Но существенным было то, что Лесника озарила догадка о происхождении прозрачно-голубой пары, догонявшей умчавшихся вперед таких же прозрачно-голубых призраков. «Это погибшие кони превращаются в призрачных существ! Они - порождения беды, которая обрушилась на Полуостров…», - подумал он, содрогнувшись от прошедшей с головы до ног волны холода.
То, что случилось в Крыму, не вмещалось в понимание простого человека. «Русская держава добилась освобождения исконно русского Крыма от азиатских оккупантов. Татары испоганили наш дивный Крым. Их козы уничтожили всю растительность на склонах, и потому не стало в горах воды», - говорил лектор в здании школы в деревне Коккоз, выступая перед новыми ее жителями, переселенными сюда из глубинных земель России. Лесник где-то в августе случайно оказался в Коккозе, и милиционеры, в большом количестве приехавшие вместе с лектором, чуть ли не силой заставили его зайти в школу, перед этим долго выясняя, кто такой и откуда. Вышел Лесник на улицу растерянный и подавленный. Нет, не от того, что ему открылась ужасная правда о татарах, пособниках мировой контрреволюции, а от того, что такого циничного оправдания злодейства, как услышанное им, он не ожидал. «Татары опоганили Крым… Из-за них исчезла вода…» – это надо же придумать такое! Лесник знал все родники в округе, и каждый родник здесь имел татарское название, как имели татарские названия каждая заметная скала, каждое ущелье – дере. А этим летом воды в родниках, действительно, не стало.
Лесник прошел по Коккозу. Вот дом его давнишнего приятеля Мустафы. Во дворе матерится какой-то неопрятного вида мужик, огородные грядки пусты, сад бесплоден. Вот колхозные виноградники – лоза суха и худородна. Большая смоковница, гордость татарина Селима, безлистна и черна, - будто проклята пророком.
В то лето и в горах не уродились ни кизил, ни фундук, ни груша, - и так продолжалось три года…
Дружил Лесник с ялтинцем Энвером, потомственным виноградарем, с которым еще в двадцатых годах познакомился на курсах по садоводству. В зимнюю пору, когда спускаться вниз было опасно, они обменивались письмами, которые шли окружным путем, через столичный Симферополь. Теперь Лесник надеялся, что Энвер пришлет ему письмо из тех краев, в которые его заслали. А ведь никто так и не знал, куда отправили татар, даже были такие, кто уверял, что их всех до единого расстреляли, как немцы расстреливали евреев. Вот и осень пришла, а вестей от Энвера все не было.
Не знал Лесник, что друг его Энвер еще летом умер в Голодной Степи, в совхозном бараке …
Лесник, родившийся еще в конце прошлого века, не был верующим в полном смысле этого понятия, но был крещен и был знаком с основами христианской нравственности. И он был умен и достаточно образован, чтобы не стать жертвой прежней, довоенной пропаганды, и, тем более, нынешней мерзкой антитатарской истерии. То, что свершилось в Крыму, он расценивал с правовой позиции преступлением, а с точки зрения человеческой морали – страшным грехом. Кто бы мог подумать, что можно весь народ целиком выслать с его родной земли. Весь народ! Такое зло не остается безнаказанным!
- Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала! – эти слова, когда-то затверженные на уроках закона Божьего, вертелись у него в мозгу весь день, после той страшной встречи на горной дороге. Появление потусторонних голубых призраков он расценивал как кару. Но боялся, что кара эта, - небесная ли, адская ли, - обрушится на безвинных соседей тех, кто был изгнан со своей отчей земли.
Лесник решил спуститься назавтра в город, пойти в церковь и встретиться со священником.
Было около двенадцати дня, когда Лесник вошел в церковь. Он не посещал храм Божий со времен своей юности, и сейчас несколько смущенно стоял в почти пустынной в этот час церкви. У входа торговала маленькими свечками из желтого воска неопределенного возраста женщина. Одна старушка в очках ставила свечу к иконе, другая быстрыми движениями осеняла себя крестным знамением у алтаря. Лесник решил спросить у торговки свечами, как увидеться со священником, но как раз в этот момент из дверей справа от алтаря вышел человек в длинной рясе и оглядел находящихся в церкви людей, остановив свой взгляд на посетителе в кожаной летной куртке.
- Батюшка, дозвольте поговорить с вами, - быстро подошел Лесник к священнику.
- Слушаю вас, сын мой, - отвечал священник, оказавшийся мужчиной примерно тех же лет, что и Лесник.
