- Так, - прервал он, наконец, паузу. - Полагаю, ты не собираешься ехать в свой Узбекистан?
- Я бы не поехал... - Февзи не знал, как продолжать.
- Так в чем же дело? Жить нам есть где, работу тебе найдем.
Февзи с облегчением засмеялся:
- Да ведь у меня нет документов, - и поспешно добавил: - Но если ты принимаешь меня с моим жизненным опытом и у себя оставляешь...
Олег попытался улыбнуться:
- Будешь просвещать меня... Я уже давно собирался тебя искать, да не знал, как это сделать. А с документами... Ты ведь не бежал из лагеря? Бумажку тебе какую-то дали?
И, не ожидая ответа, торопливо добавил:
- Но если даже бежал, что-нибудь придумаем.
- Нет, не бежал! - рассмеялся Февзи, на что Олег с наигранным разочарованием заметил:
- Жаль. Так было бы романтично.
- Вот справка, - Февзи достал бумажник. - Предписано явиться по месту прежнего жительства. А вот это "аттестат зрелости", в лагере экстерном экзамены сдал.
- Так у вас там и школа была? - удивился Олег.
- Даже можно было заниматься по программе техникума. На, вот, почитай мои лагерные документы, для тебя все это в диковинку.
Олег прочитал справку об освобождении, обратив внимание на предписание явиться в управление внутренних дел города Чирчика. И после того, как Февзи напомнил ему о положении крымчан в Узбекистане, успокоил друга:
- Да ведь здесь в Питере никто не знает о режиме спецпереселенцев. Мало ли что предписано! Может, это записали по твоей просьбе. Так и скажешь. А теперь, скажешь, передумал. Общежития просить не будешь, из-за этого тебя с удовольствием на любом заводе на работу возьмут.
- Может ты и прав. Только на больших заводах кадровики, наверное, вдумчивые. Куда-нибудь на небольшое предприятие бы...
- Да хоть на мое! Автобаза городского пассажирского транспорта, никакой секретности. В отделе кадров сволочной мужик сидит, правда, но они везде такие. А механики нам нужны. Завтра же пойдем, я скажу, что ты мой двоюродный брат.
- Нужен тебе брат из зеков?
- Еще не ясно, чей козырь выше. Я сын репрессированного офицера, не забывай.
- Ах, да! Только вот еще одна закавыка - одежда у меня лагерная, всех отпугивает.
- С одеждой трудностей не будет. Отцовской старой одежды хватит и на тебя и на меня. И пальто старое есть.
- И шапка найдется? - засмеялся Февзи.
- И шапка! - ребята порывисто встали и обнялись, счастливы тем, что нашли общий язык и наметили план ближайших действий.
... Февзи и Олег шли по левой набережной Невы.
- Скоро река замерзнет, будем на Васильевский по льду ходить, - Олег остановился, глядя на Стрелку.
- Да ну? Неужели можно пройти? И ты ходил?
- Нет еще, не с кем было. Обязательно ото львов до ростральных колонн пройдем, я давно мечтаю. Можно и до Петропавловской крепости дойти.
- Олег, а что это за здания, вон там, левее?
- Это здания Петровских коллегий. Сейчас здесь разные факультеты университета...
Молодые люди молча возобновили путь.
- А давай поступим в университет, - высказался, наконец, Февзи. - Как когда-то в школу.
Ребята весело рассмеялись, хлопая друг друга по спине.
- Нет, я уж продолжу учение в своем Технологическом, - сказал Олег. - А ты давай, поступай на какой-нибудь вечерний факультет университета.
- Готовиться надо...
- А вот завтра же и достанем программы экзаменов. Ты на какой факультет хотел бы, уже думал об этом?
- Не знаю. Хотелось бы на юридический.
- Нет, не получиться. Туда берут только тех, кто работает в милиции или в прокуратуре.
- Ну, на журналистику или на исторический.
- Вот завтра же пойдем и все разузнаем. А я про свою Техноложку все знаю.
- Заметано! Завтра после работы идем в университет!
Друзья быстро шли по набережной холодеющей Невы.
Однако мы оставили несчастного Исмата в том сорок восьмом еще году, когда после встречи с председательским сынком, он, чтобы отвести ищеек от Айше, пустился в бега и оказался объявленным в розыск. Мы расстались с ним, когда он, забравшись в пустой товарный вагон, надеялся доехать до Самарканда, чтобы оттуда уже добираться в Туркмению.
Наступал рассвет. Перед Исматом, лежащим все также без сна на полу пустого, и потому сильно раскачивающегося вагона, возник вопрос: как действовать, когда поезд остановится на какой-нибудь людной станции. Выйти ли и, прохаживаясь между составами, ждать отправления? Сидеть ли тихохонько, надеясь, что в вагон не заглянут и не станут его загружать? А вдруг погонят товарняк куда-то не туда? Рабочий-железнодорожник в Ташкенте сказал, что можно забраться в вагон и спокойно доехать до Самарканда. Они, работники станций, знают, какие вагоны куда гонят и до поры до времени порожняком, они это узнают по знакам, начертанным мелом на дощатых стенках. Так что, пожалуй, надо не суетиться и сидеть в этом темном углу.
