Но прежде чем опуститься на колени, Иоаким взял за руку выше локтя Иова и тихо сказал:
— Брат мой во Христе, пред его ликом прошу: берегись ехидны, коя затаилась в вашем стане.
— Благодарю, святейший владыко. Аз ведаю, чьё имя рек ты своими устами.
Вечером того же дня, после богослужения, пришёл в Благовещенский собор, где вёл службу Иов, Борис Годунов. Он прошёл в алтарь к Иову и там, за иконостасом, у них была тайная беседа.
— Царь-батюшка разгневан на Дионисия, призывал его к себе и ругал за конфуз. Дионисий каялся, да без усердия. Но государя не обманешь. И он воскликнул: «Ты мне неугоден, лукавый!» А чем всё кончится, токмо Богу ведомо.
Когда Борис рассказал то, что случилось во дворце у царя, Иов попросил его:
— Ты, мой сын, не поскупись на милостыню в честь патриарха Иоакима. Пусть порадуется и подивится твоей государевой щедрости.
— Ясно мне, владыко, одно: явился он к нам на Русь за дарами не от жирных щей. Не будем же нищими от своих щедрот. Не оскудеет рука дающего, и я ублажу святого старца, — ответил Борис.
— Бедственно живёт его Божье патриаршество, — посетовал со вздохом Иов, — разорениям губительным подвергнутое.
Борис никогда не скупился на вклады в монастыри, в церковь. Верил искренне, что за всё вложенное со святою молитвою на устах Бог воздаст своей милостью. А богатства Борису было не занимать, поговаривали, что он богаче самого царя.
— Не сомневайся, владыко, если он тако же обещал твёрдо милость и усердие проявить к русской церкви, то уедет от нас с почестью, подобающей сану. Наделю соболями, куницами, воском и мёдом, рыбьим зубом, узорочьем и полотном.
— И серебра не пожалей.
— И серебром одарю, и коней упряжку заменю.
Разговор между правителем и митрополитом складывался будто меж равными друзьями-братьями. Да и всамделе было так: многие годы проверялась их дружба и трещины не дала.
Из собора Годунов ушёл в царские палаты, куда заходил беспрепятственно и каждый вечер. День прошёл, и нужно было донести царю все дневные дела-тяготы. Но сегодня Бориса волновало лишь то, о чём шла у него беседа с Иовом.
Царь Фёдор находился в малой передней, на малом возвышении — царское место. Здесь Фёдор принимал государственных мужей. Он сидел в аксамитном охабне, отделанном соболями и узорочьем, с большим лалом на груди. В глазах — ожидание.
Приездом Антиохийского патриарха Иоакима царь Фёдор был доволен. На трапезу думал позвать, и царица Ирина об этом просила, пообещал ей. А теперь ждал, что скажет любезный правитель о цели приезда почётного гостя.
Годунов подошёл к царю с низким поклоном, свято соблюдая вековой порядок.
— Да пошлёт Господь Бог тебе, мой государь, благоденствие на многие лета, и царице-матушке...
Какими разными были сии высшие правители России: коронованный, предпоследний в ряду Калитиного племени и некоронованный, в прошлом из худородных бояр. Фёдор — мал ростом, худощав, словно заморён недугом, бледнолиц, с реденькой прозрачной бородкой, простодушен лицом и тих голосом. Борис, в отлику, статен, широкоплеч, благороден лицом, чёрная опрятная борода придаёт ему мужественный вид, глаза умные, проницательные и быстрые.
Первым разговор начинает царь.
— Что там гость желает видеть в моём государстве, какие заботы привели чужеземного странника? — спрашивает Фёдор.
— За милостынею прибыл, мой государь, — отвечает без обиняков Борис. — А ещё имеет желание беседовать с тобой о церкви, о Боге, зная твоё рвение и благочестие.
— А пользой государству моему озабочен?
— Он прозорлив, мой государь. Ежели поспособствуем, польза от его гостевания великая будет твоей милости и твоей державе.
— Коль так, награди щедро.
— Мысли твои, государь, он прочитал, а суть их великая... — И только шёпот исходил от правителя, будто шумела под ветром листва, а слова тонули в духоте палаты. Но было видно по торжествующей улыбке Фёдора, что «прочитанные» Иоакимом мысли государя российского, совпадали с державным честолюбием Фёдора, были ему приятны, и он уверовал в то, что это его собственные мысли, и проникновенно сказал:
— Спасибо, правитель. Ты и наш гость верно изрекли моё желание. Церковь моей державы ноне — оплот христианства и заслуживает того, чтобы на Москве утвердился патриарший престол. Мы скажем своё слово на недельном Соборе.
— Тебе, государь, спасибо за щедрую заботу о рабах твоих, — ответил смиренно Годунов.
Царь оставлял Бориса ужинать, но тот только в редких случаях, да и то по приглашению сестры, оставался у царя на трапезу.
* * *
...В пятницу, как заведено было годами, в Столовой палате дьяки созвали Собор, что и боярской Думой называли. День приходился на Марию-Магдалину, и бояре сожалели, что нынче по вотчинам в поле не работают — гроза убьёт. Да и работали бы пользы для, но царь Фёдор повелел россиянам строго блюсти церковные законы.
На недельном Соборе царь держал совет с думными боярами, думными дьяками, с князьями церкви о самых важных делах государства. На этот раз предстояло держать совет о русской православной церкви. Все, кому должно быть в Столовой палате, уже собрались. Ждали царя. Он пришёл торжественный, в золотой ризе, сел на троне, бородкой в бояр упёрся, голубыми глазками — в расписной потолок. Неподалёку от царского трона, за четырёхугольным столом, близ которого размещалось двадцать человек, сели митрополиты Иов и Дионисий, архиепископы, епископы и бояре самых знатных фамилий, первые члены Думы. Здесь же сидели два дьяка. Им вменено в порядок записывать всё, что будет сказано на Соборе и получит силу приказных грамот. Прочие бояре размещались на скамьях вдоль стен. Чинами пониже тех, что за столом, а нарядом не уступают. Жарко, а сидят в кармазинных ферезях, под ними кафтаны золотого атласа, горлатные шапки к потолку поднимаются, посохи частоколом стоят впереди бояр.
Борис сидел в кресле особняком от стола, но ближе к царскому трону. Он был словно посредник между государем и всеми прочими в палате. Он же дал знак дьяку начинать совет.
Моложавый дьяк Афанасий Власьев встал и сообщил, по какому поводу назначен Собор.
— Волею Божьей государь всея Руси Фёдор Иоаннович сего дня скажет своё слово о русской православной церкви.
По ритуалу царь должен посоветоваться со своим духовным отцом. И он спросил митрополита Иова:
— Каково твоё мнение, владыко?
Ликом Иов строг, а глаза смотрят на царя ласково. Ритор он вельми славный и знает, что ответить Фёдору; голос чистый, высокий звучит под сводами палаты
