— На вашем месте я изложил бы подробнее содержание «Кан току эн», в Берлине едва ли знают, как он осуществляется. Ну, например, то, что в квантунской группировке создаются отдельные армии, будут действовать три самостоятельных фронта. Это нужно генералу Гальдеру прежде всего.
— Вы правы, доктор Зорге, и, конечно, надо показать задачи каждого фронта. Они любопытно придумали. Вот смотрите…
Полковник Крейчмер достал штабную карту дальневосточных районов Советского Союза.
О плане «Кан току эн», так же как и об «Оцу» — постоянно действующем плане войны с Советским Союзом, — Рихарду удалось получить довольно подробную информацию. Автором «Кан току эн» был генерал-лейтенант Томинага из японского генерального штаба. Ему поручили срочно разработать всесторонний план нападения на Советский Союз с учетом уже происходящей советско-германской войны. И мобилизация резервистов, и переход Квантунской армии на штаты предвоенного времени — все это было частью плана «Кан току эн». Рихарду не было известно лишь направление ударов отдельных армий, теперь Крейчмер посвятил его в стратегические тайны японского генерального штаба.
План «Кан току эн», утвержденный императором, хранился в оперативном отделе генерального штаба. Во исполнение его на маньчжурской границе накапливались японские войска. И все это было направлено против Советского Союза, против советского народа, на страже которого вместе с Красной Армией стояли упорные и решительные люди во главе с неутомимым, неистово преданным своему долгу коммунистом Рамзаем.
Но планы, как бы ни были они хитроумно задуманы, оставались пока только планами, и перед Рамзаем ставилась задача — проследить, как эти планы японской военщины будут осуществляться. По мере развития событий Зорге все больше убеждался, что самоотверженная борьба советского народа срывает замыслы агрессоров, путает их расчеты.
В августе к послу Отту приехал с визитом военный министр Тодзио, чтобы прощупать, как обстоят дела на советско-германском фронте. Генерал, с лысой головой, с густыми, коротко подстриженными усами и широко поставленными хитроватыми глазами, приехал к послу в штатском и походил сейчас на осмотрительного дельца, который, прежде чем вложить капитал в дело, с пристрастием выясняет, не прогорят ли его компаньоны.
Рихард Зорге был переводчиком, он во время беседы подробно переводил слова Отта, который из кожи лез, чтобы убедить генерала Тодзио, что дела на фронте идут отлично, судьба Москвы предрешена — вот последние сводки с фронта. Неуверенность в интонации Зорге, которую уловил генерал, или, быть может, чрезмерное бахвальство успехами, чему тоже немало способствовал своим переводом Рихард, но что-то насторожило Тодзио. Блицкриг-то у Гитлера не получился! Тодзио не поверил, видимо, словам генерала Отта и уехал неудовлетворенным. Вскоре военный министр поручил Осима пообстоятельнее все разузнать в Берлине, что называется, из первых рук.
Осима довольно быстро прислал ответ, который немецким дешифровалыцикам удалось прочитать. Японский посол радировал из Берлина:
«В начале августа мне стало известно о замедлении темпов наступления германских войск в России. Намеченные сроки наступления не выдерживаются. Москва и Ленинград не заняты в намеченные сроки. По вашему поручению я обратился за разъяснением к господину министру фон Риббентропу, который пригласил на беседу господина фельдмаршала Кейтеля, начальника штаба верховного командования германских вооруженных сил. Господин фельдмаршал разъяснил, что замедление темпов наступления вызвано растянутыми коммуникациями и отставанием тылов от передовых частей. Разрыв между планом и фактическим развитием операций составляет три недели, что в такой большой кампании не имеет существенного значения».
Рихард понимал: судьба нашего Дальнего Востока, как и всей страны, решалась теперь на советско-германском фронте, на полях Подмосковья. Все зависело от стойкости советских войск, от их способности совершить почти невозможное: остановить нацистские полчища, не допустить их в глубь Советской России. И вместе с тем он понимал, что судьба Москвы зависит и от того, удастся ли советскому военному командованию снять какую-то часть войск с Дальнего Востока и перебросить их на запад. Но для этого в Советском Союзе должны были знать, намерена ли Япония начать войну с Россией в этом году.
Намерения японской военщины прояснились в начале сентября. Сначала Рихард получил сигнал Одзаки — нужна встреча. Встретились днем в кафе «Империал». Одзаки уже сидел за столиком, когда Рихард появился в дверях. На улице было душно, но толстые стены сохраняли в кафе прохладу. Узкие окна-бойницы, закрытые оранжевыми шторами, скупо пропускали свет, и в помещении стоял приятный сумрак.
