2
Берег состоял из острых, пестрых скал. Они, казалось, были искромсаны сабельными ударами. Приливы еще не укрыли их ковром водорослей, прибой не обкатал в гальку отбитые от них камни, не прогрыз в их теле полости, не создал в них свои архитектурные формы. Но на прямоугольные лбы прибрежных скал уже ниспадали пряди травы.
Ош повел корабль вдоль незнакомого берега в поисках подходящего для пристани места. Он знал, что малейший удар о подводный камень, простое соприкосновение киля с отмелью будет стоить жизни этой израненной скорлупке.
Он чувствовал, как дышит под его ногами его героический корабль, который он сам выбрал, обустроил, провел сквозь такой ураган, какого еще никогда не поднимал древний Океан. Ош физически ощущал трепет его живых тканей, игру его мышц, его жгучее желание удержаться на плаву!
Его натренированный слух улавливал самый тихий треск, распознавал его причину, значение, серьезность предполагаемой поломки. Он и сам во время этого памятного плавания превратился в корабль, обретя вновь свое чувство моря, былую ловкость, дерзость, обуздываемую осмотрительностью, — то самое качество, которое создавало ему репутацию отличного капитана, пока его не захватили в плен атланты. Даже во время своей молодости и славы он не мечтал о подобном подвиге: ему и в самом удивительном сне не могла присниться победа над такими трудностями!
Но в его простодушном сердце жила уверенность, что удачу принес не его опыт мореплавателя, а присутствие Гальдара. Он смиренно убеждал себя, что если бы Гальдар погиб в море, то утонул бы и корабль. Он верил в это всей душой. Несмотря ни на что, он считал Гальдара не лишенным титула наследником Верхних Земель, не наделенным необузданной смелостью гребцом, тем более не рабом, сбросившим ярмо неволи, но неспособным освободиться от чар Доры; он был о нем иного мнения. Иного! Для него он был необходимым звеном цепи, которая не должна была разорваться, потому что так решили боги. Он считал, что даже самый ничтожный человек несет в себе частицу божественного огня. В Гальдаре же, по его мнению, эта искра полыхала особенно ярко. Он мог притворяться простым смертным, придавать своему телу большее значение, чем своей душе, поддаваться обычным искушениям, но пасть он не мог. В любой ситуации он продолжал быть тем, чем он был по велению богов. Ни продажность придворных, ни наслаждения, которые дарила ему Дора, ни этот период беспамятства, когда он, казалось, был подвластен только чувствам, не смогли заставить его опуститься, и сердце его было чуждо разврата. Кроме того, небесный владыка сделал его сильным, ниспослав на него такие испытания. Всем этим и объяснялась твердая уверенность Оша в удачном исходе их путешествия.
Кроны деревьев бросали круглые тени на травы. Из-за скал появились чайки. Они окружили корабль, крича и хлопая крыльями. Они оценили его, обмерили со всех сторон и, наконец, удовлетворив свое любопытство, всей стаей опустились на него. Присутствие людей нисколько не пугало их, некоторые из них даже садились путешественникам на плечи. Всё: носовая скульптура, крыша каюты, корма, сундуки, якорная цепь, мачта, рея — было покрыто белой шевелящейся массой, среди которой мелькали черные капюшоны. Корабль превратился в белое соцветие. Таким, празднично украшенным, его и увидело выбравшееся из-за туч солнце…
Так он плыл до бухты, указанной ему богами; эта бухта образовалась из недавно затопленной, тихой, извилистой долины. Те, кто заметил корабль с высоты горных пастбищ, решили, что плывет он из дальних северных стран и потому покрыт льдом. На всякий случай они протрубили в бычьи рога сигнал тревоги. Мужчины и женщины из прибрежной деревни собрались вокруг бородатого человека. Но Гальдар и его товарищи смотрели не на них, а на густые ветви деревьев, сливающиеся в темную плотную массу, из которой, прорезая небо, торчали во все стороны верхние побеги.
— Какое сейчас время года? — недоумевали путешественники. — Сколько недель мы плавали?
— Когда мы покинули Посейдонис, было самое начало осени.
— А здесь зима.
— На деревьях ни листика!
— А ведь птица несла в клюве зеленый листок.
— Это был листок самшита.
— Или он был из небесных садов! Там ведь не бывает ни зимы, ни осени!
— Я не вижу здесь ни одного апельсинового дерева.
— И кедров нет.
— Ни единого драконова дерева[6]. Как же они бальзамируют своих мертвецов?
— А кто забальзамирует наших? Океан уничтожил их дважды; они уже никогда не оживут.
