Лина ТриЭС - Третья истина

Лулу почувствовала себя в ловушке. Но братья ее разговор с Шаховским как-то не восприняли, наверное, из-за плохого знания французского языка, ведь, подчиняясь кодексу господина Курнакова, они почти не общаются с матерью. Как бы там ни было, сейчас повода цепляться у них не нашлось. Да и вообще, они всем видом показывали, что обращать внимание на девчонку — ниже их достоинства. Пройдя мимо нее, как будто мимо пустого места, юные Курнаковы подошли к Шаховскому.

— Как вы считаете, мне ведь стал удаваться тот укол, которым я уколол Виктора напоследок? — кажется, в голосе Дмитрия прозвучали нотки подобострастия.

— «Уколол уколом…»Ждешь похвал? Хвалю. А что это за «тот» укол? Тот единственный безымянный в фехтовании? Может, профессионал подскажет? — «виконт» обратился к Виктору.

— Да тот, что по шпаге скользит, — после молчания громко отозвался Виктор.

— Куле! (coulé) с’est simple.[8]

Лулу поняла, услышав это, почему кошки крутят ушами при слове «сметана». Хорошо, когда разговаривают понятно, вот так бы и продолжал этот «виконт».

— А тебе самому понравился укол Дмитрия? Прокомментируй sine ire et studio[9].

— Ничего, — отвернулся Виктор, насупившись.

— У тебя отчего-то испортилось настроение? — участливо спросил «виконт», — что ж, поговорим с пока еще жизнерадостным Дмитрием. Тем — масса! — Он заговорил быстрее, судя по интонации, перечисляя что-то.

Лулу перестала понимать. Она устала напрягаться и разбирать слова, но почувствовала, что Дмитрий тоже получил какой-то «укол». Он вспыхнул и вскинулся, но ничего не ответил. Душа Лулу преисполнилась чувством удовлетворенной мести… Так им, задавакам, и надо! Ее собственная неприязнь к Шаховскому немного улеглась, уступив место любопытству. Лулу никак не могла найти этому человеку места в домовой иерархии. Вместо того чтобы пойти, как собиралась, в свою комнату, она крадучись последовала за «виконтом», стараясь не попасться ему на глаза.

— Александррра, — раскатился на весь этаж голос Евдокии Васильевны, — тебе что, опять одной потом подавать, как принцессе какой? Да где же эта девчонка, наконец? Витя, Митя! Вы у себя будете кушать или в саду? Покушали бы вместе, все дети, как положено.

Лулу опрометью скатилась с лестницы. Скорее поесть, пока не явились братья. Вступать с ними в контакты она больше не собиралась.

В этот день тетка, находившаяся по поводу отсутствия Доминик, в отличном настроении, накрывала на стол сама. Она даже снизошла до улыбки, когда Лулу, переводя дыхание, вбежала в комнату.

— Ну, вот и молодец! А то, видно, привыкла там, по заграницам, все не вовремя, все наспех, оттого и худущая. Не-е-т, у нас — не так, всему свое время, в еде толк понимаем и дело знаем. Оттого и сильные, и здоровые, тьфу, тьфу, не сглазить бы!

Под теткины приговоры Лулу с аппетитом уминала блинчики с мясом. После недавних скандалов слушать благожелательную речь было очень приятно, и она согласно кивала Евдокии Васильевне, хоть и не до конца понимала ее разглагольствования.

— Вот мать твоя… Сколько лет уже на наших хлебах, а все в тело войти не может. Потому и хворая… Что-то, знать, не так устроено. Одно слово — француженка. Их дело одеться, расфрантиться, да понавешать на себя побольше. А русские — нет, наша кровь даст себя знать! Вот, Павел Андреевич, например, уже, кажется, и чудной, и ездил Бог знает где. И по-французски балабонит так, что и Домна заслушивается. Видно, сама так не умеет. Да и откуда ей, с отцом-торговцем! Верно, вроде наших казаков, язык ломает. Их обычный русский человек и не разберет.

Лулу уже почти перестала улавливать нить теткиных рассуждений, но ухватилась за незнакомое промелькнувшее имя.

— А этот, Павьел Андреш, он кто есть?

— Да Шаховской это, учитель, княгинин воспитанник. Так вот он, хоть и худой, а и сильный, и здоровый! Русского человека никакая заграница не попортит! Вот как Платовские мужики ваш Париж брали…

— Шаковскѝ? — сильно заинтересовалась Лулу, — а княгинь — это кто?

От изумления у тетки поползли на лоб глаза:

— Ну, знаешь… впрочем, что удивляться-то, матушка твоя об этом говорить не любит. Ей не резон вспоминать, что она твоему отцу неровня.

Лулу пропустила мимо ушей все теткины выпады, хотя та явно возвращалась к привычному ворчливому тону.

— Кто ж биль княгинь? — она постаралась задать более понятный вопрос.

