Морщинки на лбу царя разгладились:
— Финляндия нынче что титька для Швеции — не токмо мясом, а и лесом питается. Ежели летом выйдем до Або, шведская шея легче гнуться станет.
Апраксин слушал, удивленно покачивал головой: «Ну и Петр Лексеич, будто рукой сняло печаль с души».
— Сие ладно, господин шаутбенахт.
— То не все, генерал-адмирал. Принимай под свою руку Эстляндию, Ингерманландию и Карелию. Командовать будешь всем флотом Балтики и войском…
Едва сошел лед, не дожидаясь готовности эскадры Крюйса, Петр с Апраксиным ушел на «Лизетте» к Выборгу, проверил состояние крепости, вернулся к Котлину. Ошвартовались на шлюпке к новой пристани, вокруг торчали сваи, строили гавань.
— Из губерний в этом году три тыщи человек сюда придут, фортеции и жилье строить, — сказал Петр.
— Кому жилье-то? — спросил Апраксин.
— Для жителей города, — усмехнулся Петр. — Будя, Федор, сюда, окромя работных людей, селить шляхту, людей купеческих да ремесленных. Флоту базы надобны, гавань, верфи.
— Крюйсу время в море отправляться, — докладывал планы Апраксин. — Нынче думаю ему с эскадрой определить крейсирование на меридиане Выборга и далее к Ревелю. Пора обезопасить наши коммуникации.
— Добро, — согласился Петр, — командуй, распоряжайся самостоятельно, но дозоры выставляй беспрерывно. Из Стамбула доносят, опять Карл науськивает на нас султана. Не исключено, диверсию морем учинят. Я в Адмиралтействе, на «Полтаве», буду, — ежели что, дай знать немедля…
Только-только турки подписали мирное соглашение с русскими, в их лагере появился взбешенный шведский король.
Узнав в Бендерах о тяжелом положении армии царя, он вскочил на коня и гнал его почти сутки, но, увы, опоздал.
— Немедля порви договор с царем, — наступал он на Мехмет-пашу, — дай мне войско, я приведу его к тебе с веревкой на шее.
Ироническая улыбка блуждала на лице визиря. Он слушал, прищурив глаза, — уже привык к безудержным выходкам своего невольного гостя, нахлебника без войска…
— Ты уже отведал русской каши и ежели хочешь, то атакуй их своими людьми, а мира мы не нарушим.
С тех пор Карл не прекращал усилий вновь направить турок на Россию. В этом году его поддержала Франция. И не словами, а субсидией в один миллион ливров.
Деньги… деньги… деньги. Только с их магической силой связывал теперь свои надежды на будущее когда-то грозный полководец. Подкупить падких на подношения турецких министров и вновь натравить янычар на царя… А пока король верит в стойкость своих генералов Стенбока и Крассау. У них в Померании 15 тысяч войск, скоро флот перебросит подмогу в 10 тысяч рекрутов из Швеции. Они надежно прикрывают метрополию от датчан на юге, со стороны проливов. Все генералы и адмиралы выполняют только приказы короля. Он не теряет надежды свести счеты с Августом, а там с Божьей помощью и поквитаться с царем. Важно не упустить время и оградить королевство от русских на востоке, в Финляндии. Срочные депеши направлены генералу Либекеру и генерал-адмиралу Вахтмейстеру.
Как обычно, королевская Адмиралтейств-колле-гия собралась в полном состраве, когда поступили королевские приказы. За последние годы, после отъезда короля, меж адмиралами все чаще возникали распри. В основном флагманы не могли поделить между собой верховенство.
Вот и сейчас, собравшись вместе, адмиралы Ан-керштерн и Ватранг искоса поглядывают друг на друга, пыжутся вице-адмиралы Лилье и Шеблад, вытягивают шеи шаутбенахты Таубе и Эреншильд, не отстает от них и его наследник, старший сынок, недавно произведенный в контр-адмиралы.
Генерал-адмиралу уже за семьдесят. Он давно не выходит в море, но тянет лямку и не желает уступать свое кресло кому-либо, хотя ни для кого не секрет: и Анкерштерн, и Ватранг давно примеряют на свои плечи эполеты генерал-адмирала.
— Его величество, наш славный король, — трескучим голосом начал заседание Ганс Вахтмейстер, — предписывает нам исполнить на предстоящую кампанию две важные позиции. Первая из них — не допустить датский флот к нашим берегам и пробиться с подкреплением к генералу Крассау.
Генерал-адмирал взял небольшую паузу. Давно скрупулезно собирает он сведения от шкиперов купеческих судов, иноземцев, побывавших в России, о своем сопернике, появившемся на востоке. Делает выводы из докладов Анкерштерна и Шеблада, капитанов.
