Тем не менее, проблема оставалась и никто не знал, как к ней подступиться. Самое удивительное, что Шеель, узнав, кем приходится Анатолию полковник Закруткин, сразу смекнул, чем грозит ему путешествие с опытным нелегалом и решительно отказался от данного ранее обещания помочь органам. Уперся как баран — в компании с товарищем Вилли в Швейцарию не поеду, лучше сразу в лагерь. Для меня долгое время оставалось загадкой, кто не побоялся открыть Шеелю служебную тайну.
Накурившись, Трущев вновь сунул таблетку под язык. Долго сидел посасывал. История подсела ближе, вся обратилась в слух.
— Избавиться от Шееля, такого опасного свидетеля, да еще оставить своего Толеньку при деньгах, было заветной мечтой Закруткина-старшего. Я отчетливо выудил это желание из его головы. Подтверждение получил позже, когда Закруткин в пятьдесят третьем накатал на меня донос. Смысл его состоял в том, что сотрудник НКВД Трущев, являясь прихвостнем врага народа Берии, обеспечивал его связь с английской разведкой. Иначе откуда бы в обвинительном заключении Берии появилось этот странный до нелепости пункт.
Разобрались с доносом быстро — следователь предложил мне дать показания на Лаврентия «в том, что он является английским шпионом», и «эту писульку», — он показал мне донос, — «я порву на твоих глазах».
Я отказался и на десять лет отправился во Владимирку.
А ты говоришь, репрессии.
* * *
Рассудил всех Петробыч, пребывавший в марте сорок второго в восхитительном ожидании окончательного разгрома ненавистного врага. Вопреки всему, что утверждают современные писаки, очень многие в его окружении, в том числе и из военной верхушки, уверяли, что после Московского сражения аналогия с отступлением Наполеона напрашивается сама собой. Власов, например, во время разговора со Сталиным заявил: «Я считаю, немец выдохся. Его можно и нужно добить», — на что Петробыч одобрительно заметил: «Хорошо, что вы разделяете мое мнение. Если сидеть и ждать, когда немцы начнут наступать, можно дождаться беды. Отправляйтесь на Волховский фронт. Там намечаются большие дела».
О наших вояках можно рассказать много занятного, особенно что касается заговора тридцать седьмого года, которого якобы не было, начала войны, которое они, во главе с Жуковым и Тимошенко, просрали, и устранения Берии, но это другая тема, а пока вернемся к посещению Кремля, куда меня и Меркулова Лаврентий прихватил с собой. По пути он сообщил, что «ест мнение вместо Закруткина послат тебя. Обдумай это предложение».
Очередь до меня дошла нескоро — у меня было время «обдумат», то есть взять на себя инициативу этого назначения. Как любила выражаться Таня, «внутри все трепетало». Опять я за всех ответчик! Меня дальше Перми, Одессы и оккупированной Калуги еще не посылали, а тут Швейцария! Но попробуй возрази. В управлении на тот период была острая нехватка кадров.
Наконец мутный, бесконечно усталый взгляд Поскребышева внезапно сфокусировался на мне и оборвал бесплодные надежды, что хотя бы на этот раз исполнение долга обойдет меня стороной.
Петробыч поздоровался со мной за руку.
— Здравствуйте, товарищ Трющев.
Отвечать «здравие желаю, товарищ Сталин», держась за руку вождя показалось мне неуместным лицемерием и я, обнаглев по полной, ответил.
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионыч.
Шестым чувством почувствовал, как мысленно взвился Берия и как на мгновение оторопел Меркулов. Их реакция доставила немало радости Петробычу — он был телепат почище Вольфа Григорьевича.
— Мне доложили, что барончик ставит условия нашим доблестным чекистам. Как вы считаете, товарищ Трющев, что он задумал? Готов ли он сотрудничат с советской властью или мы имеем дело с двурушником?
У меня не было выбора, как только сказать правду.
— Полагаю, что Шеель искренне готов сотрудничать.
— Тогда зачем условия?
— Он хочет жить, товарищ Сталин.
Петробыч задумался — желание жить, по-видимому, вызывало у него много вопросов, однако он нашел в себе силы отнестись к такой вызывающе-оппортунистической позиции с пониманием.
— Вы хотите сказать, что прорабатывался и такой вариант?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Кто предложил эту идею?
Я обреченно подумал, что обязан отыграть свою роль до конца.
— Представитель Разведупра, полковник Закруткин.