— Кто-кто… Да бабушка твоя, Елена Александровна! Она и была «княгинь», — не удержавшись, передразнила тетка. — А вернее сказать — княжна! Портрет в гостиной видала? Ну, такая, вида изящного, благородного …в сером платье, с фестонами?

— Да, да, — закивала Лулу.

— Во-о-т. Это она и есть, мачеха моя… Ну, да на нее грех жаловаться! Царство ей небесное!

— Я уже зналь, что это grandmere, бабюшкá, но не зналь имья. А monsieur Шаковскѝ воспи-та-ник? Это ест beau-fils?[10] Не сам рождени син?

— Какой такой «боф»?? — поразилась тетя и явно потеряла интерес к разговору. Объясняй этой девчонке самые простецкие вещи… Кто это, да что это… на каждом слове перебивает, так и забудешь, что сказать хотела. Переваливаясь, но гордо выпятив грудь с животом, Евдокия Васильевна пошла из комнаты. Однако Лулу вовсе не собиралась отступать. Тайна, так занимавшая ее, случайно получила разгадку. Надо только успеть побольше расспросить, пока тетка все еще в духе. И Лулу отважно бросилась за ней. Добывать нужные сведения оказалось трудновато, но усилия Лулу увенчались успехом — тетка снова разговорилась… Ее речь понеслась потоком, на пути которого племяннице приходилось ставить плотины и заграждения из вопросов, слишком часто оказывающихся ничтожными препятствиями для столь бурного течения. И все же кое-что она поняла и узнала.

После обеда весело было бежать по саду, зная, что нет на свете сыщицы более ловкой и умной, чем Александрин. Лулу неслась вглубь сада, напевая на мотив любимой песенки: «Vous parlez trop vite, ma tante, mais je vous ai bien comprise…»[11]

И вдруг яркий свет брызнул в глаза. Сад кончился. Серебристой лентой блеснула река, та самая, которая по утрам манила пленницу, даря мечты о свободе. Опьяненная простором, запахом цветов и травы, Лулу подбежала к реке и замерла перед ней, сощурившись от лучей солнца. Возможностей было так много, родительский дом, с его строгими правилами, казался таким далеким.

…Что же выбрать? Искупаться? Набрать охапку цветов? Пойти дальше вдоль реки? О-о-о! Буквально в ста шагах стояла золотисто-рыжая лошадь под седлом, а хозяина рядом не было! Вообще, казалось, на много-много верст вокруг нет ни единой души. Больше Лулу для счастья не требовалось ничего. Скакать на коне, так, чтобы дух захватывало, чтоб ветер свистел в ушах! Это же предел мечтаний! Не очень задумываясь о том, как она справится с лошадью, впервые встретившись один на один, Лулу подбежала почти к самой лошадиной морде.

Золотистый конь покосился на нее, недовольно фыркнул, но не двинулся с места, а снова опустил голову и принялся, как показалось Лулу, что-то внимательно разглядывать в высокой траве. Раздвинув ее рукой, увидела это «что-то».

… Закинув руку за голову и согнув одну ногу в колене, в траве лежал с закрытыми глазами учитель фехтования. Шляпа с выгнутыми полями свалилась с головы, и конь, наклонившись, ласково дул в пепельные волосы. Не раздумывая о том, нужны ли какие-либо сведения спящему человеку, Лулу выпалила:

— Вы — воспи-та-ник, — щегольнула она русским словом, — мадам Элен Александр, моей бабушки! Вы — учитель фехтования, вас зовут Павьел Андрешь. Я не сомневаюсь в вашем титуле — я знаю: учитель не может быть виконтом!

Не открывая глаз, Шаховской медленно улыбнулся:

— Не привлекает ли мадемуазель прогулка на лошади в обществе непризнанного виконта?

Забыв сообщить массу других интересных сведений о нем, почерпнутых у тетки, Лулу завопила «Да-а-а!» и в этом вопле не было ничего от благовоспитанной барышни. Изумленный такой реакцией, «виконт» распахнул глаза и вскочил с земли.

— А где моя лошадь? — энергично озираясь по сторонам, осведомилась будущая наездница.

— Этот заморенный одер вам не подходит, как я понял?

— Он чудесный, — в упоении воскликнула Лулу, — но на какой же лошади будете скакать вы?

— Я скакать? — удивился Шаховской. — Позвольте мне, для начала, побыть стремянным, чтобы ознакомиться с вашим стилем езды.

Не обращая внимания на его тон и не вдумываясь в слова, Лулу проговорила «ага, ну, хорошо…» и приступила к штурму недоумевающего коня.

Напрасно «виконт» поддерживал стремя, Лулу атаковала коня с другой стороны. Наконец, Шаховской окликнул ее:

— Вижу, вы пренебрегаете моими услугами, сударыня.

«Сударыня», слетев очередной раз со спины коня, на которую почти было влезла животом, поспешила к нему.