Данилыч схватил лежащий на тумбочке детектив в бумажной обложке, встал на постели и с размаху прихлопнул желтого мотылька с волосатым брюшком; на потолке расплылось безобразное пятно. Он потер пятно пальцами, получилось хуже. Вскользь подумал, куда это укостыляла жена по самой по жаре, и тут страх врезал уже серьезно, по почкам. Спуститься с кровати не получилось, страх не пустил. Данилыч, задыхаясь, нашарил на тумбочке стакан, помочился в него, часть пролилась на тощий коврик. Только через пару часов, когда пятно на коврике высохло, посветлело, нашел в себе силы встать, выплеснуть мутную жидкость за окно и рухнул на неубранную постель – обратно. Алла появилась, когда начало темнеть, он не спросил, она не объяснила, где была.
Со следующего дня Данилыч практически перестал выходить из домика, отключая и включая кондиционер каждый час, мало ел, плохо спал, купался только рано утром, надеясь смыть страх без свидетелей; не получалось. Жена обиделась, но виду не показывала. Кое-как дотянули до конца отпуска.
По возвращении в Петербург, в непривычную жару и подступающие белые ночи, решил не искать новой работы, позвонил ненавистному другу Аркадию Олеговичу, объяснил как есть. Пора уже выяснить отношения, вот тут-то бояться больше нечего и терять – тоже. Объяснил прикидывающемуся непонятливым, что друг, то есть ты, Аркадий, подставил, смылся на тучные вольные хлеба собственного архитектурного бюро, а меня, Данилыча, оставил на съедение. Съедение завершилось. А кто спровоцировал? Кто рекомендовал Данилыча на руководство заведомо провальным проектом, лишь бы самому освободиться?
Аркадий, если он порядочный человек, должен помочь, пристроить в свое бюро консультантом, не конструктором, само собой. Конструктором Данилыч наработался, хватит вкалывать на износ.
Аркадий, конечно, юлил и изворачивался, как все они, но Данилыч знал, что правда за ним. Зарплату себе в бюро выбил – смех, а не деньги, но хоть что-то. За три месяца, за целый квартал, летнее, самое рабочее время для строителей, Аркадий ни разу не вызвал его для консультаций, да и черт с ним, главное – платит. Но самолюбие с Данилычем не согласилось. Стоило самолюбию как-то раз длинным вечером, когда жена была в очередной командировке, устроить полноценную сцену своему хозяину, тут же сработало: наутро позвонил Аркадий Олегович:
– Загляни в бюро, заказчику нужна консультация.
Заказчик оказался хилый, строил загородный дом, весьма скромный – себе лично. Известно: чем меньше затраты, тем больше сомнений и недоверия. Заказчик подозревал всех в обмане и завышении расценок. Поговорив с Данилычем минут сорок, предложил заплатить фирме за разовую консультацию и после иметь дело лично с Данилычем, в частном порядке, без отчислений налогов, так сказать. Данилыч затребовал аванс и проект дома для тщательного изучения. Аванс назначил немаленький, чем заслужил уважение заказчика. И его согласие. В конце концов, мы сами определяем себе цену.
Едва проект загородного домика лег на домашний рабочий стол вместе со свеженькой, заведенной ради этого случая банковской картой, осатаневший страх напомнил о черте. Не посчитается ли сделка, прямо скажем, не совсем законная, за желание? Что деньги! Они такие же смешные, как его зарплата от Аркадия Олеговича, ну чуть больше, но не миллионы же. И чуть меньше зарплаты жены. Все-таки интересно, за что ей платят! Оно, разумеется, правильно, что платят, но интересно, все-таки…
Нет, сделка – не желание! Масштаб не тот. Да и не просил он! Ну про гастрит тоже не просил – Данилыч опасливо прижал ладонь к животу, но ощутил лишь мягкую выпуклость под шелком сорочки, никаких болезненных проявлений. О том, что черт его дурит, подумал боком, прямо думать о том было чревато. Если исходить из худшего, то есть считать, что у черта на руках десять пальцев и восемь желаний он вычел, остается два… Тогда это вот желание, совершенно неважное – смешные деньги-то! – отнимает предпоследний шанс.
Данилыч сунул руку в карман – платка не нашел. Нашел, да не тот, а вульгарный клетчатый зеленый, о котором уже говорил жене, чтоб выбросила. В другом кармане – нет. В брюках – нет платка. В корзине с грязным бельем – много же его накопилось, когда жена вернется, надоело! – тоже нет. Мысль о том, что вся история с чертом – лишь дурные сны, не осенила Данилыча спасительным чистым крылом. Только страх – не нашел внушающую ужас рябую тряпицу! Значит, не выяснить, сократился ли платок в размерах! Страх печатал черные литеры в мозгу, на внутренней стороне дрожащих век, в мелком комнатном воздухе – литеры наподобие мушек-дрозофил, размножившихся на забытом в коридоре в овощном ящике прошлогоднем картофеле: не найдешь!
