— Это Михаил Михайлович так считает?
— Жена его.
— Как она пошла. Она итальянка? — Катя кивнула. — Ну что ж от них требовать. Я объявлю Италии войну, и тебя сразу оттуда вышлют как иностранку.
— Как ты можешь шутить.
— Шутка — защита от отчаяния. Я в отчаянии. Я только обрёл тебя и опять теряю. Как надолго вы едете?
— Не знаю. Несколько месяцев, должно быть.
— Сейчас декабрь. До весны? Я не выдержу. Нет, я положительно расстрою эту поездку.
— Саша... Государь мой, — она обняла его. — А может, это к лучшему? Разлука. Проверить себя.
— Это тебе, милая, может, надо проверять себя, — по-детски обиженно сказал император. — А мне не надо.
— Ты будешь ждать меня. Писать письма. Будешь писать? Мы никогда ещё не переписывались. И вообще мне никто ещё не писал писем.
— Господи, ты совсем как ребёнок. А впрочем, почему — как. — Он погладил её по голове как маленькую. — Ладно, попробуем в плохом увидеть хорошее. Ты ведь никогда не была в Италии?
— Я нигде ещё не была, Саша.
— Будешь, мой ангел, везде будешь. Дай только срок. Я покажу тебе Европу. А покамест... ну что ж, начнёшь с Италии. Но если тебе там не понравится или будешь сильно скучать, ты напиши только, и я тотчас же выкраду тебя из-под ига твоих родных.
— Выкрадешь?
— Определённо.
— Сам?
— Зачем сам? У меня для этого есть Третье отделение моей канцелярии.
Февраль 1867 года. Зимний дворец. Библиотека.Александр принимал Горчакова.
— ...Таким образом, Ваше величество, столкновение Германии и Франции делается в высшей степени вероятным. И Люксембург...
— А что Италия? — вдруг перебил его Александр.
— Италия? — Горчаков был сбит с толку.
— Что происходит в Италии?
— Ничего, что могло бы показаться важным Вашему величеству.
— Ты уверен?
— Во всяком случае, наш посол ничего мне не сообщал. А у Вашего величества есть другие сведения?
— Может быть, может быть, — сказал Александр рассеянно. — А скажи, мы не получали от итальянского короля приглашения к официальному визиту?
— Нет, Ваше величество, насколько я знаю — нет. Но слова Вашего величества склоняют меня к мысли, что Ваше величество имеет какие-то иные, кроме дипломатических, источники информации.
— Нет, Александр Михайлович, это я к слову, не придавай значения. Просто давно не был в Италии. Там сейчас тепло, а у нас вон стужа да ветер. — Александр поглядел в окно, сказал задумчиво: — Легко, должно быть, править народом, который все двенадцать месяцев живёт под солнцем. Не то, что у нас...
Кстати, если уж зашла речь о визитах, хочу почтительно напомнить Вашему величеству, что мы должны были ответить Парижу на его многократные приглашения Вашему величеству в связи с открытием всемирной выставки. Если Ваше величество не изменил своего намерения отказаться от поездки, я бы подготовил письмо...
— Постой, постой, — Александр вдруг оживился. — Когда открывается выставка?
— В мае, Ваше величество.
— В мае? — Александр забарабанил пальцами, что-то прикидывая. — Знаешь, Александр Михайлович, погоди отвечать. Может, я и выберу время. Я должен подумать.
— Хорошо, Ваше величество. Я только хотел бы напомнить, что обстановка сейчас не очень благоприятствует визиту. Учитывая события в Польше. В Париже много польских эмигрантов, да и французская публика, по нашим сведениям, настроена весьма сочувственно к Полонии. Я полагал бы отложить этот визит до более благоприятной и безопасной обстановки.
— Князь, ты сам только что говорил о зреющем конфликте между Францией и Германией. Говорил? Но ты же прекрасно знаешь, что Вильгельм мой дядя, а Наполеон — мой друг. Поэтому кто же, как не Россия, может выступить буфером между ними.
— Это верно, но я сейчас имею в виду прежде всего личную безопасность Вашего величества. После покушения Каракозова...
— Вот именно, князь, — перебил его Александр, — вот именно. Он же здесь стрелял, а не в Париже. И оказался не поляком, а русским. Так что я не исключаю своего визита в Париж.
Февраль 1867 года. Зимний. Кабинет Александра.Александр, склонившись над столом, писал письмо.
«...А теперь самое главное, свет мой. Ты писала, что вы собираетесь в Париж. Так вот, хочу обрадовать тебя, вернее, я надеюсь, что это тебя обрадует: я еду туда же в эти же дни с официальным визитом. Сообщи мне, ангел мой, в какой гостинице вы остановитесь, и я сразу же свяжусь с тобой...»
