Дейер. Может быть, Шевырев?
Саша. Может быть, но точно сказать не могу.
Дейер. Вы бывали на квартире у Канчера?
Саша. Бывал.
Дейер. Часто?
Саша. Раза два-три...
Дейер. Что же привело вас к нему в первый раз?
Саша. Необходимость поездки Канчера в Вильну.
Дейер. Вы сами сказали Канчеру, что ему нужно ехать в Вильну?
Саша. Нет, ему сказал об этом Шевырев.
Дейер. Вы снабдили Канчера какими-либо письмами?
Саша. Нет.
Дейер. Деньгами?
Саша. Нет.
Дейер. Зачем же тогда приходили?
Саша. Чтобы удостовериться, уехал он уже или еще нет.
Дейер. Кто же вам сообщил, что Канчер уже уехал?
Саша. Горкун.
Дейер. Волохова в это время тут не было?
Саша. Не было.
Сенатор Лего, проведший первую часть допроса подсудимого Ульянова в грустных раздумьях о своем больном желудке, после обеда немного вздремнул с открытыми глазами (сенатор умел это делать совершенно незаметно для окружающих). Сон утолил боль. Ко второй части допроса Ульянова Лего уже стал прислушиваться. Подсудимый нравился ему: чистый, пылкий юноша из хорошей семьи, открытое, умное лицо, ответы дает быстро, четко, уверенно. Лего решил поучаствовать в допросе Ульянова. Он придвинул к себе дело, перелистал несколько страниц.
- Господин председатель, у меня есть вопрос к подсудимому, - неожиданно тонким, почти женским голосом обратился он к Дейеру.
- Пожалуйста, господин сенатор, - наклонил в его сторону голову первоприсутствующий и злорадно покосился на Окулова: конкуренции со стороны полоумного Лего можно было совершенно не опасаться - все знали, что сенатор Лего давно уже выжил из ума, и в процессы Особого Присутствия его назначали каждый раз как бы только для того, чтобы все пять сенаторских кресел (число, определенное для Особого Присутствия самим государем) были заняты полностью.
- Ну-ка, ну-ка, подсудимый, - весело запищал Лего, - ответьте-ка нам на такой вопросик: а зачем это понадобилось подсудимому Канчеру ездить в Вильну?
Сдерживая улыбку, Саша вопросительно взглянул на Дейера: отвечать или нет? Ведь причина поездки Канчера в Вильну выяснена следствием до мельчайших подробностей.
- Отвечайте, подсудимый, - голос Дейера напыщенно важен, первоприсутствующему все равно, о чем спрашивает Лего, лишь бы нейтрализовать на время дотошного Окулова, который знает дело, кажется, не хуже его самого, первоприсутствующего.
Саша. Канчер ездил в Вильну за азотной кислотой.
Лего. За азотной кислотой? Вот еще вздор какой! Зачем же ездить за азотной кислотой в Вильну, когда ее и в Петербурге полным-полно!
Саша. Покупка большого количества азотной кислоты в Петербурге могла привлечь к себе внимание.
Лего. А в Вильне вы не привлекли к себе внимания?
Саша. В Вильне кислоту нам передал знакомый человек.
Лего. То есть он передал ее Канчеру?
Саша. Да, Канчеру.
Лего. А как же она попала к вам?
Саша. Я встретил Канчера на вокзале и взял у него ее.
Лего. В самом деле?
В зале откровенно похохатывали. Не столько над бессмысленностью вопросов Лего, сколько над его петушиным голосом. Дейер понял, что, дав возможность Лего так долго самостоятельно разговаривать с подсудимым, он превысил ту норму времени, которая была необходима для юмористической паузы и самого суда, и зрительного зала. Пора было выводить Лего из разговора.
- Скажите, Ульянов, - бесцеремонно перебил Дейер Лего, - когда вы познакомились с Новорусским?
- В ноябре или декабре прошлого года. Точно не припоминаю.
- При каких обстоятельствах?
- На одном из студенческих вечеров.
- Именно на этом вечере Новорусский и предложил вам давать уроки брату жены?
- Нет, об этом разговор был позже.
- Какой повод был Новорусскому предложить вам давать уроки сыну Ананьиной именно на даче в Парголове?
- Он, по-видимому, искал репетитора и слышал, что я тоже ищу такого рода уроки.
- После вашего отъезда из Парголова на дачу Ананьиной была привезена еще одна партия азотной кислоты. Новорусский знал человека, привезшего эту новую партию кислоты?
- Нет, не знал.
- В чем была привезена новая кислота?
- В бутыли.
- Больших размеров?
- Фунтов на десять, на двенадцать.
- Вы предупредили Новорусского или Ананьину, что привезут эту бутыль?
