чувствовать себя немного лучше и даже позволил себе немного поспать на хозяйской постели. Но как же мне в очередной раз повезло, что я не заснул окончательно. Я услышал немецкую речь за окном. Сначала отдаленно и я не поверил этому, думая, что это сон. Но когда я высунулся в окно то увидел пятерых немцев с собакой. Собака, боже, как же я тогда ненавидел и боялся их. Я принялся метаться по дому как обезумевший. Я хотел прикинуться трупом и лечь вместе со всеми, но меня настолько сильно тошнило от них, что я не мог долго подавлять в себе эти позывы. Я продолжил метаться как загнанный зверь и случайно зацепился за что-то в полу и упал. Немцы были совсем рядом, но видимо, они этого шума не услышали. Это был подпол и тут я понял, почему трупы были как раз у него. Евреев нашли там, заставили вылезти и расстреляли вместе с хозяевами. Срочно, нужно лезть туда, мелькнула у меня мысль, и я начал пытаться открыть люк. Трупы придавили его так словно не хотели меня пускать. Я приоткрыл его немного, просунул в проем бляху от ремня и принялся открывать дальше. Я отломал ручку, точнее вырвал ее вместе с гвоздями, но не теряя надежды, я всё-таки смог поднять ещё немного этот люк и просунуть туда ногу. Потом я как змея, пролез туда полностью и свалился во что-то мокрое и вязкое. А буквально через секунд десять в дом уже зашли немцы.
Мирек взял паузу и попросил меня немного пройтись. Мы шли по ночному городу, и я вглядывался в лицо этого человека, какой же он всё-таки смельчак. Он так отчаянно боролся за свою жизнь и победил, интересно, что же он расскажет дальше. В любом случае я твердо решил, что этот рассказ уж точно подойдёт для публикации. Только нужно будет его явно подсократить, потому Мирек слишком детально всё описывает. А он все шел, курил и молчал, он явно пролистывал в памяти эти моменты. Это было отчётливо видно, иногда он съёживался, словно от холода и дёргался от любого минимального шума.
– Я забился на ощупь в угол этого подпола как мышь и старался даже дышать очень тихо – продолжил Мирек. Немцы зашли в дом и начали что-то громко обсуждать. Я немного знаю немецкий и понял, что сюда кого-то нужно поселить. Они долго ходили по дому, видимо что-то искали, потом подошли к трупам и ещё раз их расстреляли. Я чуть было не закричал от страха, пули рикошетили и в подпол, но меня не задели. Зато после себя они оставили много дырочек недалеко от люка, и туда пробивался свет. По ощущениям полчаса стояла тишина, но я не решался вылезти наружу. Наоборот, я забаррикадировался, во внутреннюю ручку люка я вложил найденную на земле доску, и теперь снаружи только руками люк открыть было нельзя. Я решил осмотреться, ну это сказано, наверное, неправильно, я просто двигался на ощупь, и иногда свет в отверстиях мне помогал кое-что разглядеть. Это оказался бетонный подпол, который уже понемногу разрушался, потому что в его левом углу я чуть не ушибся от толстую торчащую из стены арматуру.
Вдоль это стены шли деревянные стеллажи с закрутками, многие банки разбили пули, и вся эта каша была на полу. Было опасно передвигаться по битому стеклу, поэтому я наощупь все его перенес в другой угол. Положив доски на пол, я соорудил себе что-то наподобие лежака, на котором лежал пока в доме не стемнело. Хорошо, что я взял шинель хозяина, она, конечно, невероятно воняла, но была очень теплой. Так лёжа на полу, я и заснул, это был мой первый день заточения в подполе, хотя его называл добровольной тюрьмой.
– Почему же заточения, разве вы не могли выбраться из него по своей воле? – спросил я.
– Если бы все было бы так просто, то я и не рассказывал бы вам эту историю.
Утром меня разбудили немцы, которые гурьбой волокли что-то тяжелое. Они быстро убрали трупы с пола и начали его заколачивать новыми досками. И тогда я понял, что они готовят дом для какой-то важной немецкой персоны. С болью в груди я слушал как они колотят с немецкой педантичностью гвозди, тем самым строя мне гроб. К полудню они закончили, да, пахло теперь приятным сосновым лесом. Это был для меня единственный плюс, хотя нет. Если бы они обнаружили ручку в полу, то я был бы наверняка в той куче трупов, а так очередная случайность помогла мне выжить. Целый день сверху все таскали, пилили, переносили и лишь к ночи завершили работы.
Ночью дом драили польки, которых под утро изнасиловали, но отпустили. Я все это слышал и, знаете, лучше бы я был глухим. На следующий день надо мной цокала дорогая обувь оберштурмфюрера Фридриха Гильтмана. Он поселился здесь вместе с охраной и тремя служанками. К нему так часто обращались, что я до сих пор помню его звание и имя. Мирек процитировал обращение к немцу с достоверной точностью и нам обоим стало неловко от такой речи.
А вот я продолжал находится в темноте, холоде, но вокруг меня было достаточно еды, хоть и не первой свежести, но тогда для меня это были деликатесы. Мне повезло, что Гильтман, большую часть времени проводил у себя в кабинете, что располагался в дальней части дома. На кухне он же бывал редко, там были лишь служанки, две сестры и старая женщина. Сестры были украинками, Алеся и Наталка, а имя старухи я так ни разу и не услышал. Забегая вперёд, я скажу, что сестры пропали и осталась лишь одна старуха. Да, я вновь сбился и не рассказал про еду. Я насчитал 15 литровых и 7 трехлитровых банок закаток. В большинстве своем это были огурцы и помидоры, лишь в трёх банках был вишневый, яблочный и сливовый компот. Потихоньку я стал оборудовать свое новое жилище, но делал это крайне медленно и аккуратно, чтобы не вызвать лишнего шума. Я разобрал стеллаж для банок, сами банки поставил вдоль стены и накрыл их самыми толстыми досками. Ел я скудно, но трижды в день. По четным дням были огурцы, а в остальные помидоры. Иногда служанка сметала со стола крошки и некоторые из них падали ко мне. Так за неделю я мог насобирать себе немного-немало хлебную лепешку.
Знаете, жилось мне нормально, но самое
