Опровергая доводы Афанасьева в свою защиту, трибунал указал в приговоре на то, что Амирагова не могла уехать неизвестно куда и неизвестно с кем, не предупредив об этом сестру и мать и не написав им за полгода ни одного письма. Наконец, она не могла уехать, не получив в ателье заказанные ею платья. О виновности Афанасьева в убийстве говорило, по мнению трибунала, и его собственное поведение. Буквально на следующий день после пропажи Нины он затеял в ее комнате ремонт, обтянул мебель новой материей. Кроме того, он продал принадлежавшие ей вещи: платья, швейную машинку, шкаф, шубу, диван. Более того, при тщательном осмотре комнаты, несмотря на проведенный ремонт, между половицами, под новой обивкой кресел, на стенах и в щелях стола была обнаружена кровь.
Афанасьев утверждал, что кровь оставили неаккуратные девушки, жившие одно время в комнате Амираговой, а вещи Нины он продал потому, что она его обокрала перед побегом.
Трибунал не поверил Афанасьеву и, согласившись с прокурором, приговорил его к расстрелу. Тут следует добавить, что дело это рассматривалось в 1937 году и на приговор повлияли, надо полагать, политические веяния эпохи. В ходе процесса вскрылось, что два брата Афанасьева осуждены и высланы за контрреволюционные преступления и что сам он враждебно относился к советской власти. Короче говоря, трибунал решил, что Афанасьев убил Амирагову за то, что она грозила ему разоблачением, то есть имел место «акт классовой мести, акт классового врага, боявшегося разоблачения».
Верховный суд приговор все же отменил и при новом рассмотрении, которое проходило в Московском городском суде в июне 1938 года под председательством Куцова, Афанасьев-Дунаев получил десять лет лишения свободы.
Убийство Нины Амираговой произошло в июле 1936 года, а в сентябре того же года произошло в Москве убийство еще более страшное. Предыстория его такова.
Вольдемар Карлович Линтин был зачат Евдокией Иосифовной и Карлом Карловичем Линтиными в ночь под новый, 1921 год. Что пили его родители в ту голодную новогоднюю ночь, неизвестно, но вряд ли шампанское. Пили в те годы и одеколон, и керосин, и еще черт знает что. Правда, молодым и любящим людям все могло показаться сладким. Любовь и в 1921 году была любовью.
30 сентября 1921 года Вольдемар появился на свет. Он быстро рос, казалось, на радость отцу и матери. Карл Карлович был чиновником, неплохо по тем временам зарабатывал, и сын его особой нужды не испытывал. Жила семья в доме 4 по Большой Екатерининской улице, проходящей вдоль Екатерининского сада. Теперь там Олимпийский проспект. Дом был небольшой, деревянный. Соседом Линтиных по квартире был одинокий молодой человек по фамилии Музыкант. Наступил 1936 год. Вольдемар тогда учился в шестом классе школы № 53 Дзержинского района. Был он какой-то не такой, не как все. Обычно замкнутый, угрюмый, он жил в своем особом мире. В мире этом было много фантазии, наполненной образами бродяг и разбойников. Учиться в школе, состоять в пионерах ему было скучно, и он этим тяготился, начиная с четвертого класса. Наконец он перестал ходить в школу. Потом, в приговоре, суд так напишет об этом периоде в жизни Вольдемара: «…B результате неправильного воспитания в семье, безотказного удовлетворения всех его прихотей со стороны матери и отца, Вольдемар рос замкнутым, эгоистичным ребенком, оторванным от коллектива. Из-за отсутствия должного внимания и воспитания со стороны руководителей педагогического состава школы у него сформировались индивидуалистические, эгоистические наклонности, в силу чего Линтин в 1936 году бросил учиться в школе и строил планы беззаботной и роскошной жизни, которую он мечтал себе устроить за границей, бежав туда и занимаясь там бандитизмом». Суд, наверное, был искренен в своем мнении, и учителя, наверное, действительно мало вовлекали Линтина в общую жизнь класса, но могли ли они предвидеть, что может совершить этот тихий мальчик. Да и кто из нас не мечтал о приключениях?! С Линтиным дело обстояло несколько иначе. Казалось, в него вселился дьявол. Темные, нечеловеческие страсти стали бродить в этом тринадцатилетнем отроке. Все доброе и светлое как бы остановилось в нем, замерло, куда-то ушло. Своими мыслями он мог дотягиваться только до денег, до вещей. С недавнего времени он почувствовал себя мужчиной и решил, что может претендовать на те места под солнцем, которые захватили пузатые, лысые, слабые. Ему не надо было думать: переступить или нет? Он был готов переступить не задумываясь.