Никогда прежде не служивший моряком, русский генерал-адмирал Апраксин год от года теснит шведские эскадры на море и полки на суше. Неплохой вояка у русских голландец Корнелий Крюйс, да и венецианец Боцис не дает покоя в шхерах. Всем верховодит у московитов царь, и Апраксину втайне завидует Вахтмейстер. В отличие от короля, русский царь, по слухам, знает истинную цену морской силе…
— Все вы помните наши неудачи на востоке… — В горле запершило, и Вахтмейстер отпил глоток теплого глинтвейна, который адъютант всегда держал наготове. — Выборг, Нарва, Ревель, Рига — потерянные для нас базы, но остается еще Гельсингфорс. Мы должны стоять там до конца. Иначе московиты, не дай Бог, вырвутся из залива и овладеют Аландами. А там рукой подать до Стокгольма.
Флагман шведского флота не ошибался. Русский царь давно твердо уяснил значение для державы военной силы не только на суше, но и на морских рубежах.
Последние редкие льдинки плыли вниз по Неве, а царь вызвал Наума Сенявина:
— Готовь «Самсона», сходим за Котлин, пошукаем шведа.
На взморье эскадра Крюйса ушла далеко на запад, на горизонте паруса сливались с грядой курчавых облаков.
— Нынче шведа не видать, — доложил Апраксин, — ежели так пойдет, к осени пустим Боциса, пускай их пошпыняет, каперов разгонит.
— Через неделю приходи к Питербурху, «Полтаву» будем сталкивать на воду.
Разомлевший от весеннего солнца адмирал расплылся в улыбке, — жди опять Бахусовых забав.
В день спуска «Полтавы» работы в Адмиралтействе приостановились.
На «Полтаве» обычно трудились две-три сотни плотников. Сегодня они пришли одетые по-праздничному, привели жен и детей. Как-никак, и для них это торжество, каждый внес свою лепту в сооружение судна.
На всех эллингах пестрели флажки, «Полтава» украсилась сигнальными флагами по всему фальшборту.
Еще раз прошелся по всем эллингам слегка бледный Скляев с приказчиками и десятниками, цепким взглядом ощупывая весь стапель. Проверил готовность салазок, убраны ли все лишние бортовые подпоры, на месте ли топоры, кувалды, деревянный мушкель с длинной рукояткой — огромный молот для выбивания клина из-под кормового среза киля. Окинул еще раз смазанный салом слип, наклонный дощатый настил под килем, уходящий далеко в воду.
В солнечный полдень 15 июня Петр с Апраксиным, Меншиковым, офицерами, корабелами поднялся на верхний дек «Полтавы», прикрепил к фалам на корме Андреевский флаг. Заглянул в кают-компанию. Вокруг длинного, от борта к борту, стола с белой скатертью сновали вестовые матросы, денщики, расставляли приборы, штофы с вином и водкой, закусками.
Все направились вниз, а Петр похлопал Скляева по плечу:
— Все обойдется, Федосейка, не впервой. Штурвал одерживай, чтобы руль не забросило, вовремя якоря отдай.
На верхней палубе остался Скляев с палубной командой такелажников, боцманом и матросами. Все произошло быстро, четко. Осмотревшись, Апраксин перекрестился и крикнул в рупор:
— С Богом! Руби канаты! Бей подпоры!
Почти враз раздался характерный треск, упали разрубленные канаты. В тот же миг полетели подпоры, а Петр взмахнул мушкелем и выбил основной клин из-под киля.
Махина на стапелях заметно вздрогнула, чуть качнувшись, нехотя, дюйм за дюймом, двинулась к урезу воды, задымился слип…
Загрохотали пушки, загремели барабаны, заиграла музыка, матросы закричали «ура!».
Разрезая килем невскую воду, плюхнулась громадина разрисованной кормой. Запенились волны, закрутились водяные вихри. Нева нахлынула на берег. С бака полетели в воду два огромных якоря, натянулись, будто вожжи, два огромных каната, удерживающие вздыбившуюся махину. На кормовом флагштоке затрепетал на ветру Андреевский стяг. А на берегу перекатывался по праздничной толпе радостный крик.
К борту подошла верейка — большая прогулочная лодка Петра. На палубу поднялась с Петром вся свита, начались торжества на корабле и на берегу…
Первый тост держал Петр:
— Первенцу нашему линейного флота Балтийского семь футов под килем и ветра полного парусы!
На другой день пришло письмо из Лондона. Салтыков купил первые три пятидесятипушечные корабля и повел их в Копенгаген.
— Ко времени. Молодец, Федор, даром хлеб неест, — обрадовался царь: весомая прибавка для начала. — Бона Головкину повестили послы наши, Лондон да Голландия собираются послать эскадры на помощь шведам, дабы датчан принудить.
