Девочка подбежала к Ольге и прижалась к ее колену.
— Я рада видеть тебя, зорька ясная, — сказала Ольга и погладила Малушу по голове. — Тебя же, Павла, прошу о милости. Встань завтра чуть свет и поезжай в Вышгород, уговори приехать домой Святослава. Истосковалась по нему, сердцем изошлась.
— Исполню, матушка. До свету и уеду.
— И Малушу с собой возьми. Святославу будет веселее в пути.
— А что ей, пусть погуляет.
— Еще накажи моим именем явиться в Киев Асмуду и Свенельду. И никаких им отговорок, — наказала княгиня.
— Так и передам.
— Теперь же проводи меня в опочивальню, отдохнуть хочу. Завтра день вельми тяжелый грядет.
Княгиня Ольга как в воду смотрела. Лишь только проснулась она, как вернулась из Вышгорода боярыня Павла. Приехала без Святослава. Не отозвались на повеление княгини Свенельд и Асмуд. Павла мучилась сознанием того, что не выполнила волю княгини, сгорала от стыда и еще в пути думала не показываться ей на глаза. Как приехала она в Вышгород, сразу побежала искать Святослава. И не нашла. Свенельд сказал ей: «Пусть матушка княгиня не ждет Святослава. Говорит великий князь, что не скучает по до му». Павла попыталась выяснить сама причину, коя удерживала князя в Вышгороде. Но Свенельд сказал, что князь с отроками далеко в поле. Асмуд тоже был немногословен, но пообещал: «Ты, боярыня, поезжай в Киев, а я князя найду и ежели уговорю, то явимся к матушке княгине». И Павла, питая малую надежду на приезд Святослава, как вещало ей сердце, покинула Вышгород.
— Как я скажу матушке княгине о такой печали, — сетовала Павла.
— Так и скажи, что он плохой сын, — подсказала матери Малуша.
Павла только тяжко вздохнула.
Однако Ольга не показала виду, что нежелание сына навестить ее больно ударило по материнскому сердцу. У нее перехватило дыхание, закружилась голова, но она лишь закрыла глаза, недолго посидела так, и боль схлынула. Она спокойно сказала:
— Ладно, завтра увидимся, — и отпустила Павлу: — Умаялась, поди. Иди к себе.
Оставшись одна, Ольга пожалела, что нет с нею рядом отца Григория, кому так легко открывались душа и сердце. Но княгиня воздержалась позвать его. Пока ему должно быть в стороне от тех потрясений, кои близились в княжеских теремах. В этот же день Ольга привела все живое в движение в городе и на княжеском подворье. Во все концы города и за его пределы помчались гонцы. Княгиня Ольга повелела собрать всех вельмож и старцев градских, многих посадников и бояр из ближних к Киеву городов на большой совет, который иногда киевляне называли по-новгородски — вече.
Слух о предстоящем вече вызвал у киевлян на сей раз лишь праздное любопытство. Теперь уже многие знали, что княгиня Ольга взяла под стражу верховного жреца Богомила и приласкала священника из церкви Святого Илии. Язычникам — горожанам возмущаться бы, дескать, как это так, княгиня взялась притеснять верховного жреца и стакнулась с христианским попом. Они же остались к этому событию равнодушными. И в день, когда в гриднице собрался совет, лишь немногие киевляне пришли на площадь к княжеским теремам. А христиане и вовсе сидели по домам, потому как боялись, что идоляне вновь могут выплеснуть на них ненависть и ярость: теряли же те свою княгиню. Отец Григорий во время последних богослужений не раз призывал христиан, дабы вели себя смиренно и не давали повода идолянам творить православным гонения. Они выполняли наказ своего пастыря строго. Благословляя прихожан на мирный подвиг, он пел псалмы:
— Скорый в заступление и крепкий в помощь, предстани благодатью силы Твоея ныне, и, благословив, укрепи, и в совершение намерения благого дела рабов Твоих произведи…
Наполняя сердца прихожан мужеством, сам отец Григорий верил, что в Киеве скоро кончится время междоусобных браней, что христиане будут пребывать в покое от притеснений, что паства Господа Бога Иисуса Христа умножится. Верил он, что как только великая княгиня Ольга придет в лоно православной церкви, в жизни россиян наступит благостная пора. И отец Григорий в своих молитвах просил Всевышнего постоять за Ольгу в ее нелегком борении на пути к христианству.
Путь великой княгини и впрямь был тернист.