Лев Николаевич Толстой в повести «Отрочество» пишет о душевном состоянии тех, кому перевалило за десять, у кого бывают минуты, когда мысль не обсуждает наперед каждого устремления воли, а единственными пружинами жизни остаются плотские инстинкты. Так вот Толстой пишет: «…крестьянский парень лет семнадцать, осматривая лезвие топора подле лавки, на которой лицом вниз спит его отец, вдруг размахивается топором и с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи, под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься?»
Вольдемар Линтин себе такого вопроса не задавал. Он решил броситься.
Итак, Линтин замыслил бежать из дому. Одному этого делать не хотелось, и он позвал с собой приятеля, Виктора Соколова. Тот был старше его на полтора года, но учился в пятом классе. Очевидно, был второгодником. Соколов согласился. Решили кого-нибудь ограбить, чтобы добыть деньги на дорогу. Линтин украл из дома 80 рублей, золотое кольцо матери, а у соседа по фамилии Музыкант — револьвер. Соколов захватил из дома кортик своего отца. 7 сентября 1936 года они бежали. Ограбление планировали совершить в ЦПКиО имени Горького, но никого подходящего для этого не нашли, да и Соколов не хотел участвовать в грабеже. Он даже позвонил домой Линтину и сказал, где они находятся. Так бесславно закончилась их первая попытка стать гангстерами.
Но мысль, внушенная Сатаной, не оставляла Линтина. К тому же взыграло его самолюбие. Он почувствовал, что должен не только сбежать, а переступить через что-то страшное. Именно это страшное навсегда порвет его связь с родителями, с домом, с Москвой, со страной. Короче говоря, он решил убить своих родителей. Поделился этой идеей с Соколовым Тот испугался, но отговаривать не стал. Линтин и так издевался над ним за прошлое предательство. Новый побег назначили на 26 сентября 1936 года. Вольдемар попросил у соседа велосипед покататься, а потом, вместе с Соколовым, сдал его в скупочный пункт за 225 рублей. Вечером Соколов взял дома белье и кортик и пошел к Линтину. Они должны были в этот вечер осуществить свой план, но отец Соколова обратил внимание на то, что сын долго не возвращается домой, и на то, что опять пропал его кортик, и пошел к Линтиным. Своим приходом он расстроил планы детей. Родители смогли спокойно проспать еще одну ночь. На следующий день Карл Карлович Линтин потребовал от сына, чтобы он вернул соседу велосипед, а сам ушел на работу — тогда по субботам работали. Вольдемар сказал матери, что пойдет за велосипедом, а сам, выйдя из дома, остался ждать за углом, когда уйдет мать. Здесь к нему подошел Соколов. Стали ждать вместе. Вскоре Линтина из дома ушла. Вольдемар и Виктор пришли в квартиру и стали собирать вещи. В это время вернулась Евдокия Иосифовна (как чувствовала) и, увидев, что ее сын опять убегает из дома, стала кричать и возмущаться, грозить, что позовет отца. Тут Вольдемар взял кортик и ударил им ее в спину. Она попыталась выбежать из квартиры, но сын свалил ее на пол и стал бить по голове молотком, который ему передал Соколов. Евдокия Иосифовна была еще жива, она хрипела. Мальчики ее перетащили и уложили в ванну. Здесь Вольдемар ударил ее еще пятнадцать раз кортиком. Линтина умерла. Соколов замыл кровь в комнате, а Линтин вызвал по телефону такси, быстро собрал чемодан, затем отключил в квартире свет, вывернув пробки и на такси с Соколовым уехал на вокзал. Нечего и говорить о том, какую страшную картину застали, вернувшись домой, Карл Линтин и Музыкант. Сообщили, конечно, в милицию. Вольдемара Линтина и Виктора Соколова объявили в розыск Но найти их было не так-то легко. Никто не знал, куда они уехали. А беглецы после Саратова, куда их привез московский поезд, пустились бродить по маленьким городкам и, наконец, в октябре того же 1936 года приехали в Ташкент. О том, чтобы перейти границу, и речи быть не могло, гангстеров из них не получилось: ни навыков, ни связей, ни опыта, ни силы у ребят не было. Даже языка узбекского они не знали. Воровали на рынках что придется, побирались, пытались совершать карманные кражи. Однажды при такой попытке они попались. В милиции Соколов назвался Борисовым и получил два года. Линтин назвался Федоровым. Он постоянно хныкал, имел жалкий, ничтожный вид, и милиционеры, пожалев, отпустили его. Оставшись один, наш «гангстер» совсем раскис. Промыкался несколько дней без жилья и пищи и пришел в милицию, где и рассказал, кто он и что совершил. Его отправили под конвоем в Москву. Отыскали и Соколова. Судебная коллегия Московского городского суда под председательством Н. С. Сымантовича 3 марта 1937 года дала Линтину, учитывая несовершеннолетний возраст, восемь лет, а Соколову — два года лишения свободы.