- Батюшка, не сочтите меня шизофреником, - начал Лесник. – Я вполне здоров и придерживаюсь очень трезвых взглядов на наше мироздание. Но вчера я встретился с явлением, которое не укладывается в мои представления о сущем. Скажу без долгих предисловий: вчера в горах я встретил табун коней-призраков, прозрачных, сине-голубых. Поверьте, я отдаю себе отчет в необычности этого утверждения, но прошу вас не сомневаться в достоверности сказанного мной. Голубые призрачные кони пронеслись мимо меня почти беззвучно, оставляя на траве и в воздухе недолгое свечение. Батюшка, мне не с кем больше обсудить этот факт, только с вами.
Священник на какую-то пару секунд вперил резкий недобрый взгляд на говорившего, потом взгляд его смягчился, и под конец можно было заметить в нем некоторую растерянность. Когда Лесник кратко рассказал о встрече на горной дороге, рассказал и замолчал в ожидании, священник принял суровый недовольный вид и назидательно произнес:
- Церковь не признает подобных суеверий. В этих святых стенах неуместно вести разговор о привидениях. Молитесь…- он повернулся и пошел к алтарю, где стал класть поклоны и осенять себя крестом.
- Суеверия… Да, как же, - тоже недовольно пробурчал Лесник и вышел из церкви.
Что предпринять, с кем посоветоваться? Желая поговорить о голубых конях со священнослужителем, он с самого начала понимал, что проблема решения не имеет. Но нести в одиночестве это ужасное знание о страшных фантомах было тяжко и, как Лесник понимал, чревато для психики. И опять завертелось в мозгу: «Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала!».
Вдруг Лесник услышал за собой шаги, и голос священника окликнул его:
- Помедлите, сын мой!
Лесник ждал, пока священник не поравняется с ним. Какое-то время двое мужчин шли молча по устилающим растрескавшийся асфальт тротуара палым листьям.
- У алтаря я не мог позволить себе говорить о привидениях, противных Господу, - начал священник. – Вы не первый, пришедший ко мне с этой вестью. Двоих мальчишек привела еще летом старушка. Потом был еще один парнишка. Я не верил, я надеялся, что это пустые россказни. Но вот теперь я получил свидетельство зрелого и ответственного человека. Я вынужден допустить существование этих призраков. Как они выглядят, эти фантомы?
Лесник описал, как мог, голубых монстров, рассказал о погибшей кобыле с жеребенком. Священник слушал и сокрушенно кивал головой.
- Что вы думаете о причине этого явления? Может быть это проклятие татар, высланных из Крыма? – спросил лесник.
Священник задумался, и вновь между неторопливо идущими мужчинами возникло молчание.
- Проклятия, исходящие от человека, не действенны, - произнес, наконец, служитель религии. - Но мощный отрицательный эргрегор, порожденный внезапным ужасом, обрушившимся на сотни тысяч душ – это большая сила. Она может возбудить неведомые могущества…
Опять наступило обоюдное молчание, которое прервал Лесник:
- Да… И сама крымская земля не могла не ощутить исчезновение своего народа. Нынче летом не родили ни огороды, ни сады, ни леса. И кладбища мусульманские возбуждены, должно быть. Ведь некому на них произнести молитву.
Священник бросил быстрый взгляд на попутчика. «Сказать или нет?», подумал он. Потом все же произнес:
- Кладбища татарские велено уничтожить, сравнять с землей. Из могильных камней уже строят коровники и свинарники.
- Не может быть! – воскликнул Лесник, на что священник только горестно закивал головой.
- Церковь отвергает мистику, - произнес через некоторое время священник, - но я, грешный, допускаю, что живые корни, невидимые человеку, есть не только у деревьев. Если выкорчевать деревья на горном склоне, то склон осыпается…
Когда двое объятых горестной тревогой мужчин распрощались, Лесник пошел вниз к морю. Он шел и думал над словами священника, думал о том, что народы прорастают невидимыми корнями в родную землю, о том, что кладбища – это не только захоронения лишенных душ тел.
Лесник был достаточно образованным человеком, только ему самому были ведомы те пути, которые привели его в хижину в крымских горах. Он, размышляя и сопоставляя, вспомнил о таинственных и недобрых силах, скрытых на индейских кладбищах Северной Америки, о дорогах этого континента, и по сегодня вдруг уводящих потомков завоевателей в искривленные миры. А ведь предки нынешних индейцев появились на континенте только двадцать тысяч лет назад! Корни же народа, нынче именуемого по имени их ханов «татарами», уходят в те невообразимо далекие времена, от которых остались только могилы со срубами, - так и сейчас, кстати, хоронят крымские татары своих покойников. Гораздо позже народ этот получил от начавших посещать берега полуострова эллинов имя «тавров». К стволу этого этноса прививались в последующие века множество разных пришельцев. Последний вал пришельцев, появившихся на Полуострове в те времена, когда его народ уже называли татарами, не смешался с аборигенами, но жил с ними в дружбе, несмотря на побуждения со стороны властей к насаждению татарофобии. И вот власти вырвали с корнями древний этнос из его родной почвы.
