Быстрей чем склавины продвигались по Балканам, слухи разлетались по городам Византии. Всюду от грозящей беды терялся старый страх. Народ злословил имя августа Юстина.
– Он совсем обезумел! Он погубит нас всех. Варваров столько, что нельзя их сосчитать. Те, кто их видел, сходят с ума. Такой силой идут на империю безволосые скифы, – шептались на рынке набожные старухи, выбирая рыбу.
– У церкви Святого Иоанна есть один нищий. В ушах и ноздрях у него ржавые кольца, словно у дьявола. Сказывают: он первым увидел варваров, только собирающихся на другом берегу Дуная, – безостановочно поясняла всезнающая жена плотника Катерина. – И как увидел, от ужаса потерял рассудок.
– Что вы понимаете!? – рявкнула смуглая торговка. – Что вы, глупые, несете! Выбирайте скорей вашу рыбу. Знаю этого нищего. Он уже пять лет слоняется возле храма, только молчит он потому, что еще при Юстиниане ему отрезали язык за оскорбление императора. Но никакой он не сумасшедший. Выбрали? Берите вот эту. Богом клянусь, свежее рыбы нет даже в море!
Лес корабельных мачт закрывал горизонт. Теплые воды Мраморного моря мягко касались каменных причалов. У ворот склада спорили грузчики. Останавливались, чтобы отдышаться. Утирали пот. Сбиваясь, говорили наперебой. Возле сваленных в кучу тяжелых мешков пятнистая кошка облизывала грязные лапы. Задирала то одну, то другую. Чайки разносили всюду шум своих голосов. Вдали над черепичным туманом города громоздилась Святая София.
– Август совсем потерял рассудок. Брат говорил, каждую ночь на форуме Константина слышны его безумные вопли. Поганое юстинианово племя дает о себе знать.
– Ты еще многого не знаешь, Фома! Варвары – божья кара всем нам за грехи узурпатора Юстина. Не спроста у него нет человеческих детей, – бегло твердил короткий крепыш. Мазал грязным рукавом по скуластому липкому лицу. – Эта проклятая София трижды родила императору козлят и дважды щенков. Их утопили в Босфоре, подальше от глаз. Но Феодора, жена Юстиниана, тоже не имела нормальных детей.
– Не перебарщивай, Констант. Хватит. Дьявол правил империей все эти годы. В угоду ему Юстиниан пролил столько нашей крови. Мы монофизиты видели это всегда.
– Так что твой брат? – вмешался другой грузчик, худой, с серыми глазами.
– Старый император совсем потерял рассудок. Он давно кричал по ночам. Но теперь его голос слышен не только возле дворца, но даже у Золотого рога. Брат различил слова. «Все погибло!» – вот, что разносит над спящим городом голос августа.
– Тьфу! – с горячностью сплюнул на землю коротышка. – Еще когда император только задумал построить в столице маяк, я слышал эту басню. Каждый тогда говорил, будто Юстин желает увидеть все сотворенные им разрушения.
– Может из-за этого маяк так и не построили? – полюбопытствовал длинноносый рабочий. – Что я говорю?
– За работу! Забыли за что я вам плачу? – наконец вмешался лысый толстяк, купец из Антиохии. – Еще только начали разгружать, а уже грозите завалить все дело. Что ждете, пока вас сморит жара? Шевелитесь быстро!
Вновь потянулись цепочкой люди, перенося на берег тюки, мешки и глиняные сосуды. Перекатывались бочки. Грубо загремели голоса начальников. Работа вновь вошла в обычное русло. Город шумел, разговаривал на своем обычном языке.
Дело двинулось. Убедившись в этом, купец отправился немного прогуляться. В необъятном брюхе проснулся голод. Заговорил. Море дышало рядом. Совсем близко от воды, кораблевладелец выбрал у мелкого торговца обжаренную рыбу в пшеничной лепешке. Чувствуя свежий запах пищи, надоедливо кружились чайки. Раздражали пронзительным криком. Глотая сочные куски, купец поспешил вернуться на место.
«Сколько болтовни. Сколько пустой болтовни. Война – это иногда хорошо для торговли, иногда – плохо. Хорошо, когда деньги текут в твой кошелек. Плохо, если тебя заставляют платить за неудачи империи», – рассуждал он. Пальцы его были украшены несколькими дорогими перстнями. Толстую шею обрамляла золотая цепь, скрывавшая под туникой крест. Нос был широким и плоским, а сросшиеся брови казались густыми как лес.
– Почтенный, не твои ли корабли сегодня прибыли с товаром из Пергама? – окликнул купца кудрявый черноволосый юноша.
Невдалеке с тюками на плечах по трапам спускались люди.
– Да, мои, – прищурив тонущие в жире глаза, ответил купец.
От внимательного взгляда не ускользнула простота, с которой был одет человек. Ни на шее, ни на руках юноши не сверкали украшения. Туника его выглядела потертой. Тело казалось худым. «Наверное, хочет наняться на работу?» – предположил толстяк. Ему сейчас никто не был нужен.