— Хорошо, что у них есть лошади и коровы, — сказал повар. — В мясе нехватки у нас не будет.
— Я еще вижу стадо розовых свиней. Уж не надеялся вновь увидеть что-нибудь подобное…
— А в этом лесу должно водиться много дичи, ловушек наставим. Я всегда любил охоту.
Лишь потом они обратили внимание на бревенчатые фасады, на соломенные крыши, из-под которых курился желтоватый дымок. Население деревни сгрудилось вокруг бородатого вождя и воинов. Наступила многозначительная тишина. Был слышен лишь плеск воды о борта. Открывшаяся их взорам картина внушала одновременно и опасения, и радость. Жители деревни совсем не походили на атлантов; они были всего лишь варварами. Какой-то прием они им окажут?
— Спустить паруса! — скомандовал Ош.
Он подумал: «Это не мореплаватели, это обитатели суши; у них и пристани-то приличной нет».
— Застегни доспехи, — посоветовала Дора, — я помогу тебе. И пусть телохранители не забудут взять оружие и окружат нас. Нужно сразу показать им свою силу!
— Но ведь у нас мирные намерения!
— Ты хочешь вновь стать рабом и чтобы я стала рабыней?
Он понял, что королевский нрав вернулся к ней, что она выздоровела. И, надевая кольчугу из порыжевшего металла, он любовался этим хрупким существом, которое через все испытания пронесло такую волю к власти.
— Надень шлем, — сказала она. — Он принадлежал моему отцу. Это все, что мне от него осталось. Я дарю его тебе… Ах, Гальдар! Так ты мне гораздо больше нравишься. Ты стал самим собой. Будь уверенней, пожалуйста.
— Я никогда не отчаивался, кроме одного дня.
— Перед нами открывается новая жизнь, она будет лучше прежней, ведь ничто не будет разделять нас.
Он спрашивал сам себя, говорит ли она искренно или только притворяется; действительно ли из этой очаровательной, непостижимой головки уже выветрились все воспоминания о катастрофе; сможет ли она на самом деле приспособиться к этой «новой жизни», о которой она мечтала, к жизни, сулящей, скорее всего, бедность и прозаические, унизительные для нее домашние хлопоты?
Варвары без тени удивления наблюдали за тем, как высадился на берег чужеземец в золотом шлеме и черных доспехах, украшенных на груди изображением солнца с человеческим лицом и двух морских коньков по бокам; за сопровождавшей его женщиной в голубой тунике, расшитой трезубцами, за людьми с забралами из перьев. Ош и три матроса остались на корабле. Вождь сделал шаг по направлению к ним. Его рогатый шлем был отделан мехом, скрывающим лицо. Резким голосом он произнес:
— Добро пожаловать. Кто вы? Откуда вы плывете?
Он говорил на смеси языка атлантов и еще какого-то диалекта.
— Вы плывете из утонувшего города? — снова спросил он.
— Да, после нескольких недель шторма.
— На этом большом судне? Оно смогло пересечь разгневанный Океан?
— Да, господин.
— Почему ты называешь его господином? — прошептала Дора, но Гальдар не ответил ей.
— А большой город действительно затонул?
— Боюсь, что да.
Дора ущипнула его за руку.
— А это кто такая?
— Наследная принцесса Атлантиды, — выпрямившись, ответила она.
— Наследная?
— Если хочешь, царица Атлантиды.
— А что, атланты повиновались женщине?
— А перед этим — моему отцу, императору, — сказала Дора.
— Ноду?
— Да.
— Говорят, что он погиб в одном из южных морей, куда повел свой флот.
— Кто говорит это?
— Путешественники, бывающие в наших местах, купцы и другие, знающие это с чужих слов. Все это было до шторма. Входите же в мой дом. Вы мои гости.
Деревня состояла из сотни круглых хижин с коническими крышами.
— Нам очень повезло, — объяснял вождь. — На этом холме мы находим множество деревьев, когда-то обугленных огнем из земных глубин. Поэтому холод нам не страшен.
Его жилище почти не отличалось от других, разве что оно было чуть просторнее, а вход в него украшен плитами, отделанными грубой резьбой. К дверному косяку были прибиты три черепа.
— Те, кого я победил в бою один на один. Достойные люди. Я еще расскажу тебе о них, времени у нас много.
Внутри было темно, как в пещере, хотя горели смоляные свечи и горел очаг, освещавший помещение неверными бликами. Пол был вымощен плоскими камнями. Из мебели были только сундуки, стол, окруженный деревянными чурбаками, и нечто вроде трона с украшенной ракушками спинкой: бородатый властелин уселся на него с важностью, которая при других обстоятельствах показалась бы комичной.