Поезд только однажды сделал длительную остановку, во время которой за закрытыми дверями вагона ходили, о чем-то переговариваясь, люди. Состав несколько раз порывался отъехать, потом опять надолго застывал - возможно, меняли паровоз. Наконец поезд тронулся и стал медленно набирать скорость, и в этой медлительности чувствовалось, что теперь он замыслил долгий пробег и не намерен тормозить по пустякам.
Спустя несколько часов поезд въехал на большую станцию, о чем свидетельствовали появившиеся звуки других перестраивающихся составов и скрежет переводимых путей. Когда поезд окончательно остановился, Исмат осторожно отодвинул дверь и выглянул наружу. Его взгляд уперся в стенку стоящего на соседнем пути вагона. Нашарив рукой оставленную рядом сумку, он осторожно сошел на землю. Вдоль всего состава не видно было никого. Нагнувшись, Исмат поглядел между колес и убедился, что его поезд поставили в середине между несколькими рядами заставленных эшелонами путей. Исмат пошел по узкому коридору между составами и, дойдя до тормозной площадки, поднялся на нее, чтобы осмотреться. Впереди за вторым рядом был виден просвет. Беглец, оглядываясь, спустился в сторону просвета и вскоре за оконечностью соседнего эшелона увидел свободную от рельсов землю и глиняные заборы. Он походкой никуда не торопящегося человека перешел пути и пошел по тропе вдоль забора. Тропа завернула за угол, за которым открылся квартал одноэтажных домиков с редкими прохожими на улочках.
Было, наверное, около пяти часов вечера. Еще лежа на жестком полу вагона Исмат придумал, что надо бы ему приобрести одежду азиатского дехканина и переодеться, чтобы стать неприметным среди населения. Дехканин он и есть дехканин, он не знает другого языка, кроме узбекского или, скажем, туркменского. Он и ответа ни за что держать не может, и паспорта черта с два с него потребуешь, и арестовать его себе дороже. "Но только бы не взяли бы до переодевания", думал Исмат, спросив у прохожего мужчины, где тут поблизости базар.
- Большой базар далеко, - отвечал мужчина, - а маленький вон там за вокзалом.
Оказалось, что к базару, что за вокзалом, надо идти назад через рельсы, но теперь этот путь проходил по дощатому настилу. По нему и пошагал Исмат.
Базар, действительно, был небольшой. Здесь стояли маленькие кучки зеленошкурых дынь, в одном месте продавали мелкие арбузы, на прилавках стояли корзины с виноградом. Того обилия, которым отличались в осеннюю пору родные Исмату кокандские и ферганские базары, здесь не было, хотя, возможно, из-за того, что базар был сам по себе невелик. Но тут находились, к счастью, небольшие лавки, в которых продавцы предлагали серые холщовые и белые полотняные национальные дехканские штаны и рубахи. Исмат купил немаркую пару штанов и такую же рубаху, купил башмаки на низких каблуках и небольшую перекидную суму-хурджин. Он зашел в проулок за каким-то складским бараком и переоделся, затолкав свою одежду в хурджин и туда же переместив все то, что было в его неудобной двуручной сумке из кожзаменителя. Потом он обмотал вокруг тюбетейки сложенный в полоску поясной платок и вышел на люди как дехканин, покинувший свой родной колхоз в поисках побочного заработка. Правда, он оброс волосами, да и борода была нехарактерная по форме. Чтобы сразу покончить с маскарадом, Исмат зашел в находящийся тут же закуток брадобрея и побрил голову наголо, а на лице оставил только усы. Даже Айше не смогла бы его теперь узнать!
Повеселевший Исмат зашел в чайхану, где съел миску-касу рисового супа и выпил большой чайник своего любимого зеленого чая. Теперь надо было выбираться на юг, в Туркмению - и спешно!
Ссутулившись и расставляя ноги в сторону, Исмат пошел на товарную станцию в поисках подходящего поезда. Избранный им в Ташкенте способ оказался удачным, и сейчас он решил таким же образом спросить у железнодорожника, как доехать до Ашхабада на попутном товарняке. Пока он шел, сгорбившись, между путями, не один работник станции провожал его подозрительным взглядом, который жег Исмату спину, и он едва сдерживал себя, чтобы не побежать. Но в то же время он догадывался, что основывается это подозрение бдительных железнодорожников на понимании того, что этот колхозник бродит тут в попытке проехать на шаромыжку в товарном вагоне, и никак не связано с его переходом на нелегальное положение. Исмат надеялся встретить человека, который отнесется к нему сочувственно и сможет помочь. Наконец он увидел пожилого узбека, торопливо идущего по насыпи навстречу ему.