Саша взглянул на маму. Мария Александровна смотрела в ту сторону, где сидели защитники. Один печальный вопрос был в ее взгляде: неужели ничего нельзя сделать, чтобы хоть как-то ослабить или смягчить злую последовательность, жестокую логику этих безжалостных вопросов, которые с механической неутомимостью задавали ее сыну сановные бессердечные люди, сидевшие за председательским столом?
Дейер. Значит, вы отказываетесь отвечать на этот вопрос? Ну что ж, дело ваше...
Саша. Я ответил, вы просто не расслышали.
Дейер. Мария Ананьина знала ваш адрес в Петербурге?
Саша. Знал Новорусский.
Дейер. И что же, ни Новорусский, ни Ананьина не сделали попытки вернуть вам азотную кислоту, оставшуюся на даче?
Саша. Я не просил их об этом.
Дейер. Но ведь они знали, что вы больше не вернетесь в Парголово?.. Подумайте, Ульянов. От вашего ответа зависит очень многое для судьбы Ананьиной и Новорусского.
Сказав это, Дейер невольно поморщился. Такие предупреждения суд, безусловно, не должен делать допрашиваемому. Это ошибка.
Первоприсутствующий скосился налево. Окулов сидел, наклонив голову. Седой бобрик его коротких волос вместе с ушами несколько раз двинулся вперед и назад.
«Окулов, несомненно, отметил мою промашку, - подумал Дейер, - нужно немедленно нейтрализовать его. Если он сейчас полезет задавать вопросы - черт с ним, пускай задает!»
Саша. Я не говорил Новорусскому, что больше не вернусь в Парголово.
Дейер. Разве вы не видели его после отъезда с дачи?
Саша. Нет, не видел.
Дейер. А с Ананьиной вы при отъезде, естественно, говорили о чем-нибудь?
Саша. Да, говорили.
Дейер. Следовательно, через Ананьину мог знать Новорусский, что вы больше не вернетесь?
Саша. В последнем разговоре с Ананьиной я не сказал ничего определенного по поводу своего возвращения.
Дейер устало откинулся на спинку кресла. Черт возьми! Изворотливость этого Ульянова сделала бы честь любому адвокату.
Он вспомнил про Окулова и с неожиданной для самого себя живостью повернулся к нему.
- Господин сенатор, - голос первоприсутствующего был необычайно приветлив, - у вас, кажется, был какой-то вопрос к подсудимому?
Окулов удивленно взглянул на председателя суда. В чем дело? Что там еще задумала эта старая лиса Дейер? Отчего бы ему быть столь любезным?
«А может быть, он и не заметил моей промашки? - засомневался первоприсутствующий. - Может быть, я напрасно беспокоюсь?»
Окулов. Да, у меня есть вопрос... Скажите, Ульянов, какого числа и где состоялось ваше окончательное соглашение относительно того, каким образом совершить покушение на жизнь государя?
Саша. Это произошло двадцать пятого февраля на квартире у Канчера.
Окулов. Этот день был намечен вами предварительно? Если да, то с кем обсуждали вы время и место вашего собрания?
Саша. Предварительно я ни с кем и ничего не обсуждал. Все вышло скорее случайно, чем намеренно.
Окулов. В чем конкретно выразилась эта случайность?
Саша. Лично я пришел к Канчеру для того, чтобы увидеть Осипанова и прочитать ему террористическую часть нашей программы, которая была составлена незадолго до этого.
Окулов. Вы слышали разговоры участников боевой группы о том, каким порядком они будут держаться во время покушения?
Саша. Да, слышал.
Окулов. Вы все были в одной комнате?
Саша. Сначала в одной, а потом мы с Осипановым перешли в соседнюю.
- Господин председатель суда, разрешите теперь мне задать вопрос подсудимому Ульянову?
По залу прокатился шорох. Все повернули головы влево. Обер-прокурор Неклюдов, вопросительно наклонив голову, картинно стоял около своего стола, опершись руками о бумаги.
- Прошу вас, господин обер-прокурор, - проскрипел Дейер, из голоса которого уже исчезла былая приветливость и любезность. (По второстепенному характеру вопросов, которые задавал Окулов, первоприсутствующий понял, что никакой промашки тот за ним не приметил, и поэтому церемониться с Окуловым дальше было уже незачем.)
- Ульянов, - обер-прокурор выпрямился, скрестил руки на груди, - приехав в Парголово, вы привезли с собой, кроме вашей лаборатории, какие-нибудь вещи для перемены одежды?
«Опять Парголово, - подумал Саша. - Этот белоглазый Неклюдов тоже хочет сделать и Ананьину и Новорусского активными участниками дела. А вместе с этим увеличить и мою личную виновность».
Саша. Вещей было немного. Рубашка и полотенце.