— Что ж, Закруткина можно понять, но ведь вопрос не в Закруткине, не так ли, товарищ Трющев?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Тогда объясните, в чем же?
— В самом условии, товарищ Сталин.
— Чего же хочет барончик? На каких гарантиях в его положении можно настаивать?
Петробыча искренне заинтересовала ситуация, при которой матерый враг, сын матерого врага, классово чуждый элемент, будучи прижатым к стенке ставит условия чекистам, а те утверждают, что он имеет на это право, так как хочет жить. Это был какой-то неуместный и политически дурно пахнущий либерализм, который к тому же оправдывался практическими соображениями. Неужели буржуазная зараза успела так глубоко проникнуть в самое сердце органов? В таком случае только чисткой и усилением воспитательной работы не обойдешься, однако Петробыч отличался тем, что никогда не спешил принимать окончательное решение. Обычно он старался прояснить вопрос до конца, потом задумывался на две-три минуты. Иногда этого хватало, иногда не хватало.
— Шеель отказывается от переброски в Швейцарию под руководством Закруткина.
— Кого же он выбрал в попутчики?
— Меня, товарищ Сталин. Он почему-то считает, что надежной гарантией являюсь я.
В разговор вмешался Берия.
— Руководство поддерживает эту инициативу.
Сталин не обратил внимания на это уточнение. Он взглянул на меня.
— Он надеется, что у вас дрогнет рука?
— Нет, товарищ Сталин. Рука у меня не дрогнет. Но я считаю, что от живого Шееля пользы будет куда больше, чем от мертвого.
— Это ответственная позиция, товарищ Трющев. С ней можно было бы согласиться, если бы у вас был такой же опыт нелегальной работы за границей, какой есть у Закруткина.
— Я тоже так считаю, товарищ Сталин.
— С другой стороны, нет таких крепостей, которые не могли бы взять коммунисты. Даже если она называется Швейцария. Вы согласны, товарищ Меркулов?
Всеволод Николаевич вздрогнул.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Легковесно отвечаете, товарищ Меркулов.
Петробыч любил дразнить Меркулова, возможно, потому, что его привлекало дворянское происхождение чекиста номер 2, а ведь Всеволод Николаевич был безобидным, в сущности, человеком, прекрасным оперативником, выдумщиком и фантазером, болезненно не любившим подписывать смертные приговоры.
— Вам известно, товарищ Меркулов, что партия не любит, когда товарищи легковесно относятся к выполнению ответственных заданий.
— Так точно, товарищ Сталин.
— Тогда поясните, на чем строится ваша уверенность, что товарищ Трющев сумеет выполнить задание?
— Он владеет немецким и в какой-то степени французским, что соответствует легенде. Документы изготовлены на высоком уровне. Переправа надежно отлажена, хотя мы пользуемся ею только в исключительных случаях. Кроме того, у Шееля есть доверие к Трущеву.
— Хорошо, но Шеель вправе задать вопрос — как же он и Трущев будут выбираться из Швейцарии? Неужели вы планируете перевести Трущева на нелегальное положение? Чепуха какая-то.
— Так точно, товарищ Сталин.
Берия, мгновенно почувствовавший, что настроение вождя изменилось к худшему, перехватил инициативу.
— Обратный маршрут предполагается осуществить через Англию.
— То есть как через Англию? — удивился Петробыч.
— Их вывезут на английском самолете. Этот способ уже проверен.
— Вы хотите сказать, что наши люди попадут в руки английской разведки?
У меня внутри все затрепетало. Теперь и мне стал понятен смысл интриги, срежисированной Меркуловым и Берией. Руководству наркомата позарез была нужна санкция верховной власти на такое неординарное мероприятие как контакт с английскими спецслужбами, да еще на их территории.
Задача усложнялась еще более.
— Мы уверены, что иного способа нет — отчеканил Лаврентий Павлович. — Трющев и Шеель получат дополнительные инструкции, как вести себя с англичанами. К тому же мы уже подготовили их вылет на родину.
— Каким образом?
— С помощью дальнего бомбардировщика ПЕ-8. На нем в Великобританию перебросят наших людей, которым поручено принять английские самолеты «Албимайл». Наши летчики утверждают, что это очень плохой самолет, однако пусть проверят на месте. К тому же это отличный повод отладить воздушный мост через оккупированную Европу.
— Вы имеете в виду подготовку к полету в Америку?[37]