Пили прохладный сок пополам с джином, болтали о пустяках, вспомнили почему-то древних японских поэтов, и Одзаки стал на память читать элегии Хитомара:
Опали листья алые у клена,
И с веткой яшмовой гонец передо мной.
Взглянул я на него
И снова вспомнил
Те дни, когда я был еще с тобой!..
Рихард попросил огня, склонился над зажигалкой, и Одзаки, будто продолжая декламировать, сказал вполголоса:
— Тайный совет в присутствии императора определил направление экспансии. Слушайте…
Одзаки начал приводить выдержки из решения Тайного совета. Он не пользовался записной книжкой — неоценимое качество разведчика!
«Япония сохраняет свою политику продвижения на юг». Это первое. — Ходзуми Одзаки прочел несколько стихотворных строк, потом заговорил снова, будто подчеркивая движением руки ударные слоги стихотворения. — Второе: «Если во второй половине октября мы лишимся надежды, что наши требования будут удовлетворены Соединенными Штатами, мы должны быть готовы к войне против Америки, Англии и Нидерландов». Третье: «Планы „Оцу“ и „Кан току эн“ соответственно отодвигаются». У меня все. Мияги подтверждает предстоящие действия флота в направлении Южных морей. Я видел его вчера.
Зорге докурил сигарету и распрощался. Информация шла вразрез с прежними сообщениями, поступавшими из военных и правительственных кругов, она нуждалась в тщательной перепроверке. Рихард неторопливо прошел через холл, рядом с подъездом на автомобильной стоянке взял у швейцара ключ от своей машины, втиснулся в старенький «опель» и поехал в посольство.
— Ты слышал новость? — спросил он Отта, входя без предупреждения в кабинет посла. — Японский флот меняет направление, он не будет высаживать десант на Камчатке…
Посол Отт все уже знал.
— На этот раз ты меня не опередил, — улыбнулся он. — Вот просмотри, что я написал для Берлина.
Эйген Отт доносил фон Риббентропу:
«Кабинет принца Коноэ решил провести широкую мобилизацию, направленную против Советского Союза Вместе с тем премьер Коноэ значительно усилил в своем кабинете так называемые трезвые элементы и склоняется к мнению руководства военно-морского флота — решить проблемы Южных морей. Это создает большие трудности для продвижения на север Командование армии также не проявляет желания к немедленному разрыву с СССР. Приводятся доводы, что японская армия, занятая и ослабленная войной в Китае, не выдержит зимней кампании против Советской России. Учитывая стойкое сопротивление русских даже такой сильной армии, как германская, японский генеральный штаб сомневается, что он может достичь решающих успехов в России до наступления зимы.
На мнение генштаба влияют также тяжелые воспоминания о номонганских событиях 1939 года, которые до сих пор живут в памяти Квантунской армии.
Преувеличенный взгляд на мощь русской армии подкрепляют еще и тем, что Советский Союз, даже в условиях разгрома Украинского фронта, оказался способным бросить свои войска на Кавказский фронт для наступления против Ирана.[6]
Из достоверных источников я узнал, что императорская ставка в последнее время пришла к решению отложить на время действия против Советского Союза при условии, если не изменится военная ситуация и Россия не потерпит поражения на западе».
Посол придавал этой телеграмме столь важное значение, что попросил военного атташе Крейчмера также подписать ее. Рихарду тоже нельзя было медлить с такой информацией.
Уже вечерело, когда Зорге приехал к себе на улицу Нагасаки и принялся за работу. Прежде всего он включил на своем столе лампу под абажуром с оранжевыми драконами, придвинул ее к окну — знак того, что нужна срочная связь. Это на тот случай, если Клаузен появится где-то рядом в своей машине.
Возвращаясь к себе, Макс обычно проезжал мимо домика Рихарда.
Зорге достал с полки изрядно потрепанный статистический справочник по Германии — «Ярбух. 1935», взглянул на календарь, сегодня 14 сентября 1941 года, перелистал, нашел нужную страницу. Старый, справочник продолжал служить Зорге верой и правдой. Это был ключ к шифрованным передачам, совершенно оригинальный и поэтому нераскрываемый, каждый раз новый и безотказный. Такие же справочники были у радиста Клаузена, у Бранко Вукелича и, конечно, у дешифровалыциков в Хабаровске и Владивостоке. Нужно было только указать страницу, применительно к числу календаря. Дальнейшая зашифровка не составляла значительного труда, тем более что последние месяцы Рихард не посылал в эфир длинных телеграмм. Вот и сейчас из общей массы важнейших информационных сведений он должен был отобрать всего несколько строк. На листке бумаги появились пятизначные группы цифр. Зорге зашифровывал важнейшую свою информацию:
