Член Исполнительного комитета… Но об этом не должен знать никто, кроме самих членов комитета. Для других, пусть даже самых близких людей, и для полиции (в случае ареста) она только агент комитета. Это, кажется, придумал Лев Тихомиров. Все люди, привлеченные комитетом к террористической деятельности, называются его агентами. Первой степени – с меньшим доверием, второй степени – с большим. Член Исполнительного комитета называется агентом третьей степени. Третьей, а не наоборот, не первой. Чтобы никто не знал, сколько степеней впереди.
Вступая в Исполнительный комитет, она поклялась в том, в чем давно поклялась сама себе:
1) отдать все духовные силы свои на дело революции, забыть ради него все родственные узы и личные симпатии, любовь и дружбу;
2) если это нужно, отдать и свою жизнь, не считаясь ни с чем и не щадя никого и ничего;
3) не иметь частной собственности, ничего своего, что не было бы вместе с тем и собственностью организации…
Требования велики. Но на меньшее она бы и не согласилась. Только так. Всю себя. Не наполовину, не на две трети, не на три четверти, а целиком, без остатка.
Мосты сожжены, и нет путей к отступлению. Теперь если ей поручат… А ей непременно поручат самое важное и самое опасное дело.
…Царь, окруженный жандармами и шпионами, идет по дорожке Летнего сада. На дорожке появляется женщина в черном платье и в черной шали. Под шалью – револьвер. Царь останавливается как вкопанный. «Кто вы?» – спрашивает он в ужасе. «Я – Вера Фигнер, ваше величество, но теперь это для вас не имеет значения…»
Что-то где-то заскрежетало и ахнуло. Вера вздрогнула и очнулась. Нет царя, нет жандармов, нет дорожки Летнего сада. Есть эта старая страшная дача. Со скрежетом растворились узорчатые двери стенных часов. Выскочила кукушка и, сверкая злобным стеклянным глазом, закричала пронзительным металлическим голосом:
– У-у! У-у! У-у! – И так десять раз подряд.
«Господи, – содрогаясь, подумала отчаянная террористка. – Если сейчас же никто не придет, я здесь умру от страха».
Теперь уже явственно казалось, что кто-то ходит по крыше и кто-то стучит палкой по наружной стене. «Здесь никого не может быть. По крыше стучит дождь, а по стене…» Она взяла лампу и пошла в соседнюю комнату. Так и есть. Ветер хлопал неприкрытой форточкой.
– Дура, трусиха! – вслух сказала себе Вера.
Она решила больше не трусить, но все же закрыла дверь на палку, потом пошла в коридор и проверила замки и задвижки. «Это на всякий случай, – мысленно сказала она, разбирая постель, – но я ничего не боюсь».
Последний поезд должен прийти в начале одиннадцатого. Через полчаса Ванька будет здесь. Вера поставила лампу на стул возле кровати, легла и стала читать рассказ Глеба Успенского в «Отечественных записках»…
Проснулась от стука. Вскочила. Кто-то беспорядочно молотил в дверь кулаком. Это стучал чужой человек. Свои стучат не так. Для своих есть условный стук. Два раза, пауза, один раз, пауза и еще два раза. Это не может быть вор, потому что воры, насколько она себе представляла, стараются вести себя тихо. Так бесцеремонно ночью может стучать только полиция. Вера вдруг удивилась, что ей совершенно не страшно. Пугает всегда непонятное. Реальную опасность она готова встретить открыто. Жаль только, что нет револьвера.
В дверь продолжали стучать. Вера взяла лампу и вышла в коридор.
– Кто там? – громко спросила она, приложив ухо к войлочной обивке.
– Это я, Соня! – раздался нетерпеливый голос, Вера всполошилась, загремела задвижками.
– Соня, милая, что случилось?
– Ничего абсолютно. Ванька не смогла приехать и попросила меня.
Соня Перовская стояла на пороге, насквозь промокшая и босая, туфли держала в руках.
– Почему же ты не постучала, как условились?
– Стучала, – улыбнулась Соня. – Много раз. Да тебя разве добудишься! – Она посмотрела на лужу, которая натекла с ее платья. – Верочка, найди мне что-нибудь переодеться.
Потом они сидели за столом в одинаковых полотняных рубашках и пили чай с малиновым вареньем. Перед Верой лежал паспорт на фамилию Лихаревой. С завтрашнего дня она и Квятковский (под фамилией Чернышев) будут жить в Петербурге. Адрес: Лештуков переулок, дом 13, квартира 22. Эта квартира станет местом для собраний.
– И только? – обиделась Вера. – Но я же просила комитет дать мне самое опасное задание.
