Тогда Кэндзи обиделся – англичанин вёл себя так, как будто бы он был в купе один, а потом решил, что «и ладно», в конце концов, они только временные попутчики.
Майкл, убедившись, что фляга пуста, не вставая с места, высунулся из купе и проорал проводнику про стакан чаю с лимоном, потом встал, закрыл дверь и попытался перед зеркалом привести в порядок причёску. Это оказалось непростым делом – набриолиненные с вечера волосы не хотели укладываться и торчали. Кэндзи украдкой поглядывал на напрасные попытки и про себя смеялся. Глядя на растрёпанного Майкла, он вдруг снова подумал, что где-то или когда-то уже видел его, однако эта мысль не имела продолжения, её перебила очередная неудачная попытка Майкла: за ночь узел его необычного чёрно-зелёно-белого галстука затянулся крепко, он, кряхтя, пытался его развязать, но тот не поддавался неуверенным, подрагивавшим пальцам. В конце концов он расстегнул воротник рубашки и этим сделал свой вид независимым. Потом он попытался отгладить стрелки брюк и слюнявил пальцы, потом ударял ладонями по мятым полам пиджака, однако все попытки кончались ничем, потому что было очевидно, что его костюм требовал основательной глажки. Потом он обжёгся очень горячим чаем, а в конце получил заряд паровозной копоти в лицо.
Кэндзи добрался до кассового окошка, просунул деньги, назвал станцию и вспомнил.
Он вспомнил, что растрёпанный англичанин был похож на Сорокина.
Он не видел, как кассирша положила билет, и не слышал, как она звякнула в тарелочку сдачу, и, не помня себя, отошёл от кассы.
Мысль о том, что это мог быть не Майкл Боули и не Михаил Боков, а именно Михаил Капитонович Сорокин, всё расставила на свои места. Если это Сорокин, то становилось понятно, что он действительно мог записать номер машины, в которой уехали люди Асакусы. Кэндзи знал, что Сорокина передали на связь Константину Номуре, и понимал, что это такое. Ещё когда он только-только приехал в Харбин на стажировку, то с удивлением узнал, что в Харбине работает около десяти японских разведок. Кроме его миссии, которая была головным органом, была ещё разведка жандармерии, разведка полиции и ещё были разведки, была даже разведка таможенной службы. И все работали вместе друг с другом и против друг друга. В миссии об этом прямо не говорили, но в разговорах коллег всегда присутствовала осторожность, чтобы о чём-то, что делает миссия, не узнала, например, жандармерия, и при этом Костя Номура упоминался как оборотень, до которого одну информацию надо довести, а другую скрыть. Кэндзи стал прислушиваться к этим разговорам и невольно анализировать; несколько раз случайно, а может быть, и не случайно проговаривался даже Асакуса, который, что для него было странно, даже выражал эмоции, особенно после совещаний с Номурой. Иногда Кэндзи обнаруживал резолюции на документах, из которых следовало, что круг распространения содержавшейся в них информации специфически ограничен…
Кэндзи вспомнил последний разговор с Асакусой о том, что его задание по сопровождению этих двоих русских очень секретное и ему, сидевшему в соседнем купе, даже нельзя было вступать с ними в контакт. А тут – Сорокин.
Кэндзи вспомнил, что на Сорокина, которого он видел на фотографии в личном деле, был похож англичанин сегодняшний, утренний, растрёпанный. Получалось, что в личное дело сфотографировали Сорокина похмельного, что ли?..
Позванный кассиршей, он наклонился, заглянул в окошечко и под недовольный шорох очереди забрал билет и сдачу.
…Но как могло случиться, что Сорокин, если это он, конечно, оказался с ним в одном купе? Это было удивительно.
Кэндзи посмотрел на новый билет, его поезд отходил через три часа, положил его в карман и пошёл на привокзальную площадь. Там он сел в такси и поехал в дайренское отделение миссии.
Дежурный быстро соединил его с Харбином.
– Господин полковник, это говорит лейтенант Коити Кэндзи!
– Что-то случилось, Коити-сан? – спросил удивлённый Асакуса.
– Господин полковник, я могу переговорить с вами из кабинета начальника дайренского отделения?
– Да, поднимайтесь к нему! – ответил Асакуса. – И дайте трубку дежурному.
Через две минуты Кэндзи поздоровался с майором Иноуэ, тот не стал его ни о чём спрашивать, только передал трубку.
– Господин полковник, со мной в купе ехал Сорокин, тот самый, и я видел, как он записывал номер автомобиля, в котором уехали наши… – Кэндзи на секунду замялся, – гости.