– Меня зовут Роман. Сосед мой Соломон, торговец сладостями. Он сказал, что прямо у тебя, почтенный, можно купить все нужные мне ткани. Я не ошибся, мне сказали…
– А-а-а, старый Соломон рекомендует! – замотал купец гладкой головой. Заулыбался прищуренным глазом. – Старый Соломон! А я Зинон, все называют меня Важный. И если Соломон рекомендует, то я готов поторговаться. Чего ты хочешь?
Напористость купца смутила юношу.
– Хлопок, шерсть? Финики? Быть может масло или краски? Тебя послал хозяин? Верно?
– Я сам себе пока хозяин. Мне нужен шелк и самый лучший, самый дорогой. Но только сернов.[74] Я знаю толк, не вздумай сунуть византийскую подделку.
– Люблю прямых людей. Но только тихо… Шелк? Хорошо. Ты все, конечно, понимаешь.[75] Верно?
Роман почтительно кивнул. Он хорошо знал, что лишь немногие купцы осмеливались нарушать императорскую монополию. За торговлю шелком в обход византийской таможни грозила суровая кара. Молодой торговец понимал, на что осмеливался сам.
Зинон заглянул покупателю в глаза. Продолжил негромко и доверительно, поигрывая пальцами:
– Шелк я привез, такой как надо. Два дня мы задержались по дороге… Есть желтый, белый, индийского окраса. Имеется с узором и цветным шитьем. Серебряною нитью!
– Отлично.
– Сам увидишь: ткани превосходны. Война мешает. Достать товар совсем непросто. Цены, конечно, стали выше, – лукаво улыбнулся сириец, опуская голову. Показал жир на подбородке.
– Сасаниды не все дороги видно перекрыли, – приветливо ответил черноволосый парень. – Ест способы доставить?
– Конечно, есть! Но не без риска. Привез совсем немного, – замотал пухлыми руками Зинон, морща красноватое лицо. Растопырил по-деловому пальцы. – Из-за войны простые ткани теперь расходятся быстрей. Народ совсем стал нищий.
– Да, слышал разговоры… – печально заметил Роман.
Купец кивнул. Сделал понимающую мину. Подумал: «Парень, ты либо слишком умный, либо законченный осел. Весь город в ожидании войны. Что будет? Неизвестно. Но из Египта кораблей придет немного. Уж я то знаю. Хлеб нужно покупать, пока не дорожает! Я так и поступлю, а ты подохнешь в шелке, мальчишка. Что я не прав?»
– Достойный, посмотрим и обсудим цену?
– Пройдем сюда, мой друг. Да-да, сюда.
Они договорились.
Вечером на форуме Феодосия Роман повстречал знакомого башмачника.[76] Они нашли друг друга в тени ряда колонн, поодаль от величественной колонны императора в центре площади и арки с колоннами похожими на стволы пальм. Усыпанное мелкими облаками небо отражалось в искусственном водоеме. Суетились люди, шумно обменивались сплетнями и тихонько вели деловые разговоры.
– Оформлю вам бумаги! Письма! Завещания! Любые документы! – сипло кричал небрежно выбритый человек с синеватым носом.
– Хозяин нанимает…! – повторял кривоногий раб. Вращал головой, показывая то одно торчащее ухо, то другое.
Проходя второй раз под аркой императора, Роман заметил на вершинах колонн могучие руки Геракла. В трактире за стаканчиком вина башмачник рассказал ему подоспевшие к ночи новости.
– Как ты не слышал? Варвары уже грабят предместья Маркианополя. Идут к Сердике. Их видели и подле Одесса. Но наш Тиверий не отменит празднеств. Наоборот! На ипподроме завтра будут скачки. Поставят лучших лошадей. Наверно, победит опять Ипатий, тот одноглазый. Раздачи хлеба обещали сделать. Глядишь, дадут немного масла. Представляешь!
– На масло не надейся.
Башмачник изобразил недоумение на давно не бритом лице:
– Поглядим.
– Безумие! Какие скачки? Заделали бы лучше стены.
– Кто нам страшен?
– Так ты ведь говоришь…
Толстая женщина в истертом платье убрала остатки ужина с соседнего стола. Его быстро заняли несколько мужчин средних лет и пара разукрашенных надменных девиц. Приятели незаметно бросили оценивающие взгляды в сторону женщин. В духоте трактира тяжелый запах духов смешивался теперь с ароматом свежего хлеба, кислой смесью плохого вина и застарелого пота.
– Брось, Роман. Конечно, все взволнованы, но есть другие вести. Рассказывают: Феодот, мой теска, – горделиво уточнил широконосый башмачник, – разбил большие силы скифов. Рабов на днях прогонят через город. Их тысяч шесть! Изрублено – все десять. Гвардейцы говорили, что столько же в погоне истоптано конями и сброшено в Дунай.
