– Я… я приехал по торговым делам и…
– Прощай, Юхан!
– Нет, не надо, не убивай! Я скажу все, клянусь Святой девой!
– Святой девой? Ах, ну да, ты же у нас католик. Говори!
– Видишь ли, мой наниматель и дальний родич, Карл Нильсен…
– Да знаю я старика Нильсена. Забыл – мы же ходили когда-то на одном корабле? Короче!
Короче, не на шутку испуганный Юхан рассказал все! Впрочем, это его не спасло. Удар стилета был быстр и силен.
Раз!
И словно сверкнула молния.
И в глазах вспыхнул последний луч солнца.
И крутой берег реки вдруг оказался близко-близко, и черные воды…
И всплеск.
Напиваться допьяна каждый день всю неделю у них дело весьма обыкновенное.
Дж. Флетчер. О государстве русском
Июнь 1603 г. Тихвинский посад
– Умм! – увидав Митьку, воскликнула Гунявая Мулька, заулыбалась, видать, и вправду рада была видеть отрока. Митрий улыбнулся в ответ, шапку сняв, поздоровался:
– Счастия тебе, Муля.
Мулька в ответ что-то замычала, закивала, затрясла головою. Хорошая девка, на Митькин взгляд – и красивая, и добрая, только вот от рождения немая, говорить не может, все мычит что-то по-своему, гунявит, ну и до мужеска полу страстная – за что бабка Свекачиха ее и не гнала, держала, хоть и большинству ходоков посадских не очень-то глянулась девка – тоща больно, ухватиться не за что. А Митьке вот казалось, что не тоща, а в самый раз. Вообще, он Мульку стеснялся, конфузился – а той, видно, это нравилось, как увидит Митрия, так бежит со всех ног да, ровно бы невзначай, прижмется, по голове, по плечам погладит – отрока от таких ласк в жар бросало. А Мульке веселуха, знай себе улыбается! На бабкином дворе ее не обижали, но и не очень жаловали, окромя Мульки были и еще девки – Матрена, Христина, Фекла – все в теле, грудастые, задастые, объемистые, они-то и завлекали главных гостей, а уж Мулька так, сбоку припека, коза тощая. Потому и дешевле стоила. Онисим Жила, когда деньга вдруг заводилась, сразу к Мульке и бежал, хотя, черт, все ж таки посматривал на остальных дев – грудастых – да вздыхал тяжело. Ясно было – коли б не жадность, так, конечно, лучше б завалился с Матреной или Феклою, а так… Одно слово – Жила.
Девки Мульку гоняли – то в подклеть сбегай за квасом, то в баньку за теплой водицей, то волоса расчеши гребнем. Мулька все выполняла честно: и за квасом бегала, и в баньку, и волосы девкам чесала. Улыбалась. Ан, нет-нет, да и вздыхала тяжко – это ж надо, какую красу господь Матренке с Христинкой да Феклой дал! Все при всем, дородные все, белокожие, не то что она – смугла, тоща, как веник, аж косточки под кожей прощупываются.
– Ну, хватит чесать, – махнув рукой, лениво молвила Фекла. – Теперь косу заплети, да потолще. Ух! Чего волос дергаешь, козища гунявая?
Не со зла дернула Мулька, нечаянно, а Фекла ка-ак треснет ладонищей по щеке, лениво так, словно надоедливую муху согнала. Мулька и с ног долой! Ну, ничего, поднялась и с улыбкою вышла. Остановилась у крыльца, набежавшую слезу рукавом вытерла – тут как раз и Митька явился, с Онисимом. Ну, Онисим-то девке ни к чему – плохой парень, жадный и злой, вот Митрий – совсем другое дело: по всему видать, добрый, смешной, конфузливый, да и лицом пригож – Мульке нравился.
– Гы-ы, – потрепав отрока по плечу, разулыбалась Мулька, показала жестом, будто пьет, за собой потянула, мол, пойдем, угощу сбитнем.
– Иди-иди, – похабно ухмыльнулся Онисим. – Как раз свое пуло потратишь.
Пуло – монетку медную – Митька к сегодняшнему вечеру заработал, когда дневную добычу на всех делили. Поначалу, после ограбления судебного старца, дела плохо шли – старцевы оружные люди по всему рынку шныряли, пришлось затаиться почти до обедни, а уж потом, к полудню ближе, пошли всей ватагой к кабаку, что на Кабанова улице, пьяниц-питухов щипать. Ничего, медях нащипали. Сказать честно, Митрия от такой жизни мутило – не так он представлял себе служенье Отечеству, совсем не так. А Иванко все наставлял – мол, понравься бабке или кому-нибудь на ее усадьбе влиятельному, стань своим человеком, тогда и будешь все, что в веселой избе творится, знать – глядишь, и к Узкоглазову потянется ниточка и, может быть, еще кой к кому. В общем, «полови рыбку в мутной водице, может, что и вытянешь» – Митрий это так понимал. Действовал, конечно, как мог, старался, только если кому и стал своим человеком, так только Гунявой Мульке. Нечего сказать, нашел влиятельную. Правда, и не искал – Мулька сама к нему вязалась. Ну хоть что-то… Вот и сейчас позвала сбитень пить. Пойти, что ли? Почему нет? Пить и в самом деле хотелось, день-то жаркий выдался.