Раздался стук в дверь, вошёл адъютант.
— Ваше императорское величество, министр внутренних дел.
— Кто? А-а... Да, да, сейчас...
Александр дописал несколько слов, вложил письмо в конверт и сказал, меняя улыбчивое выражение лица на строго официальное:
— Проси.
Вошёл министр.
— Доброе утро, Ваше императорское величество.
— Здравствуй, граф, здравствуй. Что у тебя нынче?
— В общих чертах или...
— Или, или... В общих чертах ты уже меня совершенно запугал. Хорошо, я не из пугливых. Так что?
— Сегодня департамент почт и телеграфа обнаружил письмо, которое может заинтересовать Ваше величество.
— Чьё?
— Графа Орлова. Если Вашему величеству будет угодно ознакомиться с отрывком...
— Опять отрывок? Ты меня уже подвёл на днях с отрывком. Оказалось, не он так думает, а он пересказывает, что думает публика в Москве. А ты это опустил, и получилось — он сам. Хорошо, всё разъяснилось, а не то по твоей милости был бы оклеветан порядочный человек.
— Но Ваше величество, я ж не виноват, что ваши приближённые такие грамотные, что пишут вон на девяти с лишним страницах. Ежели Ваше величество будет каждое целиком читать... Я просто не осмеливаюсь предлагать Вашему величеству тратить своё драгоценное время на людей, того не стоящих.
— Граф, кто чего из моих подданных стоит, решать не тебе, а мне. Твоя забота — доносить о том, что ты считаешь подозрительным. Но не характеризовать порядочных людей по своему разумению. Ладно, так что там Орлов?
Министр положил перед ним лист бумаги. Александр проглядел его и отложил в сторону.
— Хорошо, я ознакомлюсь позже. У тебя всё?
— На сегодня всё, Ваше величество.
— Ладно, ступай тогда.
Министр посмотрел на письмо, лежащее на краю стола, и заискивающе спросил:
— Вашему величеству, не угодно ли будет отослать письмо? Я бы немедленно передал...
— С твоим ведомством? И чтоб ты мне завтра принёс из него выдержку? — насмешливо спросил Александр.
— Ваше величество... Я... — министр замолчал.
— Ступай, граф. Я пошутил. Надеюсь, ты тоже.
Министр вышел. Александр позвонил. Вошёл адъютант.
— Рылеев здесь?
— Здесь, Ваше величество.
— Проси.
Вошёл Рылеев.
— Доброе утро, Ваше величество.
— Здравствуй, Александр Михайлович. У меня к тебе опять просьба. Отправь это письмо той же оказией. Только обеспокойся, чтобы ни этот... — он кивнул в сторону вышедшего министра, — ни Шувалов не пронюхали. А то на днях тут Шувалов что-то вдруг стал стращать меня итальянской почтовой полицией. С чего бы это?
— Но мой человек абсолютно надёжен, Ваше величество.
— Надеюсь. Иначе наша с тобой поездка в Париж ни для кого не будет сюрпризом.
— В Париж? — позволил себе удивиться Рылеев.
— Пуркуа па, генерал?
5 июня 1867 года. Ложа парижской комической оперы.На сцене играли оперетту Оффенбаха. Александр рассеянно слушал, прикрыв глаза. Сзади него в ложе находились Рылеев, генерал-адъютант граф Адлерберг[8] и начальник III отделения и шеф жандармов граф Шувалов.
Почувствовав, что он засыпает, Александр встрепенулся, посмотрел на часы и шёпотом сказал своим спутникам:
— А не поехать ли нам, господа, домой? Я, признаться, чувствую себя несколько усталым. Впрочем, вы можете оставаться. — Он поднялся.
Все тоже встали.
— Нет, Ваше величество, — сказал Адлерберг. — Я ради Государя на всё готов, но только не на это, — и он кивнул в сторону сцены.
— Спать, спать, — сказал Александр и вышел из ложи.
Часом позже. Елисейский дворец.Адлерберг раздевался ко сну, когда в дверь раздался стук. Он открыл дверь — там стоял вполне одетый Александр.
— Саша, дорогой, я хочу пойти прогуляться немного, у меня что-то голова разболелась.
— Хорошо, Ваше величество, я сейчас буду готов.
— Нет, нет, я один, мне никто не нужен. Не беспокойся, право. Но вот только какая комиссия, — он усмехнулся. — Я вовсе без денег. Ты не дашь мне немного?