Соня погладила ее по голове:
– Не спеши, Верочка. Опасностей еще хватит на всех.
Отнесли самовар на кухню, легли, погасили свет.
– Соня, – шепотом призналась Вера, – стыдно сказать, но почему-то сегодня я здесь ужасно трусила. С тобой, наверное, такого не бывает. Скажи, ты боишься хоть чего-нибудь в жизни?
– Крыс, гадюк и вампиров, – ответила Перовская.
Пропал железнодорожный сторож Семен Александров, служивший на четырнадцатой версте близ Одессы. Пропал, не взяв ни расчета, ни паспорта. Пропал вместе с женою, страдавшей туберкулезом. Как прикажете понять такой казус?
Жандармский офицер Георгий Порфирьевич Судейкин сидел за служебным столом, разноцветными карандашами чертил на плотной бумаге какие-то геометрические фигуры и пытался сопоставить события последних дней.
Итак, 14 ноября в Елисаветграде задержан неизвестный человек иудейского вида с грузом в полтора пуда динамита и билетом из Одессы в Москву.
19 ноября на третьей версте Московско-Курской железной дороги от взрыва мины взлетает на воздух поезд со свитой императора, возвращающегося после летнего отдыха из Крыма в Москву.
Разумеется, те, кто подкладывал динамит, рассчитывали взорвать не этот поезд. Тот поезд, который им был нужен, прошел раньше. Тот вез священную особу его императорского величества.
При обследовании места взрыва под развороченным полотном железной дороги был обнаружен подкоп. Обшитая досками минная галерея привела к дому, стоящему на значительном удалении от дороги. Дом был недавно куплен неким Сухоруковым, проживавшим здесь вместе со своей женой. В доме были найдены груды сырой земли, бутылка с нитроглицерином, лопаты и кирки. Хозяева дома исчезли и больше не появлялись. Оставленная в доме засада не дала никаких результатов.
24 ноября в Петербурге арестованы Чернышев и Побережская. В их квартире обнаружена динамитная мастерская. Мадам Лихарева, ранее проживавшая по тому же адресу, скрылась в неизвестном направлении еще в сентябре.
Но какое отношение ко всему этому имеет сторож, курский мещанин Семен Александров? На первый взгляд никакого. Но если учесть, что:
а) задержанный под Елисаветградом неизвестный вез динамит именно из Одессы;
б) по первоначальным слухам, в Одессу на пути из Крыма в Петербург должен был заехать государь;
в) пропавший мещанин Александров очень упорно добивался места сторожа на железной дороге вблизи Одессы, а затем покинул его поспешно и, видимо, без всякого сожаления…
Если учесть и сопоставить все эти соображения, то вполне можно предположить, что не только забота о здоровье туберкулезной жены влекла к чистому воздуху железной дороги пропавшего, но и некоторые другие надежды, которые очень хотелось бы разгадать Георгию Порфирьевичу.
– Так-так, господин Семен Александров, – вслух обратился Судейкин к воображаемому собеседнику. – Прошу садиться. – Доброжелательным жестом он указал на пустой стул перед своим столом. – Вы, Семен Александров, воробей, безусловно, стреляный и, я думаю, не первый раз оставляете в конторах фальшивые документы. Но и мы ведь, – несколько подбоченился Судейкин, – тоже не лыком шиты. Вот, прошу вас, обратите внимание на эту картину. – Он выдвинул разрисованный лист бумаги на середину стола. – Вот этот синий кружочек означает город Одессу. Этот – Елисаветград, где 14 ноября задержан неизвестный. А этот черный паровозик и под ним красное пламя означают взрыв под Москвой 19 ноября. Это – черная решеточка, за ней черные же фигуры – Чернышев и Побережская, будем их пока что так называть. Тут в стороне маячит еще неизвестная под вуалью – уже упомянутая госпожа Лихарева, она исчезла еще раньше. Попробуем подсчитать. В руках у нас неизвестный с динамитом, господин Чернышев и госпожа Побережская. Исчезли вы, господин Александров, ваша супруга, госпожа Лихарева, купец Черемисов из Александровска, супруги Сухоруковы из Москвы. И во всем этом клубке, господин Александров, надо разобраться. А я ведь не гений! Я просто скромный жандармский офицер. – Судейкин задумался, покачал головой и продолжал не очень уверенно: – А может, и гений. Это мы потом увидим. Вы, господин Александров, на мой скромный мундир не смотрите. Ведь Наполеон тоже начинал не с генерала. Да, господин Александров, трудную вы задали мне задачу, но интересную. И я не жалуюсь.
В дверь просунулась голова с усами.
– Ваше благородие, пришел по повестке господин Щигельский. Просить?