– Вы уверены?
– В чём, господин полковник?
– В том, что это был Сорокин, вы, насколько я помню, с ним так и не успели познакомиться!
– Это правда, господин полковник, но я помню его по фотографии в его личном деле, хотя… я узнал его не сразу…
– А он вас?
– Уверен, что нет. Я уверен, что он поверил моей легенде, а кроме того, он успел напиться…
– Тогда все ясно! Во что он одет?
Кэндзи описал внешний вид Сорокина и получил от Асакусы указание забыть обо всем случившемся и следовать дальше к цели своей командировки.
«Какое сегодня интересное воскресенье!» – подумал Коити и услышал предложение майора Иноуэ не торопиться на вокзал и немного задержаться для разговора.
– Сейчас, – сказал майор, – я только закончу разговаривать с полковником!
После доклада Асакусе Коити передал трубку начальнику дайренского отделения и подошёл к окну.
Прохлада с моря уже уступала место дневной жаре, утренняя суета центра приморского торгового и курортного города успокаивалась, пешеходы жались под ограды, стены домов и акации, где ещё можно было проскочить в тени; становилось меньше машин, бодрые рикши с бега перешли на шаг.
После неожиданных волнений и суеты сегодняшнего утра Коити почувствовал слабость во всём теле и желание сесть в глубокое, осанистое европейское кресло, которое единственное стояло в кабинете, но это было кресло начальника дайренского отделения майора Иноуэ.
– Господин лейтенант! – услышал он и обернулся. – Вы имеете предписание прибыть в расположение штаба 19-й дивизии армии Кореи генерал-лейтенанта Суэтаки Камэдзо? Подойдите, пожалуйста, сюда! – Майор подозвал его к планшету, закрытому шторкой, и отдернул её: – У вас не так много времени, вот посмотрите!
Коити посмотрел на карту.
– Дайрен! – Начальник отделения показал незаточенным концом карандаша. – Сегодня воскресенье… Вы можете поездом добраться до Саньсина, потом до Гирина, – он водил карандашом по карте, – потом до станции Суйфэнхэ… Вы уже купили билет?
Коити кивнул.
– А дальше на машинах. Но как там с транспортом и какие дороги, я не знаю. К тому же, насколько мне известно, два последних дня там были дожди, поэтому предлагаю вам другой путь! Как вы переносите морские путешествия?
При этих словах Кэндзи вспомнил, как его укачало, когда он плыл в Маньчжурию из Японии, и хотел поморщиться.
– Вижу, не очень! – Майор снисходительно улыбнулся. – Но прогноз сейчас хороший, море почти штилевое, через полчаса – машину до порта я вам дам – уходит наш катер вот сюда. – Он показал карандашом на корейский порт Цинампо, который находился на противоположном берегу залива, напротив Дайрена. – До него по воде около ста шестидесяти миль, там сядете на железную дорогу и с пересадкой, в Гэнзане, вот здесь, доберетесь до расположения штаба 75-го пехотного полка. Всё главное сейчас происходит там, и в штаб дивизии вам уже не надо. В Хойрене – перевалка на автомобильный транспорт, и ещё несколько десятков километров до расположения. – Майор снова показал карандашом. – За сутки доберетесь! Вас это устроит?
Коити, когда услышал про «всё главное», встрепенулся, потом подумал, что, скорее всего, речь идёт о каких-нибудь больших учениях, успокоился и посмотрел на карту и на часы – было почти одиннадцать, то есть к середине завтрашнего дня можно было рассчитывать прибыть на место.
– Могу дать совет, господин лейтенант!
– Буду благодарен, господин майор!
– Любую качку вы лучше перенесёте, если не будете спускаться в трюм.
* * *
Морское путешествие заняло времени больше, чем предполагалось, и в порт Цинампо катер прибыл только к трём часам ночи. Поезд из Цинампо до Гэнзана – станции пересадки – отходил в восемь утра, и до самого отхода Кэндзи безуспешно пытался выспаться в кабинете коменданта вокзала.
На железнодорожном вокзале, ещё ощущая под ногами зыбь взволновавшегося к концу путешествия моря, он даже не обратил внимания, что ему продали билет не в спальный вагон, а в обычное купе, но, когда зашел, обрадовался, потому что в купе были три маленькие девочки и их средних лет мама. Это было лучше, чем оказаться нос к носу с каким-нибудь разговорчивым или, разразите их духи, выпивающим попутчиком.
