Рассвело. Персы не нашли в запустелом городище ни пленников, ни добычи. Зато на площади возвышался холм из голов. То были головы мидян, оставленных Дарием. Это зрелище так потрясло царя, что он в припадке отчаяния едва не вонзил себе в горло кинжал. Дарий жалел не мидян — он сожалел о пропавшей добыче. С чем предстанет Ахеменид перед глазами верховных жрецов, с нетерпением ожидающих его в храмах Персеполя?
Иранцы принесли в жертву Ахурамазде белого коня и собирались в путь, однако путь оказался закрытым: на равнине их ждал Сохраб. Толпы массагетов стояли неподвижно, без всякого шума, и ждали, когда выйдут враги. Они не нападали, не спешили нападать — они хотели растянуть мучения охотников за рабами.
Персы решили пробиться на юг через болота. Разведчики отыскали зыбкую извилистую тропу. Дарий отправился вперед с отрядом «бессмертных». За персами следовали арабы. Шествие замыкали наемники.
Коэс неловко сидел на слишком горячем варварском коне и хулил Мойр, богинь судьбы, за то, что они сделали его кентавром. Всадники ехали попарно между двумя стенами необыкновенно высокого тростника. Густые метелки сплетались наверху, образуя шелестящую от ветра кровлю, и в редкие просветы заглядывало хмурое небо. Лошади увязали по колено и часто падали. Из чащи доносились крики диковинных птиц. От комаров не было спасения. Иногда в стороне от дороги раздавалось грозное рычание, и за кустами тамариска бесшумно пробегали огромные полосатые кошки.
Массагеты выждали, когда войско Дария окажется на острове среди болот, и подожгли заросли. Тысяча потерявших голову завоевателей сгорела в бушующем пламени и задохнулась в клубах дыма. Другие бежали по дебрям напролом и тонули в протоках Аранхи, слыша крик массагетов:
— Ширак идет! Ширак!
У Дария оставалась единственная надежда на спасение — мост. До него вместе с царем добрались всего восемь тысяч воинов. Чем ближе подходили персы к месту переправы, тем громче стучали их сердца, тем веселей становились люди. Все воспрянули духом уверовали в избавление от гибели.
Но моста не было! На пустынной реке Ахеменид не увидел ни одной лодки, ни одного жалкого челнока. На этом берегу возвышался еще один холм из черепов мидян, а на противоположной стороне, к ужасу Дария, персов ждали тысячи воинов в рогатых шлемах. И ждали не в гости. Шах-Сафар, узнав о подвиге Ширака, пожертвовал ради общего дела заложниками, находившимися в Марге, и выступил против своего «старшего брата».
Проклиная и Аримана, и Ахурамазду, готовые перерезать друг другу глотки, персы в неистовстве пускали в Аранху стрелы и рассекали воду кинжалами.
— Ширак идет! Ширак!
Отряды Сохраба охватили Дария полукругом. Засвистели стрелы. Сын Гистаспа заметался, точно скорпион в кольце огня. Отчаяние персов достигло предела. Не помня себя от ярости, они бросились на преследователей, изрубили в куски три тысячи массагетов, захватили свежих коней и ускакали на юг, сами не веря, что уцелели. Теперь их оставалось около пяти тысяч. Они мчались вдоль берега реки, надеясь оторваться от Сохраба, переправиться через Аранху или добраться до Согда.
— Ширак идет, Ширак!
Этот крик прозвучал в то утро, когда персы уже решили, что спасены. Навстречу им вышло войско дербиков и саков-хаумаварка. Подвиг Ширака заставил и Омарга с Томирис примириться с гибелью заложников. Никогда массагеты персов, а персы массагетов не рубили с таким ожесточением! И те и другие не щадили себя ради победы. Противники забыли о луках и поражали один другого секирами, кинжалами, камнями, разбивали черепа, распарывали животы, сдирали кожу с голов, среди грохота битвы привязывали добычу к поясам и снова брались за оружие, чтобы снять еще один скальп или расстаться со своим.
Над полем битвы звучало имя Ширака, ставшее боевым кличем разгневанного народа. Берег Аранхи чернел от трупов персов и массагетов. Бешенство придавало силу иранцам. О стойкие ряды греков разбивались отряды наездников пустыни. Арабы пускали в ход зубы и ногти. С нечеловеческим напряжением тысяча воинов Дария вывернулась из рук массагетов и бежала в заросли лоха.
Возле дербикского городища Чар-Джува сын Гистаспа и Гобрия на утлых тростниковых плотах переправили своих людей через Аранху. Тучи, скопившиеся в небе, разразились первым дождем. Оглушающе гремел гром; подобно Священному Мечу массагетов, сверкала молния. Потоки ливня хлестали по земле, иссушенной зноем долгих летних месяцев, клонили к вершинам дюн кусты тамариска и смывали слезы с лица Сохраба.
Долго смотрел Сохраб, стоя на берегу, на жалкие обломки великого арийского войска. Перед глазами старика проплывали видения: тревожное утро, когда «орлы» изгнали «оленей» из городища возле Синих Гор, высокие стены крепости безвестно сгинувшего Кунхаза, красивые очи Фароат, улыбка Ширака.
— Ахемениды! — Сохраб стиснул кулак. — Пусть ваши самые отдаленные потомки не забывают об этом дне!
Голос вождя растворился в ударах грома; казалось, сама природа предостерегала захватчиков.
По кочевым путям, по дорогам оазисов, через болота и заросли везли массагеты на колеснице останки Ширака. Люди громко причитали, как причитал он, зарывая Фароат в песок. Люди рассекали себе лица, как рассек свои щеки Ширак, уходя по Тропе Гнева. Люди раздирали свои губы, ибо так сделал Ширак, когда шел на смерть за свободу массагетов. В городищах гремели барабаны, пылали костры, в бронзовых жертвенных котлах бурлила вода — массагеты прощались с Шираком.
И похоронили Ширака на равнине. В глубокую могилу пастуха не опускали его умерщвленных жен, ибо у него не было жен; не положили убитых коней, ибо у него не было коней; не резали над ямой рабов, ибо у него не было рабов; не снабдили пастуха ни дорогим оружием, ни богатыми украшениями, ибо хорезмиец происходил из бедного рода.
Зато у него было много земли, родной теплой земли, насыщенной кровью Фароат, напитанной слезами массагетов. Щедро одарил народ этой землей своего героя. И поднялся к небу величественный курган.
До сих пор стоит тот курган в пустыне. Орлы над ним парят, горячие ветры его овевают, и стебли травы на вершине поют неумолчно песню о прошлом и будущем.
Марг — ныне город Мары в Туркменистане.
Парсанг равнялся пяти километрам.
Аральское море.
Заратустра — легендарный пророк, вероучение которого было распространено в Иране и Средней Азии.
Жители города Милета, расположенного в Малой Азии и под. чинявшегося персам.