Раздеваясь на ночь, Данилыч обнаружил чертов платок в трусах, приклеенным к левой ягодице по2том душного и сырого петербургского лета или липким страхом. Как он туда попал – непонятно, главное, что отыскался. Размеры вроде бы остались прежними, сразу потрудился проверить, но платок, хоть и влажный от пота, выглядел усохшим, скукожившимся. Изношенная ткань истончается, а этот именно что усох, покоробился по линиям складок. Как расценить этакую трансформацию, Данилыч не знал. Надеялся, что главное все-таки линейные размеры: длина, она же ширина. В сантиметрах, дюймах, хоть в спичечных коробках! Стирать платок не стал, аккуратно сложил по привычным сгибам, переложил в карман брюк.
Осень накатила до срока. Уже в начале сентября лужи стояли на проезжей части, а бульвары раскисли до густоты сметаны. За день машина покрывалась недельной нормой грязи, лишь сверху сияла мокрым глянцем. Оконные стекла в хронических подтеках создавали впечатление нечистоты, неуюта, как бывает во временном пристанище, где лишь пересиживаешь, ожидая, может быть, визы в солнечный ласковый край. Но не в Испанию, точно не в Испанию.
Вернулась жена, но не уют. Алле мало оказалось моря в Испании и прочих «командировочных» морей, мало воды, разливающейся по улицам, хлещущей с низко надвинутых небес, хлюпающей в магазинах и подъездах. Жена записалась в бассейн. Вместе с Данилычем. Он не хотел, не хотел больше никакой воды, а значит, не тратил драгоценное желание на бассейн, но пойти вместе с женой на дармовщинку (платила фирма, за все у них фирма платит, как не разорится, непонятно) согласился. Ничем не рискует, отчего не пойти. Полезно, опять же, хорошо бы животик немного спустить, странное дело, сколько ни переживает, вес не сбрасывает.
Бассейн на Васильевском острове когда-то строили для флотских и причастных, судя по названию. Теперь он принадлежал всем, купившим абонемент. Бассейн был большой, с пятидесятиметровыми дорожками, ехать Данилычу недалеко, почти без пробок, если по Большому проспекту и сворачивать на 20-й линии. Но это бассейн «для всех». Фирма жены взяла в аренду дорожку, а по соседним плавал кто угодно, брызгался, отплевывался. На крайних дорожках набилось по семь-восемь пожилых дебелых теток: дневное время, чего еще ждать. В воде хлорки немеряно. Душ тоже оказался общий. Несолидно.
Арендованная дорожка выходила прямиком к одному из трехуровневых трамплинов на краю бассейна, там, где глубоко. Был еще и «полууровневый» детский. Подъем общий у всех, хочешь, на метр поднимись и прыгай, хочешь – выше забирайся. Никто, однако, не прыгал, видимо, ныряльщики занимались отдельно, во избежание травм в общей чаше бассейна и ради прочей техники безопасности. Но жене, само собой разумеется, приспичило. Поперлась, коза пустомясая, класс решила показать. Кому показывать-то, не девочка, чай. Тренер на другом конце дорожки заметил, засвистел запрещающе. Жена до самого верха не добралась, свернула на лесенку второго уровня. Улыбнулась в застекленный потолок. Прыгнула, подняв руки, неуклюже прогнувшись, медленно, как показалось Данилычу, полетела, развернулась в воздухе и ударилась боком о воду. По воде, тоже медленно, зазмеились розовые разводы, неяркие и не сильно, не страшно. Закричал второй тренер, доселе бесцельно болтавшийся в дорогом спортивном костюме вдоль бортика, ринулся в воду, вздымая брызги. Первый тренер, тот, что свистел, бежал по полу, то ли бегал быстрей, чем плавал, то ли не хотел промокнуть в одежде – Данилыч не понял. Ни в какие ворота, как говорится, техника безопасности у них или что? Почему ее вообще пустили наверх без инструктора? Почему у входа на трамплин никто не дежурит? Ставку сократили, что ли? Данилыч разберется!
Тренер – или инструктор? – вытащил жену «на берег», скользкий, застеленный белой кафельной плиткой пол, другой тренер резво помогал, но в воду так и не сунулся. Набежало довольно-таки много обслуги, толпились вокруг, ахали, уже появился некто в белом халате, хорошо, если врач, а не фельдшер. Часть пожилых теток продолжала упорно плавать по своим населенным дорожкам, но основная масса выползла наружу, увеличивая суету. По мегафону – ну да, громкой связи не имеется – просили освободить чашу, молодой парень в спортивном костюме, как у тренера, вытащившего жену, не раздеваясь, нырнул обследовать дно, стенку под трамплином. Будто вода не прозрачная, будто так не видно. Другой тренер, боявшийся промокнуть, испарился, не иначе, отправился по горячим следам объяснительную записку писать, подстраховаться захотел. И вот только сейчас Данилыч заметил, что жена вроде бы не дышит. А ее мокрое лицо заливает кровь. Если не дышит, значит, умерла, но почему кровь продолжает течь? Или жива? Или кровь еще какое-то время течет после? Данилыч не мог сообразить. Ему стало жаль жены.
