короткое время удалось построить на месте деревенского трактира такую крупную гостиницу? Старое здание использовалось сейчас под жилье для обслуживающего персонала, а рядом с ним возвышался новый четырехэтажный вместительный корпус на восемьдесят коек. Интересно, откуда у этого, откровенно говоря, деревенского увальня взялись такие деньги
— Покажите мне номер, в котором жил Новак, — попросил Феллини.
Их появление в вестибюле вызвало больший интерес, чем хотелось бы комиссару. Они поднялись на третий этаж, и Губингер отпер дверь
— Это салон, — пояснил он, — слева — спальня фройляйн, а справа — господина Новака. Когда я пришел, он еще лежал там, на кровати, так спокойно, словно забылся сном. Какой ужас! Бедная жена, бедные дети!
В комнатах уже было прибрано и постели перестланы. Но еще раньше Молькхаммер распорядился сфотографировать место преступления и зарегистрировать каждый предмет. Феллини подошел к окну и выглянул во двор: никаких следов на снегу. Следовательно, преступник проник не через окно, а вошел в номер через дверь, которую ему открыл Новак. В тот вечер Новак был очень испуган и тем не менее впустил в полночь мужчину, своего убийцу. Это мог быть только его хороший знакомый.
Феллини направился к выходу.
— Проводите меня, пожалуйста, к доктору Перотти, — попросил он Губингера.
— Доктор Перотти сегодня утром ушел в горы. Вероятно, он вернется только к обеду.
— В таком случае я хотел бы побеседовать с графом. Губингер поклонился и поспешно вышел, едва не столкнувшись в дверях с какой-то женщиной.
— Я должна поговорить с детективами, — быстро произнесла она. — Ведь вы детективы, не так ли?
Это была полная женщина лет пятидесяти, с резкими движениями и торопливой речью.
— Я видела убийцу, да, да! Я ждала вас еще вчера. Господина Новака застрелили в этой комнате?
Она испуганно замолчала и уставилась вначале на пол, а затем на кресло.
— Какой ужас! Бедная симпатичная девушка! Убийца — доктор! — неожиданно выпалила она и села в кресло. — Я заметила, как он выходил из этой комнаты после двенадцати часов. Я как раз возвращалась из бара и шла по коридору. Я также видела, как они поссорились — доктор и господин Новак. Я сидела за соседним столиком…
— Эта дама — фрау Моосбюргер из Туттлингена, — перебил ее Губингер, оставшийся стоять в дверях.
— Видите ли, я — учительница, — пояснила фрау Моосбюргер. — В школе привыкаешь обращать внимание на любую мелочь. Кто не делает этого, тот пропал, дети будут вить из него веревки. Одним словом, можете на меня положиться: доктор вышел из этой комнаты в половине двенадцатого.
— Вы только что сказали: после двенадцати, — перебил ее Феллини.
— Кто? Я? Какая разница! Возможно, это было до двенадцати. В такой момент не смотрят на часы, не правда ли?
— Вы заметили что-нибудь особенное? — спросил Феллини — Он был возбужден, бежал?
— Господи, я солгу, если скажу “да”. В конце концов я тоже пропустила рюмочку-другую. Он просто очень быстро шел. Не бежал, а так, быстро-быстро шел.
Феллини попросил учительницу выйти вместе с ним в коридор и показать, где стояла она и откуда и куда шел доктор Перотти.
— Фрау Моосбюргер, — в заключение сказал Феллини, — с вашего разрешения мой коллега составит протокол нашей беседы.
— Вы арестуете доктора Перотти? — спросила она, широко раскрыв глаза. — Вы тоже полагаете, что он убийца?
— Посмотрим, — неопределенно ответил Феллини.
Молькхаммер остался с учительницей, а Феллини вместе с Губингером прошел в его кабинет, решив, что кабинет — наиболее подходящее место для беседы
Вскоре в сопровождении Губингера появился граф. Графу Фердинанду фон Гатцфельд-Бахенгофену лишь недавно пошел четвертый десяток. Он носил самое обыкновенное платье, и в его лице Феллини не обнаружил ни одной черточки, которая свидетельствовала бы о его благородном происхождении. Скорее, он походил на обыкновенного служащего или инженера.
— Я с удовольствием сообщу вам все, что знаю, — поклонился граф. — В то утро я зашел в номер господина Новака, так как хотел помирить его с доктором На мой стук дверь открыла фройляйн Кардо. Она была в халате и казалась очень растерянной. Я тотчас сообразил, что случилась какая-то неприятность.
Все, что рассказывал граф, не являлось для Феллини новостью. Он терпеливо и внимательно выслушал графа до конца и неожиданно спросил:
— Вы давно знаете Новака?
— Около пяти лет. Этот человек имеет, пардон, имел колоссальные связи. С его помощью я реализовал несколько картин, а также лес под Мархеггом, недалеко от словацкой границы. В наше время бессмысленно пытаться сохранить такое разбросанное наследство. Ну скажите, пожалуйста, на что мне замок Гартенштейнов в Каринтии? Полукрепость, полузамок, полуразвалина… Там нечего делать даже летом. Новак решил его приобрести и восстановить. На деньги, которые он собирался вложить в крепостные стены, можно купить пягь больших особняков.
— Но не старый замок?
— Вот именно, — усмехнулся граф. — Я — граф и предпочитаю жить в отеле, он же не был графом и поэтому хотел приобрести замок. Пожалуйста!
— У него были конкуренты?
— Нет, не думаю, чтобы кто-нибудь завидовал новому приобретению Новака.
— Вы уверены, что у него не было сомнительных деловых связей?
— Уверен.
— У него были враги?
— Не знаю.
— А доктор Перотти?
Граф недовольно поморщился.
— Не будем раздувать из мухи слона. Все мы немножко выпили, Лиль Кардо, конечно, очаровательная женщина, но один человек не станет вонзать другому нож в шею только потому, что повздорил с ним за столом.
— Как долго вы еще пробудете здесь?
— Пока удержится снег.
— Я не вправе задерживать вас насильно, но был бы чрезвычайно признателен, если бы вы в течение ближайших недель, переезжая в другое место, сообщали- нам свой новый адрес. Вы, разумеется, понимаете, что являетесь одним из наших главных свидетелей.
— Разумеется. — Граф, казалось, некоторое время колебался, прежде чем задать мучивший его вопрос: — Позвольте узнать, как долго вы собираетесь держать под арестом Лиль Кардо? Может быть, ее можно освободить под залог?