В день совета в гриднице ее ждали с нетерпением. Здесь стоял шум — гам, все говорили, и никто никого не слушал. Именитых людей собралось так много, что в покоях всем не хватило места. Они толпились на теремном дворе, заполонили княжеское красное крыльцо, теснились в сенях. Всех волновало одно: правда ли, что великая княгиня отступилась от веры отцов. Нетерпение собравшихся с каждой минутой нарастало. Они не помнили такого, чтобы князья не выходили на совет в назначенный час. Почему княгиня Ольга задерживалась? Почему не прискакал на теремной двор князь Святослав? Где верховный жрец Богомил и главный воевода Свенельд? Одни говорили, что великая княгиня Ольга в немочи, другие — что она выехала навстречу сыну Святославу, который был с дружиной в пути, где‑то из Тмутаракани в Киев. Но толком никто ничего не знал.
Ольга же в эти часы пребывала у себя в тереме и страдала от нерешительности, никогда ранее ей не ведомой. И камнем преткновения был Святослав. Она ждала его с нетерпением, дабы покончить с неопределенностью отношений между ними. Она готова была отдать ему все бразды правления державой, соглашалась на то, чтобы рядом с ним встал правителем любой достойный сего муж От князя Святослава же хотела получить лишь малую уступку: признание ее права сменить веру отцов на новую, мило сердную, человеколюбивую и светлую. Она жаждала, чтобы Святослав по — сыновьи принародно сказал всего четыре слова: дарую матушке волю выбора. О, как жаждала Ольга услышать сие от любимого сына!
— Дарую матушке волю выбора, — шептала она, шагая по просторной опочивальне, словно надеясь, что они чудотворной силой долетят до слуха и сердца Святослава, а он донесет их до всех россиян.
Горя нетерпением, Ольга выходила в трапезную, в тронный покой, всюду смотрела в окна в надежде увидеть сына. Но Святослав не появлялся ни в Киеве, ни в теремах. И княгиня Ольга поняла, что сын не проявит к ней милости. Да и откуда ей быть у него, взращенного в жестокой языческой вере. И Ольга пошла наперекор сыну. В ней проснулась жажда обрести свободу вероисповедания несмотря ни на что. И она избавилась от нерешительности и отправилась в гридницу.
Неизменная Павла, понимая состояние великой княгини, болея за нее всем сердцем, шла следом за Ольгой. И по их виду можно было сказать, что они идут на битву. Да так оно и было. Разве что с небольшим отклонением, потому как Ольга вначале хотела отдать себя на суд совета старейшин, а уж потом ринуться в бой.
Княгиня Ольга никогда не видела такого многолюдия на советах Кинь яблоко — и оно не упадет на пол. гул зала она услышала еще в тереме и поняла, что не должна проявить какую‑либо робость. Она нашла силы выйти на помост, как выходила в прежние времена. Ольга появилась перед вельможами и старцами строгая, спокойная и величественная. На ней был великокняжеский золотой венец, плащ — корзно с золототканой сословной нашивкой, под плащом — бело — розовая туника с золотым шитьем, на ногах — красные сафьяновые полусапожки.
Ее приветствовали стоя, как повелось десятилетиями. Она опустилась на трон, ставший близким, как живое существо. И все последовали ее примеру, уселись, гул голосов стих, и наступила тишина. Все ждали слова великой княгини, надеялись, что она развеет все слухи и домыслы о ней. Собравшиеся хотели видеть Ольгу прежней матушкой, во всем им близкой и понятной. Она же была уже другая. И, сознавая это, Ольга уловила момент, когда ей нужно было встать и шагнуть навстречу своей новой судьбе. И она встала рядом с троном, положила руку на подлокотник.
Она всегда разговаривала со своим народом только стоя. Обернувшись назад и увидев Павлу с высоко поднятой головой и ободряющим взором, Ольга вновь окинула взглядом переполненный зал и начала свою, как считала она, последнюю тронную речь. Но эта речь зазвучала в ее устах твердо, уверенно, показывая правоту силу и убежденность сказанного, выстраданного и выношенного не за один час и день.
— Дети великой державы, русичи, слушайте все! В этом покое я встречалась с вами более сорока лет. Нынче эта встреча последняя, если так вам будет угодно. Знаю, несколько дней назад вы собирались здесь без меня, дабы осудить за отступничество от веры отцов и дедов. Откроюсь. После древлянской печали я потеряла веру в наших богов — кумиров. Я долго блуждала во тьме, источилась разумом и телом. Теперь же увидела неопалимый свет. Еще не ведаю, выйду ли к нему, чтобы он осветил меня, но я пойду к нему так же упорно, как шла ко всему в жизни.
Я не зову вас за собою. Как придет время, пойдете сами. Я прошу у вас с низким поклоном только одного, и у сына своего, великого князя Святослава, прошу того же: дайте мне вольно идти к новой вере. Теперь же не говорю вам: не судите меня, да не будете сами судимы! Говорю твердо: судите меня, ежели есть в чем моя вина перед вами. Я готова принять от вас все справедливые удары!