Митька обернулся – Онисим уже поднимался по крыльцу, на доклад к бабке или, скорей, к Федьке Блину, – вот бы с кем скорешиться для дела. Уж Федька-то наверняка в курсе всех бабкиных дел, не то что Гунявая Мулька. Хотя и та может что-то знать, вот только жаль, сказать ничего не может… Впрочем, как это не может? Митрий задумался. Ведь не дура же она, далеко не дура. Ну и что с того, что говорить не может, да и грамоту вряд ли ведает? Можно ведь и другие способы для общения отыскать. Ай, молодец Митрий, верно размыслил!
– Ладно, – отрок улыбнулся. – Пожалуй, пойду, попью с тобой сбитню. А бабка не узнает?
Мулька засмеялась – гы-гы – обвела подворье рукою, мол, смотри, что тут творится, до нас ли? Митька даже покраснел, заругал себя – вот балда, не заметил, что не так все кругом, ну не так, как всегда. Обычно по вечерам тишь да гладь да Божья благодать, а нынче слуги бабкины так и мелькают, все приодетые, в рубахах вышитых. Кто бочонок с медком в избу тащит, кто окорок лосиный с амбара. Суета. Видать, к бабке нешуточный гость пожаловал. Ну да, не до Мульки теперь, похоже, вон и остальные девки простоволосые по заднему двору ходят. Интересно, что ж они-то не набелились, не нарумянились, брови не подсурьмили? Иль гость не за тем приехал? Ага… А если и правда не за тем?!
Митька насторожился, задумался, а Мулька уже тянула его за руку в свою избенку.
Войдя, отрок перекрестился на висевшую в углу икону и, откинув занавеси, уселся за стол.
– Ну, наливай свой сбитень.
Девчонка юркнула за очаг и появилась не сразу, а через некоторое время, в течение которого Митрий размышлял о необычном госте, – как бы вызнать? А потому и вздрогнул, увидев перед собой Мульку с глиняным горшком в руках. Светлые волосы девчонки были распущены по плечам, вместо платка их украшал сплетенный из ромашек венок. Митрий вдруг покраснел – кроме венка ничего другого на Мульке не было.
– Умм! – Девчонка осторожно налила из горшка в деревянную кружку, кивнула – пей.
Митька выпил, а Мулька, примостившись рядом на лавке, принялась целовать его с таким жаром, что… В общем, Митька сопротивлялся недолго.
– Умм, – довольно приговаривала девчонка. – Умм!
– Да что ты все мычишь да мычишь? – Митрий растянулся на лавке, стыдливо прикрывшись рогожкой. – Давай хоть поговорим, да?
Мулька с готовностью закивала.
– Вот смотри, к вам ведь гость приехал, так?
– Умм.
– И гость непростой, не из Тихвина?
Девчонка кивнула.
– А зачем приехал, не знаешь?
– Гы-ы…
– Не знаешь… Поня-атно. А Платона Узкоглазова с Романицкой улицы знаешь? Он к вам захаживал?
Мулька задумчиво закусила губу, замычала – видать, хотела бы что-то пояснить, да не знала как. Митька встрепенулся, оперся на руку.
– Ладно, попроще. Значит, ты Узкоглазова знаешь?
– Гы-ы…
– Нет? Ну, тогда, про него слышала?
– Умм!
– Молодец, молодец, Мулечка! А вот парня, который у вас на усадьбе раньше жил да куда-то сгинул, ты уж наверняка должна знать, Васька Москва – так ведь его зовут?
Девчонка вдруг задрожала, и в округлившихся светло-серых глазах ее вспыхнул на миг такой ужас, что и самому Митьке стало страшно.
– Да не дрожи ты! Этот Васька, он убийца? Скажи!
Вместо ответа Мулька спрыгнула с лавки и, натянув платье, схватила Митьку за плечи.
– Умм! – девушка повелительно кивнула на дверь. Уходи!
– Да ладно тебе…
– Умм! Умм! Умм!
И ведь выгнала! Митька едва успел порты натянуть, рубаху уже надевал во дворе. Надел, волосы рукой пригладил…
– Митька, забубенная твоя башка!
– Ась?
Отрок оглянулся и увидал бегущего от избы Онисима. И чего разорался, знает ведь, где Митьку искать.
– Давай иди скорей в избу, хозяйка зовет!
Ну, хозяйка так хозяйка. Жаль вот, с Мулькой нехорошо получилось… и все же кое-что вызнал! Васька Москва – точно убивец, вот еще узнать бы, были ли у него самострелы и, самое главное, связан ли он с Узкоглазовым?
– Так, погоди-ка… – На полпути к избе Онисим остановил Митьку и, чуть отойдя, критически осмотрел. – Ой, чушка грязная! Иди хоть к колодцу, морду ополосни. Да быстрее, быстрее.
